Выпуск II. Том 8 - Кристи Агата - Страница 2
- Предыдущая
- 2/103
- Следующая
Вообще-то Виола Марло принадлежала к той разновидности матерей, которые выполняют свои обязанности на расстоянии. Она главным образом занималась собственным здоровьем, поручив дочек нянюшкам, гувернанткам, учителям, а свою материнскую нежность проявляла в те редкие минуты, когда дети случайно попадались ей на глаза. Гектор Марло умер, когда Ирис было пять лет. Ей почему-то казалось, что он в неумеренных количествах потреблял алкоголь. Откуда взялись эти мысли — она и сама не знала, но они столь прочно овладели ее сознанием, что превратились в уверенность.
Семнадцатилетняя Ирис безропотно принимала все, что посылала ей жизнь, и вот наступил день, когда, облачившись в траур и отдав дань памяти матери, она переехала жить к сестре и ее мужу в дом на Эльвестон Сквер. Временами безысходная тоска охватывала ее. Предстояло вытерпеть целый год, прежде чем ей позволят появляться в обществе. Тем временем она три дня в неделю брала уроки немецкого и французского языков и, кроме того, посещала курсы домоводства. Но наступали минуты, когда нечего было делать и не с кем поговорить. Джордж был добр, приветлив и доброжелателен. Настроение его не менялось. Он всегда был одинаков.
А Розмари? Ирис очень мало видела ее. Та почти и дома не бывала. Портнихи, коктейли, бридж…
Она задумалась о Розмари. А что, в сущности, она знала о ней? О ее вкусах, запросах, сомнениях? Страшно подумать, как мало ты иногда знаешь о человеке, с которым столько лет прожил под одной крышей. Большой близости между сестрами не было.
И все-таки надо подумать. Надо вспомнить. Сейчас это может пригодиться.
Итак, казалось, Розмари была счастлива…
До того самого дня — за неделю до свершившегося несчастья.
Ей, Ирис, никогда этого не забыть. Все всплывает с кристальной отчетливостью — каждая подробность и каждое слово. Сверкающий полированный стол, опрокинутый стул, знакомый торопливый почерк…
Ирис, закрывает глаза, и память возвращает ушедшее…
Она входит в комнату Розмари, неожиданно останавливается. Увиденное поражает ее! Розмари сидит подле стола, уронив голову на распростертые руки, и исступленно, неудержимо рыдает. Ирис никогда не видела плачущую Розмари — и эти горькие, неистовые рыдания напугали ее. Да, Розмари только что оправилась от инфлюэнции. Всего лишь день-два, как ей разрешили вставать. А кто не знает, как расшатывает нервы эта болезнь. И все-таки…
Ирис закричала по-детски, испуганно:
— Розмари, что с тобой?
Розмари выпрямилась, откинула с искаженного лица волосы. Не без труда ей удалось с собой справиться. Быстро сказала:
— Ничего… ничего… не гляди на меня так!
Встала и, не взглянув на сестру, выбежала из комнаты.
Ошеломленная, растерянная Ирис подошла к столу. Она увидела собственное имя, написанное рукой Розмари. Ей писали письмо?
Ирис наклонилась, перед ней синел лист писчей бумаги, исписанный крупным знакомым размашистым почерком, волнение и поспешность сделали почерк еще более размашистым.
«Дорогая Ирис!
Нет нужды писать завещание, в любом случае мои деньги переходят к тебе, хотелось бы лишь распорядиться кое-какими вещами.
Джорджу отдай приобретенные им драгоценности и эмалированную шкатулку, купленную в день нашей помолвки.
Глории Кинг — мой платиновый портсигар.
Мейси — лошадку китайского фарфора, которой она всегда восхищалась…»
Письмо прерывалось какой-то немыслимой закорючкой, душившие Розмари рыдания заставили ее бросить перо.
Ирис окаменела.
Что это значит? С какой стати Розмари заговорила о смерти? Она тяжело болела инфлюэнцей, но теперь ведь она поправилась. Да люди и не умирают от инфлюэнции — по крайней мере, это не часто случается, а о Розмари и говорить нечего. Она уже совсем выздоровела, только чересчур ослабла и осунулась.
Ирис снова пробежала глазами письмо, на этот раз ее ошеломили слова: «в любом случае мои деньги переходят к тебе…»
Итак, впервые речь зашла об условиях, поставленных Паулем Бенеттом в его завещании. Еще будучи ребенком, Ирис знала, что Розмари завещаны деньги дядюшки Пауля, что Розмари будет богатой, а она сама почти бедной. Но до этой минуты Ирис никогда не задавалась вопросом, что произойдет с этими деньгами в случае смерти Розмари.
Если бы ее об этом спросили, она бы ответила, что деньги перейдут к Джорджу — мужу Розмари, и тут же бы добавила, что лишь безумец может думать, будто Розмари умрет прежде, чем Джордж.
Но вот перед ней написанное черным по белому, рукой Розмари. После смерти Розмари она, Ирис, становится наследницей. Законно ли это? Ведь муж и жена получают оставленные деньги, но не сестра. Если, конечно, Пауль Бенетт не оговорил это в своем завещании. Да, видимо, так. Дядюшка Пауль распорядился, чтобы деньги, если умрет Розмари, перешли к ней. Не так уж это несправедливо…
Несправедливо? Слово поразило ее, как мгновенная вспышка. А справедливо ли, что все деньги дядюшки Пауля достались Розмари? Эта мысль давно таилась в глубине души. Несправедливо. Они же были сестрами, она и Розмари. Дети одной матери. Так почему же дядюшка Пауль все завещал Розмари?
Всегда все доставалось Розмари!
Вечеринки и платья, любвеобильные юноши и потерявший голову муж. Единственная за всю жизнь напасть — поразившая ее инфлюэнца. Да и та продолжалась не более недели!
Ирис стояла возле стола и не знала, как поступить. Злосчастный листочек бумаги — может, Розмари специально оставила, чтобы слуги увидели его?
Поколебавшись, Ирис взяла листок, сложила пополам и засунула в один из ящиков письменного стола.
После рокового дня рождения он был там обнаружен и послужил еще одним доказательством (если нужны были какие-то доказательства) удрученности Розмари, вызванного болезнью душевного смятения, которое и натолкнуло ее на мысль о самоубийстве.
Нервное истощение в результате инфлюэнции. К такому выводу пришло расследование, и установлено это было с помощью Ирис. Мотив, может быть, и недостаточно убедительный, но вполне вероятный и потому допустимый. В тот год свирепствовала какая-то особо страшная инфлюэнца.
Ни Ирис, ни Джордж и подумать не могли о существовании какой-либо другой причины.
А сейчас, при воспоминании о сделанном в мансарде открытии, Ирис не находит объяснения своей близорукости.
Все происходило у нее на глазах! А она ничего не видела, ни на что не обращала внимания!
Внезапный скачок мысли, и в глазах поразившая всех в день рождения трагедия. Не надо думать об этом. Все кончено — хватит. Забыть этот кошмар, и это расследование, и искаженное ужасом лицо Джорджа, и его налитые кровью глаза. Лучше вспомнить о том, что случилось в мансарде.
Со смерти Розмари миновало около шести месяцев.
Ирис по-прежнему жила в доме на Эльвестон Сквер. После похорон поверенный семейства Марло, слащавый старикашка со сверкающей лысиной и бегающими злобными глазками, побеседовал с Ирис. В выражениях, лишенных какой бы то ни было двусмысленности, он растолковал, что по завещанию Пауля Бенетта все его состояние наследуется Розмари, а в случае смерти последней переходит к ее детям. Если Розмари умрет бездетной, состояние полностью переходит к Ирис. Состояние, как разъяснил поверенный, очень крупное и полностью поступит в ее распоряжение, когда ей исполнится двадцать один год или после замужества.
Тем временем прежде всего ей надо было найти пристанище. Джордж и слышать не хотел об ее отъезде, и, по его предложению, миссис Дрейк — сестра ее отца, материальное положение которой было вконец подорвано собственным сыном (паршивой овцой в семейном стаде), должна была скрасить одиночество Ирис и сопровождать ее в обществе.
Ирис, довольная таким поворотом событий, охотно с этим согласилась. Она хорошо помнила тетушку Люциллу — милую, застенчивую старушку, всегда державшуюся особняком.
- Предыдущая
- 2/103
- Следующая
