Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк. - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 45

• Предыдущая
• 45/100
• Следующая

— Я! Я! — слышалось то слева, то справа. Лазарус попросил оператора передать микрофон одному мужчине из первого ряда, который сразу же отозвался на слова Лазаруса. — Прошу вас.

— Меня зовут Оливер Шмидт. Я уже несколько месяцев жду, пока кто-нибудь предложит нам улететь. Временами мне казалось, что я единственный в нашем мире, у кого болит душа. Особых причин покинуть эту планету у меня нет — меня не пугает происшедшее с Мэри Сперлинг и Марион Шмидт. Всем, кому нравится эта планета — на здоровье, кто же может запретить? Но меня давно уже преследует мысль, что я больше не увижу Цинциннати, мне до чертиков здесь надоело, и я не согласен до конца дней поедать здешние лотосы! Я хочу зарабатывать себе на жизнь, черт побери!

По данным генетиков Кланов, меня хватит еще на добрую сотню лет, и я не вижу смысла в том, чтобы все это время пролежать на солнышке в грезах о завтрашнем дне.

Когда он закончил, раздалось множество голосов, наперебой требовавших предоставить им слово.

— Потише! Потише! — увещевал Лазарус. — Давайте не будем говорить одновременно, лучше выделите своих представителей. А пока прошу вас, — он велел поднести микрофон мужчине из левого ряда.

— Я не отберу у вас много времени, — начал мужчина, — потому что поддерживаю Оливера Шмидта. Я только хотел вам сказать о своих соображениях. Мне не хватает Луны. Да, да, Луны! У себя дома я любил сиживать по вечерам у открытого окна и, покуривая трубку, часами глядеть на Луну. Я не знал, что это может быть так важно для меня. Мне нужна планета с луной!

Следующий выступающий был еще менее многословен.

— Случай с Мэри Сперлинг хорошенько пощекотал мне нервы. По ночам меня преследуют кошмары, будто это я сам стал одним из малышей…

Долгожители наперебой приводили все новые аргументы. Кто-то напомнил, что их изгнали с Земли; на чем же была основана убежденность, что им разрешат вернуться? Лазарус решил ответить на этот вопрос сам.

— Мы многое узнали от джокайра, а теперь намного больше — от малышей. Это выводит нас на новые рубежи в научно-техническом прогрессе. На Земле с этим не могут не считаться. Мы вернемся на родную планету закаленными в испытаниях и сможем во весь голос заявить о своих правах. Мы достаточно сильны, чтобы их отстаивать.

— Лазарус Лонг… — прозвучал голос слева.

— Да, я слушаю вас, — он пододвинул микрофон к говорящему.

— Я слишком стар, чтобы пускаться в новые межзвездные перелеты, и слишком устал, чтобы в конце путешествия еще за что-то бороться. Что бы вы здесь ни решили, я остаюсь.

— В таком случае, — ответил Лазарус, — и обсуждать больше нечего, так ведь?

— Я имею право на собственное мнение!

— Вы его уже высказали. Теперь дайте слово другим.

Солнце опустилось за горизонт, и на небе появились первые звезды, а обсуждение все еще продолжалось. Лазарус понял, что это может длиться до бесконечности, и решил прекратить дискуссию.

— Все, хватит! — заявил он. — Мы, скорее всего, еще вернемся к обсуждению этой темы на семейных советах, а пока что давайте подведем предварительные итоги, чтобы посмотреть, чего мы хотим. Все, кто хочет возвратиться на Землю — становитесь справа от меня; кто хочет остаться — слева. Те же из вас, кто хочет отправиться на поиски новой планеты, оставайтесь здесь, по центру, прямо передо мной. — Он повернулся к помощнику. — Включите пока музыку, чтобы поторопить их.

Через минуту по всему побережью разнеслись волшебные звуки вальса «Голубой Дунай», перешедшие потом в ритмичный негритянский блюз начала XX века.

— Наверное, это ты подобрал записи? — спросил Барстоу, обращаясь к Лазарусу.

— Я? Нет, ты ведь знаешь, что у меня неважный слух.

Даже под музыку земляне разбивались по группам довольно долго. Последние аккорды знаменитой Пятой симфонии давно стихли, когда землянам удалось наконец разделиться на три части.

Слева от Лонга осталось около десяти процентов долгожителей, изъявивших желание остаться: большинство из них — это немолодые и усталые люди, чьи дни были практически сочтены. К ним присоединились юноши и девушки, никогда не видевшие Земли, и еще парочка бездельников среднего возраста.

В центре собралась совсем небольшая группа, не более трехсот человек, состоящая преимущественно из мужчин и нескольких молодых женщин, которые искали новых приключений и готовы были преодолевать все новые препятствия.

Основная масса долгожителей собралась справа от Лазаруса. Он смотрел на них и читал в их глазах счастливое возбуждение. Его сердце забилось от радости — ведь сперва он сильно побаивался, что его стремление вернуться поддержат немногие.

— Похоже, вы остались в меньшинстве, — обратился он к группе, оставшейся в центре. — Не стоит расстраиваться — времена ведь меняются.

На его глазах эта группка растаяла: разбившись по двое и по трое, люди делали свой окончательный выбор. Лишь очень немногие решили остаться на планете; основная же масса пополнила группу, стоявшую справа.

Когда выбор был сделан, Лазарус обратился к тем, кто решил навечно поселиться у малышей.

— Ну что ж, мои старички, вы можете вернуться на свои любимые луга и вздремнуть. Остальным же придется серьезно поработать над свершением наших дальнейших планов.

Затем Лазарус предоставил слово Либби, который объяснил, что возвращение домой не будет столь долгим и утомительным, каким было бегство с Земли или второй перелет. Энди отдал должное — и вполне заслуженно — научным достижениям малышей, которые во многом помогли ему справиться с задачей развития скоростей, превышающих скорость света. Если малыши действительно говорят правду, а не верить им нет оснований, то пределов тому, что Либби назвал «параускорением», не существует («пара-» — отклонение, потому что подобно световому приводу Либби оно воздействует на всю массу равномерно и ощущается человеком так, как гравитация, да и корабль не будет лететь сквозь пространство, а скорее двигаться в другом измерении).

— Проблема здесь не столько в том, чтобы привести корабль в движение, сколько в выборе оптимального потенциального уровня n-мерной гиперсреды с (n+1) степенью свободы…

Лазарус понял, что пора решительно вмешаться.

— Это твоя стихия, парень, и все мы доверяем тебе. У нас маловато знаний, чтобы обсуждать такие тонкости.

— Я только хотел добавить…

— Знаю. Но тебя уже занесло, поэтому приходится останавливать.

Кто-то из толпы успел выкрикнуть:

— Так когда же мы сможем быть дома?

— Не знаю, — ответил Либби, вспоминая о вопросе, который когда-то давно задала ему Нэнси Уизерол. — Я не знаю, какой там сейчас год. Но чтобы добраться туда, нам должно хватить не более трех недель.

Приготовления заняли несколько дней, ведь для погрузки землян на корабль потребовалось несколько сот ходок космических челноков. Расставание с долгожителями, которые предпочли остаться, проходило очень скромно, да они большей частью старались и не попадаться на глаза отбывающим домой землянам. Между двумя группами долгожителей будто кошка черная пробежала; разделение на берегу подчас разбивало давние дружеские и даже брачные узы, задевало чувства очень многих землян и оставляло неизбывную горечь. Единственным положительным моментом стало решение родителей мутанта Марион Шмидт остаться на приютившей их планете.

Лазарус отдавал приказания, готовясь отчалить на последнем челноке. Незадолго до того, как он собрался зайти внутрь, он почувствовал легкое прикосновение.

— Простите меня, — сказал юноша. — Меня зовут Хьюберт Джонсон. Я бы хотел полететь с вами, но мне нужно остаться здесь, чтобы уберечь мою мать от бурных расставаний. Если я прибегу в последний момент, то могу ли рассчитывать на то, что вы меня примете?

Лазарус осмотрел его с головы до ног.

— Ты уже достаточно взрослый, чтобы принимать самостоятельные решения.

— Вы меня не поняли. Я был любимым ребенком в семье, и моя мать буквально следует за мной по пятам. Мне с трудом удалось сейчас ускользнуть… Сколько вы еще пробудете здесь?

• Предыдущая
• 45/100
• Следующая