Когда я закрываю глаза, я вижу тебя - Франке Урсула - Страница 25

Если в то время, как клиент описывает свою историю или симптомы, у него возникают сильные эмоции или он очень взволнован, иногда создается впечатление, что им овладевает «что-то» или «нечто». Даже если клиент психически и физически воспринимает в себе это «что-то», он все же способен распознать это как не относящееся к нему самому. Прежде чем мы с ним исследуем его семейную систему на предмет взаимосвязей и объяснений, мы можем помочь ему сначала умерить это сбивающее с толку физическое состояние. Полезно направить его внимание на что-то конкретное, осязаемое, а именно на тело. Вопрос: «Как вы сейчас дышите?», снова прерывает автоматизированный процесс.

Если клиент жалуется на боли в сердце или давление в области живота или груди (эти ощущения могли стать отчетливей или усилиться из-за дыхания, поскольку он направляет свое внимание на тело), то терапевт может его спросить и тем самым пригласить к действию: «Что, если вы положите на это место руку?» В большинстве случаев прикосновение и тепло руки приносят облегчение. Иногда клиенту уже знаком этот симптом или у него есть связанные с ним ассоциации, которые дают больше информации о качестве и значении симптома. Иногда одно только предложение почувствовать свое тело приносит клиенту моментальное облегчение на физическом уровне.

Примеры

Клиентка одной моей коллеги, г-жа Макири, впадала на текущей индивидуальной терапии в такие физические состояния, которые, сопровождаясь сильными чувствами, наводили на мысль о сексуальном насилии. Именно во время телесно-ориентированных интервенций, таких как упражнения на дыхание, она испытывала глубокий шок. В повседневной жизни у нее во многих ситуациях без видимой причины возникало ощущение угрозы и невозможности себя защитить в сочетании со страхом, тошнотой и стыдом при контакте с людьми. В последнее время эти симптомы стали появляться часто, и она не знала, как с ними бороться. При этом никаких конкретных случаев она не помнила. Чтобы лучше разобраться со своим прошлым и обрести возможность снова жить нормальной жизнью, она решила сделать расстановку.

Поскольку ее собственная жизнь никаких объяснений не давала, я спросила, не случилось ли что-нибудь с кем-нибудь из женщин в ее семье. Она рассказала о своей тете, сестре матери, которая во время войны (она тогда была подростком), была изнасилована и вскоре после этого умерла. Рассказ клиентки сопровождался сильной физической реакцией: она начала дрожать и плакать, ее тошнило, она практически не могла дышать. Я расценила это как резонанс: как указание на то, что эти чувства, вызванные внутренней близостью с тетей, указывали на то, что пережила она.

Я попросила ее посмотреть на меня, положить себе руку на грудь, туда, где она ощущала самое сильное давление, и сделать глубокий выдох. Когда ее физическое состояние снова стабилизировалось и она согласилась следовать за этой динамикой дальше, я предложила: «Поставьте перед собой свою тетю и посмотрите на нее». Увидев ее дрожь и полный ужаса взгляд, я добавила: «Отойдите в своем внутреннем образе настолько, чтобы вы хорошо себя чувствовали и в то же время могли на нее смотреть». Она выдохнула и несколько успокоилась. Я вербально поддержала этот опыт: «Так лучше?» Она кивнула. «Теперь, глубоко выдыхая, посмотрите на тетю. Она глубоко и напряженно дышала: «Что произойдет, если вы скажите ей: «Ах, тетя!» Когда она произнесла эти слова, напряжение во всем теле спало. «Я вижу тебя, тетя». Она тихо улыбнулась. Я размышляла, не стоит ли, чтобы усилить образ, предложить ей поклониться, выдохнуть и согласиться, но она была в полном ладу с собой. Чтобы еще раз вербализировать улучшившееся состояние, я спросила: «Как вы сейчас физически себя чувствуете?» — «Хорошо. Легко». — «Ваш вопрос разъяснился?» Она кивнула.

Г-жа Иммер, около 35 лет, пришла на терапию вместе с мужем. Несколько лет назад она прекратила все отношения с отцом и спокойно жила со своей семьей. Услышав от других много хорошего о расстановках и о лежащем в их основе примирительном мышлении, она засомневалась, правильно ли она себя повела и не нужно ли ей возобновить с ним контакт. Она почтительно и с уважением говорила об отце и о своем решении оставить его и свой опыт в отношениях с ним в прошлом. В детстве он на протяжении нескольких лет подвергал ее сексуальному насилию, соседи заявили на него в полицию и его посадили в тюрьму. На своем жизненном пути клиентка нашла хороший способ жить в настоящем, обращенной к мужу и детям.

Теперь ей хотелось найти достойную и мирную позицию по отношению к отцу. Она рассказала кое-что из его истории: его отец, т. е. ее дед, практически с самого начала состоял в СС и до самой смерти был восторженным национал-социалистом. В расстановке в воображении, которую мы провели в присутствии ее мужа, она сначала не могла увидеть отца. Я восприняла это как указание на другую, более сильную связь, так что он практически не присутствовал в своей системе. Поэтому я попросила ее поставить его подальше, чтобы его было видно как расплывчатую фигуру. Когда она поставила за ним деда, оказалось, что лояльность сына по отношению к отцу была настолько глубока, что его собственная жизнь не имела для него никакого значения. Создавалось впечатление, что он разрушил свое семейное счастье, чтобы в душе остаться верным своему отцу. В его объятиях он нашел хорошее для себя место. Эта картина принесла клиентке большое облегчение. Она нашла подтверждение своим чувствам, своей внутренней правде и укрепилась в своем прежнем решении.

В начале терапии, уже на первой сессии, я собираю систематический анамнез и составляю генограмму семейной системы. В генограмме я помечаю тех членов семьи, которые, как я предполагаю, могут иметь значение для проблем клиента, и записываю важные данные по симптоматике и динамике. Хороший анамнез полезен, поскольку в ходе беседы нам представляются люди и события, которые позже потребуются нам для решения, и поскольку мы кое-что узнаем о значении этих людей в семейной системе и в отношениях с клиентом. На этой основе мы строим гипотезы, и, может быть, перед нашими глазами уже возникает образ, который указывает нам направление будущих интервенций.

К описанию симптома добавляется:

— биографический анамнез, то есть история и обстоятельства жизни клиента,

— структура его семьи с членами семьи и событиями, то есть семейный анамнез,

— особенности личной или семейной истории,

— ресурсы клиента и системы.

Если на индивидуальной сессии отводить на анамнестическую беседу десять минут, то всю подноготную можно не выспрашивать, терапевт должен сосредоточиться на существенной информации. Какие сведения важны и как их распознать? С одной стороны, знание о том, на какие события следует обращать внимание, нам дает описание порядков, представленное Бертом Хеллингером, а также наблюдение расстановок (см. Weber 1993; Hellinger 1994). С другой стороны, то, как клиент рассказывает о том или ином человеке или событии, показывает, насколько значим для него этот человек или это событие. И потом, мы можем доверить эти отдельные события, людей и динамики своей внутренней проверяющей инстанции: благодаря способности к резонансу наш организм через изменение модели дыхания и мышечного напряжения, через образы, мысли, ассоциации, раздражения и импульсы даст нам точный ответ на вопрос о значимости.

Экскурс: первое впечатление и восприятие атмосферы

Наряду со сбором «твердых данных», т. е. фактов, идет и тонкий поисковый процесс. По ходу беседы и расстановки терапевт может снова и снова уходить в свое собственное внутреннее пространство и пользоваться почерпнутыми там образами, идеями и фантазиями. Из этих неконкретных, не имеющих точного названия сфер часто выкристаллизовываются области, темы и структуры, которые по своему качеству отличаются от других и потому привлекают к себе внимание. Я всегда представляю себе образ прожектора на подводной лодке, обследующего в темноте морское дно. По опыту мы знаем, что в определенных местах нам скорее удастся что-то найти, и, натолкнувшись на особую информацию, мы будем внимательно исследовать, насколько она важна и интересна с точки зрения наших намерений.