Ангел в камуфляже - Серова Марина Сергеевна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/31
• Следующая

Она шипела что-то злобное мне в ответ, а я думала, что тон мною взят неверный и если продолжить в таком же регистре, то скорее всего вместо того, чтобы остаться под моим крылом, она уедет к мужу, а завтра прекратит свое существование на этом свете на радость «райским». Переживет Борис как-нибудь последний скандал, перетерпит.

— Ладно, Наташа, — перебила я ее самым миролюбивым тоном, на какой была способна, — давай поднимемся ко мне, и ты посмотришь, как мы с Борисом развлекались. Убираться я не стала перед тем, как его провожать пойти, тебя не ждала, сама понимаешь, поэтому следы всех наших занятий будут перед твоими очами. Пойдем?

— Пошли! — согласилась она с мрачной решимостью.

Едва выйдя из лифта, еще не подойдя к двери, я уже услышала, как надрывается звонками телефон. Психбольница!

— Наташка пропала, Татьяна Александровна! Эта дурища сумела выбрать момент, когда я отвлекся на пять минут, и сбежала, прихватив вашу машину! И дернул же меня черт оставить ключи от нее на видном месте!

Трубка вибрировала в моих руках от крика Владимира Степановича так, что невозможно было держать ее возле уха. Я протянула было ее Наташе, стоявшей совсем близко и слышавшей на этом расстоянии все не хуже меня, но она, округлив глаза, замахала в панике руками.

— Не вы первый, Владимир Степанович, сегодняшним вечером сообщаете мне об этом! — проговорила, смеясь, как только мне удалось подать голос.

Он оказался пораженным не самим этим известием, а моим смехом, совершенно неуместным даже с моей точки зрения, и в ответ издал лишь легкий хрип натруженного за день горла.

— Не волнуйтесь, — я мурлыкала со спокойствием кошки, уютно устроившейся среди подушек, — события под моим контролем, и ничего плохого вашей дочери не грозит. Пока, во всяком случае.

— Так она у вас?

Это было сказано с прежней силой, и я подумала — не разбудит ли его крик соседей. Наташа на этот раз глаза зажмурила и мотнула головой с такой силой, что волосы хлестнули ее по лицу. Интересно! Так бояться отца и решиться сбежать из-под его строгого запрета — это отчаянье надо иметь!

— Она была у меня, — принялась я врать экспромтом. — Сильно удивила своим появлением и заставила понервничать не меньше вашего.

— Доберусь я до нее, шалавы, — грохнул Шадов, — она у меня подумает о своем поведении! Почему вы не привезли ее обратно?

— Потому что я собиралась ее похитить. По-моему, я говорила об этом в парке. А к вам отправила, потому что в тот момент не имела другого выхода.

— Когда вы мне все расскажете и объясните?

— Когда это не сможет повредить ходу дела!

— Как это я могу повредить делу, позвольте узнать?

Кажется, господин Шадов теряет голову и начинает пробовать свое горло уже на мне.

— Не позволю! — оборвала я его, тоже форсируя голос, но пока не до крика, а до жесткости молибденовой стали. — И отчитываться перед вами не собираюсь! По-моему, мы этот вопрос обговорили достаточно подробно!

Я аккуратно положила трубку на рычаги, и она успела-таки хрюкнуть начальственным голосом в последний раз, в последний момент.

У Наташи пропал весь ее задор, и она смотрела на меня теперь, как на героиню, и мне это нравилось. На руку было.

— А кто меня еще искал сегодня вечером? — спросила с робкой надеждой, обмануть которую было выше моих сил. — Боря?

— Боря, Боря! — кивнула я нелюбезно и, ухватив за руку, потащила ее в комнату.

— Вот это, — указала я на стол, заваленный объедками, — все поле развлечений моих с твоим мужем. Постель показать? Иди!

Она уже упиралась, щебеча что-то невразумительное, но я силой продемонстрировала ей мое девичье ложе, действительно невинное с последней смены постельного белья.

— А теперь садись, на правах близкой родственницы, на его место, и давай немного потолкуем.

Она послушалась и опустилась в кресло, за стеклянный столик, где совсем недавно мотал щеками ее муж. Повернула бутылку наклейками к себе.

— Да, это его коньяк! — обрадовалась.

А я едва не взорвалась окатившим меня раздражением.

— Его, его! — сказала тихо, но так, что она вскинула на меня испуганные глаза. — А что ты думаешь, я его потчевать буду? — И, осознав свою ненужную резкость, добавила: — У него для этого жена есть.

И ее испуганный взгляд потеплел благодарностью. А я принялась за совсем ненужные мне объяснения.

— Я пешком шла, чтобы выветрить из головы то поганое впечатление, которое произвела на меня ваша соседка, ну, которая позвонила тебе, туда, к Шадову, с доносом, что Борис опять пьет и баб домой таскает в твое отсутствие.

— Откуда ты знаешь о ее звонке?

— Не держи меня за идиотку, подружка, с чего бы ты так резво примчалась отношения выяснять! И мой тебе совет, — я совсем сменила гнев на милость, но оставила пока обиженное выражение лица. — Меньше верь старым склочницам, а то, в возрасте, сама такой станешь.

— У тебя не найдется чистого бокальчика?

Нет, она все-таки очаровательна по-своему, эта Натулька, и я больше не могла по-прежнему ломать комедию, рассмеялась.

— Синицыны сегодня по очереди пользуются моей квартирой как питейным заведением!

Она улыбнулась тоже, принимая от меня рюмочку.

— Борис не знал, куда ты пропала с дачи, и это хорошо для всех, поверь мне. Поэтому и примчался сюда, услышав по телефону, что ты в безопасности, прихватив бутылку, чтобы отметить этот факт по-своему, и напился с радости. Теперь ты знаешь все про наш с ним праздник.

Я так и не хотела посвящать ее во все тонкости, а теперь в особенности, поскольку решила помочь Борису выпутаться из положения подобру-поздорову.

— Про какую безопасность ты говоришь, Таня? Я по-прежнему не знаю, что происходит, поняла только, что что-то ужасное, когда ты выдернула меня с дачи и когда отец решил затворить меня накрепко в своих хоромах.

— Что ты знаешь о неприятностях, происходящих в последнее время в делах Бориса и твоего отца?

— Немного.

Она отхлебнула из рюмки, поморщилась и глотнула еще.

«Напьется? — подумала я и успокоилась. — Нечем».

— Борис временами рассказывает мне о своих заботах и о неприятностях тоже, но в последнее время ни он, ни отец старались не говорить при мне на деловые темы. Борька отшучивался. Дом, говорил, загорается с разных концов, а мы его тушим, не беспокойся. Я ему верю. Он никогда не говорит впустую, даже когда шутит. А с недавних пор они меня одну отпускать перестали куда бы то ни было, оберегали. Знаешь, Танюш, как это неприятно! Отец — тот проще: помалкивай, мол, и не задавай вопросов. Придет время — выпьем и пошутим на эту тему.

Я щелкнула для нее зажигалкой и закурила сама, хотя сигарет сегодня сожгла многовато для одного дня, даже для такого длинного, как этот.

— Может, ты меня просветишь, подруженька? Отец сказал, что нанял тебя как частного детектива, чтобы расхлебала ты нашу кашу.

— Невкусная ваша каша, но куда деваться, придется расхлебывать. Вот я только что поцапалась с твоим отцом, потребовавшим от меня рассказать все и как можно быстрее. Что я на это ему ответила?

— Что это может повредить ходу дела…

— Прими такой ответ и ты и не задавай больше вопросов.

Она так неподдельно огорчилась, что мне опять стало ее жалко и неловко — за собственную жесткость.

— Наташ, Боря твой сейчас в большой беде. И ты вместе с ним — тоже, хоть и не подозреваешь об этом. Положение таково, что твое нахождение рядом с мужем сильно ослабляет его позиции, делает его более уязвимым. А без него на тебя немедленно начинается очень серьезная охота. Поэтому самое надежное — спрятать тебя от всех на свете.

— Сицилия! — прошептала она, глядя вниз.

Я проводила ее в ванную и стала стелить себе на диванчике, по-спартански, что, впрочем, учитывая царящую в мире теплынь, не так уж было плохо.

А чуть позже, присев на край собственной кровати, в которой нежилась сейчас Наташа, ответила на ее вопрос о том, куда я собираюсь завтра ее везти, где прятать.

• Предыдущая
• 17/31
• Следующая