Ты у меня одна (СИ) - Сергеева Оксана - Страница 39
- Предыдущая
- 39/73
- Следующая
— Ваня, я серьезно!
— И я серьезно.
Они спустились со второго этажа на цокольный. С первого раза открыть дверь заветной комнаты не получилось – не тот оказался ключ. Ванька рылся в связке, а Алёна засомневалась, стоило ли вообще все это затевать. Неудобно как-то… Она уже хотела остановить его, сказать, что передумала, но тут Ваня нажал на ручку, легко толкнул дверь и вошел в кладовку. Оставалось только шагнуть за ним следом.
В кладовке пахло пылью. Узкое окно под потолком скудно освещало комнату, потому пришлось включить свет.
Алёна чихнула.
— Будь здорова. Ну, Мурка, любишь ты озадачивать. — Шаурин почесал затылок и лениво огляделся. На полках алюминиевых стеллажей куча всяких коробок. И на полу тоже. Как среди всего этого барахла отыскать нужную?
Переступив порог комнаты, Алёна отбросила сомнения и неуверенность, вновь оживившись интересом. Пока Ваня раздумывал, то ли начать по одной стаскивать с полок коробки, то ли позвонить матери и спросить, в каком углу кладовки искать сохраненные раритеты, Алёна пробежалась по стеллажам нетерпеливым взглядом.
— Вань, ну вон же! — Чуть не подпрыгнула на месте.
— Где?
— Вон! — ткнула пальцем на верхнюю полку. — Написано: «игр.» Наверное, игрушки.
— И все-то она заметит, ты посмотри на нее… — певуче проговорил Шаурин и не спеша потянулся к белому пластиковому контейнеру. Осторожно снял его с полки и поставил на пол. Под крышкой оказалось именно то, что они искали – мягкие игрушки, машинки, детали от конструкторов, железная дорогая и много всякой всячины.
— Валяй, Мурка, вот мои сокровища. Изучай.
Алёна уселась на пол у коробки и решительно запустила руки в ее нутро. Чему-то улыбаясь, она аккуратно, словно боясь повредить, перебирала игрушки.
— Ах, вот этот знаменитый медведь! — С самого дна она вытащила некогда белого, но сейчас посеревшего от времени и пыли, мишку, пушистого и мягкого. — Которого ты кормил пюрешками…
— Мясной тушенкой, — хмыкнул Ванька, присаживаясь рядом на корточки. — Главный герой моего раннего детства.
— Блин, так здорово, — чему-то восхитилась Алёна и благоговейно прижала игрушку к груди. — Какой он классный!
Столько радости увидел Шаурин в ее глазах, что опешил невольно. А повод-то всего ничего — какой-то пыльный потрепанный мишка. Но такой счастливой она была — дыхание в груди замирало. Забыла будто, что не одна. Смотрела на этого медведя, скользя пальцами сквозь искусственную шерсть, и тихо улыбалась. Как будто это не у Ваньки, а у нее связаны с этой игрушкой самые приятные воспоминания. Улыбка та нежная, легкая чуть тронула красивые губы. Притаилась на них, готовая вот-вот исчезнуть. Вспорхнуть словно бабочка с цветка, испуганная легким дуновением ветра.
Так отличалась эта несмелая улыбка от той уверенной лучезарной, какую он привык видеть на ее лице. И так непохожа была его дерзкая и несгибаемая Алёна на эту маленькую и ранимую девочку, которая сейчас немного ссутулившись сидела на полу около огромной коробки детских игрушек и, не в силах поверить своему счастью, тихонько улыбалась, держа как будто самый дорогой в жизни и желанный подарок.
А Ванька боялся спугнуть эту улыбку-бабочку. Ни движением лишним, ни словом, ни даже вздохом не смея нарушать тишину. Казалось, вот-вот и растает она на розовых губах, и глаза станут, как обычно, холоднее…
Так хотелось удержать Алёну в этом состоянии – вцепиться в плечи, в руки, не дать исчезнуть этой томительной нежности. Но не смел шевелиться.
Напряженно вздохнув, Алёна посмотрела на медведя грустным прощальным взглядом, как на старого доброго друга, и встряхнула его, собираясь вернуть на место.
— Забирай его себе, — тут же вырвалось. — Если хочешь.
— Хочу. Очень хочу. А можно? — Глаза влажно блеснули, и, не дожидаясь ответа, она полезла к Шаурину обниматься.
Он прижал ее к груди так сильно, как только смог. С необъяснимым облегчением коснулся губами виска, вдыхая привычный и родной аромат ее волос, обжигаясь теплом, струящимся по ее рукам. Почему-то очень боялся, что Алёна сейчас заплачет.
— Ну какая же ты у меня дурочка, — разорвал шепотом эту мучительную неловкость.
У нее могло быть все и даже больше — что только пожелает, — а она вцепилась в этого старого потрепанного мишку и счастлива до умопомрачения.
Поцеловал ее в губы, в эту трепетную беззащитную улыбку. Целовал и не мог остановиться, запоминая таинственный очерк. Запечатлевая в себе.
Дыхания не хватало, но сил отбиться, чтобы сделать вдох, не находилось. Алёнка начала смеяться и тогда только оторвалась от Шаурина, утыкаясь в его шершавую щеку, глубоко втягивая с воздухом запах его кожи.
— Другим шубки-бриллианты подавай, а ты отхватила мишку и довольна, — хрипло, оттого грубовато проговорил Ваня.
— Ваня, — шепнула Алёна, — шубки-бриллианты – это хорошо. Но без этого я не умру. Не в этом же счастье.
— А в чем? Если ты сейчас хоть заикнешься о саморазвитии, самореализации и прочей своей лабуде, я тебя придушу, — шутливо пригрозил он, но глаза его правда опасно блеснули.
— Ну, пару месяцев назад я бы тебе именно так и ответила. А сейчас нет.
— Почему?
Алёна села прямо. Подобрала медведя, который, выскользнув из рук, полузабытый валялся на полу.
— Потому что я тебя тоже.
В кладовку заглянула Катя.
— А что вы здесь делаете?
— Агитплакаты рисуем против гонки вооружений, — показалось, недовольно ответил Ванька, стерев с лица наметившуюся теплую улыбку.
— Смешно. Но зачет сегодня у Алёнки, сам понимаешь, — довольно хмыкнула сестра. На ее белой футболке алела надпись «Плохого человека Катей не назовут». — И у родителей здоровский теперь прикид. Папе самая классная досталась: «Сделанный в СССР», а мамуля у нас и правда «superwoman», — Катя залилась звонким смехом.
— Я надеялась, что тебе понравится. И не только тебе.
Алёна поднялась с колен и быстро отряхнула джинсы.
— Угу, — кивнула Катюша и приобняла девушку брата, по-дружески свободно закинув руку ей на плечо, — а ты молодец. Я тебя недооценивала. И ничего даже, что блондинка. Ага.
— Ой, «зеленка» ты еще Катька, — рассмеялась Алёна и вздохнула с тайной грустью. Не хотелось отсюда уходить. Никакое шикарное место не сможет дать ей того, что она нашла здесь, в пыльной комнате среди кучи коробок всякого хлама. — Пойдем, секреты у нас тут были. — Вытянула Катю в коридор.
Ванька вернул коробку на место и закрыл кладовку. Втроем они поднялись по лестнице. На ступеньках первого этажа Катя притормозила.
— И давайте там заканчивайте секретничать, скоро обедать. Меня, вообще-то, мама послала за вами. А то будете потом, как отщепенцы, сами себе разогревать.
— Сейчас спустимся.
Пока поднимались в комнату, не обмолвились друг с другом ни словом. Алёна устроила медведя в кресле. Сама присела на кровать. Сначала на краешек, потом, осмелев, залезла на нее с ногами и уселась по-турецки.
— Не наигралась ты в детстве — то мультики смотришь, то медведя у меня отжала.
Шаурин вышел из ванной, но не спешил спускаться к обеду. Прилег на кровать, оперся на локоть, свободной рукой сжал Алёнкино колено.
— Не понимаешь ты меня иногда, да?
— Иногда? — мягко усмехнулся он. — Да я тебя вообще не понимаю.
— Как это?
— Вот так это. На свое понимание я уже не рассчитываю. Рассчитываю на другое.
— У меня было не такое детство, как у тебя. Так что на твое полное понимание я тоже не рассчитываю.
— А какое у тебя было детство?
Комнату затопила звенящая тишина. В такой — хрипнешь от молчания, а не от крика.
— Как в колонии строгого режима, — натянуто улыбнулась Алёна. — Шуметь нельзя, громко смеяться нельзя, плакать тоже нельзя. Любая активность пресекалась строгим: «Успокойся!». Меня все время пытались «успокоить», будто я какая-то нервнобольная. Тетушка своего-то второго ребенка не хотела, а тут ей такой подарочек достался в виде меня — подкидыш без роду без племени. Понятное дело… — пожала плечами.
- Предыдущая
- 39/73
- Следующая