На игле - Хаймз Честер - Страница 4

На низком комоде стояла лампа синего цвета, а на обеденном столе — красного. В душном воздухе едва слышно стрекотал стоящий на высоком дубовом комоде маленький вентилятор.

Телевизор был выключен, а радио работало. Шла программа для полуночников, из металлического динамика раздавался голос Джимми Рашинга. «Старая, как мир, любовь в сердце моем…» — пел он.

На диване, вполоборота, повернув голову к столу и похотливо улыбаясь, сидел с бутербродом в руке молодой негр в грязно-белой чалме и в длинном пестром балахоне.

Вокруг стола, сжимая в руке высокий стакан с темным ямайским ромом, танцевала хорошенькая мулатка в платье, очень похожем на мешок с прорезями для рук и головы. Это была высокая, худощавая женщина с узкими бедрами сборщицы хлопка и большими, налитыми грудями кормилицы. Она шаркала босыми ногами по циновкам и вздрагивала всем телом. Спереди из ее «мешка» то и дело показывались худые острые коленки, сзади, точно у курицы, что откладывает яйца, — узкие, подрагивающие ягодицы, а сверху, словно рыльца голодных поросят, выглядывали готовые выпрыгнуть наружу тугие груди.

У мулатки было длинное скуластое лицо с плоским носом, тяжелым подбородком и узкими желтыми глазами. На плечи падали густые, волнистые, густо смазанные бриолином черные волосы. Танцуя, она время от времени делала африканцу глазки.

Могильщик постучал в окно.

Мулатка вздрогнула и вылила ром на шелковую занавеску.

Первым увидел сыщиков африканец. Его зрачки побелели.

Затем, повернувшись к окну, заметила их и мулатка. Ее большой широкий рот с полными губами скривился от злобы.

— Убирайтесь отсюда, черномазые, а то полицию вызову, — закричала она глухим, срывающимся голосом.

Могильщик вынул из бокового кармана пиджака кожаный, на войлочной подкладке бумажник и показал ей свой полицейский жетон.

Мулатка помрачнела.

— Черномазые легавые, — злобно сказала она. — Только и умеете, что шлюх гонять. Чего вам надо?

— Войти, — сказал Могильщик.

Она посмотрела на стакан рома с таким видом, словно не знала, для чего он нужен, а потом, помолчав, сказала:

— Вам здесь делать нечего. Мужа все равно дома нет.

— Ничего, с тобой поговорим.

Она повернулась к африканцу. Тот заерзал на диване, явно собираясь ретироваться.

— Ты тоже останься. Поговорим с вами обоими, — сказал Могильщик.

Мулатка снова повернулась к окну и, прищурившись, окинула сыщиков быстрым взглядом:

— А он-то вам зачем сдался?

— Где дверь, женщина? — оборвал ее Гробовщик. — Вопросы будем задавать мы.

— Сзади, где ж еще, — буркнула она.

Сыщики пошли в обход дома.

— Давно я не видел такой хорошенькой киски, — заметил Гробовщик.

— А мне такой и задаром не надо, — заявил Могильщик.

— Не зарекайся.

Сыщики спустились по ступенькам в подвал, к выкрашенной в зеленую краску двери. На пороге, уперев руки в бока, их поджидала мулатка.

— Что-то случилось с Гасом, да? — спросила она. Впрочем, тревоги в ее желтых глазах не было. Зато был грех.

— А кто такой Гас? — спросил Могильщик, остановившись на последней ступеньке.

— Это мой муж, управляющий.

— А что с ним могло случиться?

— А я почем знаю? Это уж вас надо спросить. Не зря же вы здесь ночью шастаете… — Она осеклась, ее желтые глазки-щелочки злобно блеснули. — Только бы эти белые скупердяи не обвинили нас в воровстве. Специально, чтоб мы не смогли уехать в Гану, — добавила она своим глухим развязным голосом. — С них ведь станется.

— В Гану?! — воскликнул Могильщик. — В Африку? Вы уезжаете в Гану?

На ее лице появилось самодовольное выражение.

— Говорю же, в Гану, сколько можно повторять.

— А кто это «мы»? — поинтересовался Гробовщик, выглядывая из-за плеча Могильщика.

— Я и Гас, кто ж еще.

— Пошли в квартиру, там разберемся, — сказал Могильщик.

— Если думаете, что мы что-то украли, то вы пришли не по адресу, — сказала мулатка. — Нам чужого не надо.

— Пошли, пошли.

Она резко повернулась и двинулась по ярко освещенному коридору с побеленными стенами, вобрав голову в квадратные костистые плечи и вертя маленькими крепкими ягодицами, которые, точно головастики, сновали у нее под платьем.

У стены, рядом с шахтой лифта, стоял массивный темно-зеленый сундук, на котором значилось: «Пароход «Королева Мария». Не кантовать». Ручки сундука были перевязаны веревкой.

Сыщики переглянулись. С каждой минутой становилось все интереснее.

Оказалось, что забитая рухлядью квартира домоправителя выходила прямо в вестибюль. Войдя, они увидели, что африканец сидит на кончике стула со стаканом рома в руке и дрожит мелкой дрожью.

Радио было выключено.

Мулатка повернулась закрыть за собой дверь, и тут в дверях кухни появилось чудовище.

У обоих сыщиков от ужаса зашевелились на голове волосы.

Сначала им показалось, что это львица. У зверя были золотистая шерсть, огромная голова, стоящие торчком уши и сверкающие глаза. Таинственный зверь зарычал, и только тогда стало ясно, что это не львица, а громадная собака.

Гробовщик выхватил револьвер из кобуры.

— Она не укусит, — с презрительной улыбкой процедила мулатка. — Привязана цепью к плите.

— Вы что, с собой ее везете? — не скрывая удивления, спросил Могильщик.

— Это не наша собака. Ее хозяин — негр-альбинос по кличке Мизинец, он на Гаса работает.

— Мизинец, значит. Не твой ли он сын? — ввернул Могильщик.

— Мой сын! — Мулатка взорвалась. — Сколько ж мне, по-твоему, лет? Да он, если хочешь знать, старше меня.

— Почему ж тогда он называет твоего мужа отцом?

— А я почем знаю? Никакой Гас ему не отец. Муж где-то подобрал его и над ним сжалился.

Гробовщик незаметно толкнул Могильщика вбок, показав ему глазами на четыре коричневых чемодана из искусственной кожи, которые стояли у стены под обеденным столом.

— А где Гас? — спросил Могильщик.

Мулатка опять насупилась:

— Откуда я знаю. Пошел, наверное, на пожар поглазеть.

— А он, случаем, не за наркотиками отправился? — сделал предположение Могильщик, вспомнив карлика Джейка.

— Гас?! За наркотиками?! — Мулатка задохнулась от возмущения. — Нет у него такой привычки. Нет и никогда не было. К чему он привык, так это в церковь ходить. — Она помолчала и добавила: — Наверно, спустился в каптерку за сундуком, а его кто-то в коридор выставил.

— У Гаса, говоришь, такой привычки нет? А у кого есть? — не отставал Гробовщик.

— У Мизинца. Он героин употребляет. Я точно знаю.

— А откуда у него на героин деньги?

— Почему ты меня об этом спрашиваешь?

Могильщик перевел взгляд на перепуганного африканца.

— Что этот человек здесь делает? — внезапно спросил он.

— Это африканский вождь, — с гордостью сказала мулатка.

— Охотно верю, но на мой вопрос ты не ответила.

— Он продал Гасу ферму.

— Какую еще ферму?

— Соевую плантацию в Гане, куда мы едем.

— Твой муж купил у африканца соевую плантацию? — недоверчиво переспросил Гробовщик. — Что-то не верится.

— Покажи ему паспорт, — сказала африканцу мулатка.

Африканец выудил паспорт из складок своего балахона и протянул его Могильщику.

Могильщик не обратил на паспорт никакого внимания, зато Гробовщик взял его и, прежде чем вернуть владельцу, долго, с любопытством изучал.

— Я одного не пойму, — сказал Могильщик и, сняв шляпу, почесал голову. — Откуда у вас такие деньги берутся? Твой муж на зарплату домоуправляющего покупает в Гане плантацию, Мизинец героином балуется…

— Откуда деньги у Мизинца, я понятия не имею, — сказала мулатка. — А у Гаса незаконных доходов нет. Его жена умерла и оставила ему в Северной Каролине табачную ферму, а он ее продал.

Могильщик и Гробовщик опять переглянулись.

— А я думал, его жена — ты, — сказал Могильщик мулатке.

— Да, сейчас — я, — с победоносным видом ответила та.

— Выходит, он — двоеженец?

— Уже нет. — Она захихикала.