Курсовая и дипломная работа по обитателям болота. Дилогия - Черчень Александра - Страница 64

• Предыдущая
• 64/137
• Следующая

И ведь не объяснишь, что браслетики-лалы, которые надевают влюбленные, на наших руках — недоразумение! Просто один кикимор однажды захотел надеть на свою «кошку» ошейник, чтобы контролировать и всегда знать, где она. «Кошка» так сразу соглашаться не захотела, а потому немного сглупила… нацепив такой же и на своего «хозяина».

Поэтому минимум три месяца, пока не спадут лалы, мы с кикимором друг другу верны! Ведь эти игрушки связывают и эмпатически, то есть мы чувствуем любые сильные эмоции друг друга.

Феликс не горел желанием просвещаться и узнавать, каково быть женщиной, но за это ему пришлось и свои аппетиты ограничить.

Пока вспоминала, я уже вышла из центра города и попала в лесопарковую зону, которая раскинулась на многие мили вокруг. Мой же путь лежал вверх по очень широким светлым ступенькам, утоптанным дорожкам и изящным мостикам, перекинутым через быстрые, бурные ручьи, которые спускались по склону, на вершине которого и была конечная точка моей прогулки. Кален-Зар. Резиденция Гудвина и Мастеров, потрясающее место, от которого захватывало дух!

Ну и место моей работы, так как там дух у моих коллег по труду на благо Малахита захватывало так же и от эльфов. Эти прекрасные и не очень остроухие и являлись моей проблемой. А вернее, то, что их прелесть слишком высоко оценили болотные барышни.

Решить этот вопрос было сложно, но попытаться все равно стоило. Так как я хочу остаться. И приложить придется все усилия. Причем не только в работе, но и на поприще изменения общественного мнения.

Я, к сожалению, не раз вела себя неправильно. По сути, кидалась из крайности в крайность. С одной стороны, оправдание моим «качелям» есть. Стресс и новый мир, в котором у солнышка очень своеобразное излучение. Как говорил Феликс, в среднем адаптация переселенцев занимает тут от трех месяцев до полугода. Меня же «выгоняли из прежних рамок» настолько жестко и решительно, что итогом стало некоторое нервное расстройство.

Надеюсь, что теперь, осознавая причины, я смогу не только вести себя как полагается, но и исправить последствия предыдущих ошибок, которых было немало.

Ну, а работа…

Эх, психолог из меня очень-очень зеленый. До того как пропала мама, я поступила в педагогический институт и отучилась там аж полтора курса. Но потом произошло исчезновение единственного близкого мне человека, после этого, и так замкнутая, я закрылась еще больше.

Я вылетела из института, но после того, как немного выкарабкалась, решила не восстанавливаться на прежнем месте учебы, а пойти на психологию. В первую очередь для того, чтобы разобраться в себе. И проучиться там я успела чуть больше полугода.

То есть знания какие-никакие есть, а вот использовать их я толком пока не умею. Учиться придется в рекордные сроки и сразу на практике.

Кален-Зар, по сути, общественный центр. Он очень большой, и там, образно выражаясь, «всякой твари по паре». Безопасники, ученые-аналитики, общественные деятели, аристократы, ну, и я…

Улыбнулась, вспоминая презабавнейший паноптикум, обитающий в резиденции Гудвина. Стоит ли говорить, что меня теперь оттуда было не выкурить никакими средствами?

Нарушая плавное течение моих мыслей, раздались легкие шаги, и, подняв голову, я успела заметить, как из-за поворота быстро выходит высокий худощавый блондин. Мой взгляд встретился с шальными синими глазами, и физиономия парня расплылась в довольной улыбке.

— Юлька! Доброе утро!

Одна из причин, по которой меня было не выдворить из резиденции, за долю секунды оказалась рядом, не церемонясь обхватила меня рукой за плечи и, сорвав шляпку, чмокнула в макушку.

— Лель! — возмутилась я, глядя на шута из-под растрепавшейся челки.

— Я тоже рад тебя видеть! — заверил меня приятель и легонько щелкнул по носу. — Не хмурься, госпожа психейлог, тебе это не идет.

Обижаться на фаворита Гудвина у меня-не получалось просто физически. Все, что получалось, — так это простить его вот прямо сразу и расплыться в широкой улыбке. Шут был из той категории, которая или заражала окружающих своим настроением, или… безмерно им же раздражала. Я попадала в число первых.

— Ну да, — беззлобно проворчала я, скинув с плеча наглую конечность и всучив блондину шляпку, попыталась хоть немного привести себя в порядок. — Ты хоть головой убор снимать мог аккуратнее?!

— Не мог, — покачал головой Лельер, с улыбкой глядя на меня. — Ты, когда встрепанная, такая пушистенькая…

— И как я такая пушистенькая теперь на работу пойду?! Кто мне теперь с волосами поможет? — Я заметила, в какой усмешке расплывается лицо шебутного господина Хинсара, от которого выл весь двор, и поспешно сказала: — Свою кандидатуру не предлагай! Мне одного раза хватило.

В прошлый раз, после того как этот гад ни много ни мало искупал меня в фонтане, заплетал меня тоже он. Хорошо хоть фонтан был у нас дома.

В итоге у меня на голове красовалось много-много мелких косичек, которые он сделал с невероятной быстротой, и причем так, что я даже не почувствовала. А стало быть, и размеры подставы осознала, только когда посмотрела в зеркало.

Хуже только потом ругался Ла-Шавоир, который явился на завершающую сценку. Почему-то разобранный вид комнаты, снятой мокрой одежды в углу и меня в домашнем платье, с распущенными волосами, которыми занимался Лель, кикимора очень разозлил.

— И зря ты обижаешься: очень милые вышли тогда косички, — возразил шут, который, видимо, тоже все вспомнил. Потом протянул ладонь и шутливо дернул меня за светлую завитушку. — Но, если ты так решительно против моей кандидатуры, то могу порекомендовать зайти к Айлару! Он должен быть на месте. Насколько я знаю, у достопочтенного Мастера Тиса этим утром планировался разнос нерадивым подчиненным.

Я представила, как прошу Мастера Смерти о такой услуге, и, содрогнувшись, помотала головой.

— А что так? — ехидно спросил Лельер, склонив набок голову и вновь положив руку мне на плечо.

— Художественный беспорядок — это тоже хорошо, так как…

Договорить я не успела. Откуда-то из-за спины Леля раздалось выразительное:

— Кхе-кхе!

Шут обернулся и сделал шаг в сторону, открывая мне обзор.

Картина маслом. На дорожке стоит троица придворных дам из той счастливой группы а-ля «Клуб высоких леди».

Леди эти… заведовали культурной жизнью света. От политики они были далеки, зато диктовали правила придворного этикета и контролировали их соблюдение на балах и прочих светских мероприятиях. Так как официально супруги у Гудвина не было, ведь из-за скрытности правителя подданные даже имени и лица государя не знали, поэтому организацией светских приемов занимались наши матроны.

Шута они по вполне понятным причинам терпеть не могли. Лель им взаимностью не отвечал. Наоборот, при каждом удобном случае так и норовил оказать знаки внимания.

— Милые дамы. — Фаворит правителя лучезарно улыбнулся. — Так рано и такая краса в саду. Притом в тройном размере! Мое сердце не выдержит! Вы и солнце — это слишком много… яда.

«Милые» дамы окинули нас крайне осуждающим взглядом. Я мысленно представила, как мы сейчас смотримся: Лель меня обнимает, и в одной его руке моя шляпа, а я сама — растрепанная и раскрасневшаяся.

Непристойно!

На «мордолицах» блюстительниц нравственности это почти что высветилось.

Пожилая, судя по тому, что перья не блестели, грифона шагнула вперед и, разгладив темные юбки когтистыми, покрытыми шерсткой лапами, сказала:

— Доброе утро, господин Хинсар. И мы счастливы вас видеть… примерно в том же ключе.

— Полагаю, как именно вы мне «рады», предоставляется догадаться мне? — живо заинтересовался синеглазый шут.

— Верно, — сухо кивнула грифона, и темные глаза-бусины нехорошо сверкнули. — У вас это лучше получается. Ну и, собственно, только у вас хватит… непосредственности сказать такое вслух.

М-да… «Непосредственности». Как с ребенком обошлась.

— Леди Летиция, вы, как всегда, тактичны. — Лель едва заметно поклонился.

• Предыдущая
• 64/137
• Следующая