Что на самом деле сказал апостол Павел - Райт Том - Страница 9

Теперь попробуем соединить оба понятия («оправдание» и «эсхатология») и посмотрим, что из этого выйдет. Если под «оправданием», то есть решающим моментом спасения, имеется в виду исполнение завета, с одной стороны, и вердикт наивысшего суда, с другой, следовательно, оно приобретает эсхатологический характер: многовековые чаяния Израиля наконец–то осуществились. Вместе с тем, становится очевидно, что эсхатологическая надежда Израиля была не чем иным, как надеждой на оправдание, надеждой на то, что Бог, в конце концов, восставит избранный им народ.

Однако рассчитывать на окончательное оправдание можно только при определенных условиях. Если каждый отдельный иудей будет со всем присущим ему рвением соблюдать Тору, у него есть довольно неплохие шансы войти в число «истинных сынов Израилевых». Подробнее об этом я собираюсь рассказать в седьмой главе.

Пока же нам предстоит понять, какие соображения двигали Савлом из Тарса. В самом общем виде, их было три. Во–первых, он, несомненно, ревновал о Боге Израилевом и о Торе. Отсюда — все его благочестие, молитвенный пыл и рвение, с которым он изучал священные тексты. Однако его «ревность о Торе» не имела ничего общего с пелагианским самодовольным морализмом. Он «ревновал» только об истинном почитании истинного Бога и ради этого был готов на все, лишь бы искоренить всякую измену Закону и сбросить языческое иго, которое оскверняет Израиль и лишает его обетованной свободы. Во–вторых, Савл был убежден, что только безраздельная преданность Торе в настоящем позволит ему и его соплеменникам в будущем, когда ГОСПОДЬ придет, чтобы судить и спасти свой народ, войти в число оправданных. А в–третьих, он хотел приблизить этот день и ради этого считал необходимым любой ценой, не исключая и насилия, вернуть иудеев к Торе. В сознании Савла эти идеи были неразрывно связаны. Они определяли не только его образ жизни, но также политические и общественные цели. Собственно эти цели и побудили Савла Тарсянина просить у первосвященника полномочий, — следует заметить, что у него как у фарисея никаких собственных прав не было, — отправиться в Дамаск, чтобы разыскать там христиан и под стражей доставить их в темницу, «и мужчин, и женщин». Еще бы, ведь это те самые отступники–иудеи, которые сбивают Израиль с истинного пути служения истинному Богу. Наконец, наступил тот день (ученые потом назовут его «вехой» в мировой истории), когда Павел вышел на дорогу в Дамаск.

Павел нимало не сомневался в том, что в момент обращения он действительно видел Иисуса. Как следует из Первого послания к Коринфянам (1 Кор 15), он был убежден, что после Воскресения Иисус явился апостолам, а вот позже, когда другие только мечтали Его увидеть, тот же Христос явился ему. Говоря словами евангелиста Луки, Павел увидел воскресшего Иисуса «по вознесении». Однако в своем повествовании он не прибегает к языку мистического видения, рассказа о религиозном переживании, лишенном всяких конкретных признаков времени и места. Не говорит он и о том, что Иисус таким же образом являлся ему и после обращения, хотя, став христианином, постоянно чувствовал Его присутствие, любовь и заступничество. Он говорит лишь о том, что видел «здесь и сейчас», своими глазами в самом прямом смысле.

Это особенно важно, поскольку значимость случившегося на пути в Дамаск можно объяснить только тем, что Павел смог удостовериться в телесном воскресении Христа. Осознание этого факта не позволит излишне «одухотворять» или психологизировать событие и воображать, что, дескать, в течение многих лет Савла мучила совесть, и вдруг небывалое религиозное переживание враз избавило его от всех терзаний, и теперь он может радостно начать новую духовную жизнь. С другой стороны, в этом свете становится видна вся нелепость расхожих представлений о том, что: (а) до обращения апостол Павел считал, что распятый Иисус из Назарета проклят Законом Моисеевым; (б) после обращения он осознал, что Бог упразднил «клятву закона», то есть (в) Закон устарел и более не имеет силы, а значит, (г) пора идти и возвещать миру, что народом Божьим могут стать и те, кто не соблюдает Закон. Даже если во всем этом есть крупица истины, прямого отношения к происходящему эта истина не имеет.

Важно другое: лежащий на дороге в Дамаск, ослепший, возможно, ничего не соображающий Савл вдруг осознает, что ныне, в «половине времен», единый истинный Бог совершил для Иисуса из Назарета то, что, казалось бы, в конце времен Он должен совершить для всего Израиля. Савл думал, что ГОСПОДЬ оправдает претерпевший от язычников Израиль. Вместо этого Он оправдывает претерпевшего от язычников Иисуса. Савл был уверен, что близятся огромные перемены, апокалиптические события, и совсем скоро ангельские трубы возвестят о наступлении Царства Божьего, неправда отступит перед праведностью, зло будет побеждено раз и навсегда, и начнется «жизнь будущего века». Все это — и перемены, и воскресение — действительно наступило, но только для одного человека. Что это могло означать?

Ответ лежал на поверхности. Иисус из Назарета, которого последователи считали Мессией, тем, в ком осуществилось предназначение Израиля, казался Савлу, скорее, самозванцем, беспомощным перед язычниками и способным лишь на то, чтобы собрать вокруг себя группку невежд, не почитающих самое святое для иудея — Тору и Храм. Однако воскресение показало, что Его последователи правы, и позднее в лучшем из своих посланий Павел будет писать об Иисусе как о Мессии, родившемся «от семени Давидова, по плоти» и открывшемся Сыном Божьим (то есть Мессией) «по духу святыни, через воскресение из мертвых» (Рим 1:4). Воскресение означало, что Иисус Христос есть посланный Богом истинный Мессия, в котором исполнились данные Израилю обетования.

А коль скоро Иисус действительно Мессия, а его смерть и воскресение знаменовали окончательную, дарованную Богом победу над злом и оправдание «сынов ГОСПОДА», значит, «будущий век» уже наступил, уже вступил в свои права, даже если нынешнее время греха, противления и злобы еще не исчерпалось. Савл все очетливее осознавал, что все прежние представления о том, как ГОСПОДЬ осуществит свой спасительный замысел, придется пересмотреть. Выходит, он, Савл, ничего не знал ни о праведности Бога, ни о Его путях, ни о том, как исполнятся обетования Завета. Смерть и воскресение Иисуса Христа, оказывается, были тем самым долгожданным апокалиптическим событием, в котором Бог явил свою верность Завету и открыл свой замысел о мире («открыть» по–гречески — apokalypso, откуда «апокалипсис» и все производные). А значит, Савл уже достиг конца времен, даже если время течет, как и прежде. Нынешний век и век будущий сплелись в петлю, и его этой петлей поймали, а точнее, вытащили, чтобы он мог служить тому же Богу, но по–новому, с новым знанием, которого прежде не замечал. Если же будущий век уже наступил, если воскресение действительно произошло, значит, пора звать язычников.

Видение на пути в Дамаск открыло Павлу перспективу совершенно новую, но, вместе с тем, глубоко и прочно укорененную во всем предшествующем богословии Завета. В Мессии Иисусе достигло своей полноты и осуществилось предназначение Израиля. Жизнь будущего века вступила в свои права, и отныне Савл будет свидетельствовать о ней. Именно ему предстоит убеждать язычников в том, что есть только один истинный Бог, Бог Израилев, ГОСПОДЬ, Который в Иисусе из Назарета победил зло и установил царство милости и правды.

Иными словами, у Савла из Тарса теперь появилось новое призвание. Оно потребует не меньше рвения и сил, чем его прежние труды. Савлу из Тарса предстоит стать глашатаем Царя.

Отделить «обращение» от «призвания», на наш взгляд, довольно просто. Первое — факт нашего внутреннего опыта; то, что происходит с нами, когда мы внутренне «оборачиваемся» или нас заставляют «обернуться»; иными словами, глубинная перемена всего нашего естества. Второе же касается наших занятий, то есть внешней деятельности. В современном западном мире найдется немало людей, которых «обращение», то есть религиозный опыт, так и не приводит к открытию нового «призвания». Управляющий банка, став христианином, возможно, будет иначе себя вести, но вовсе не обязательно сменит работу.