Иисус. Надежда постмодернистского мира - Райт Том - Страница 16

Результатом предпринятых мною исследований стало выявление двух великих символических действий. Одно из них мы уже рассмотрели и вернемся к нему еще: поведение Иисуса в Храме объясняется его критической оценкой иудейской символики. Настало время перейти ко второму. Желая собрать воедино положительные символы, избранные самим Иисусом, представим себе молодого провозвестника Царства, отмечающего со своими двенадцатью ближайшими учениками величайший из израильских праздников, символизирующий освобождение, Исход, завет и прошение. Если отрицательные символы, ставшие воплощением критической оценки Иисусом своих современников, вылились в изгнание торговцев из Храма, то положительные символы его собственного подвига сошлись воедино в пасхальной горнице. Осознание этого подводит нас к главной теме следующей главы.

Чтобы подвести итоги последних трех глав, позвольте мне в трех пунктах изложить результаты наших исследований.

Прежде всего, в свете сказанного не следует удивляться, что в представлении многих Иисус «совращал народ с пути истинного» Иудеи обладали целым арсеналом определений для людей, проповедовавших чуждые учения и совершавших чудеса и знамения с целью заставить израильтян нарушить верность традициям предков. Лжепророк, непокорный священник, непокорный сын — многое свидетельствует о том, что в определенный момент времени Иисусу было брошено каждое из этих обвинений. В частности, раввины более позднего периода изображали Иисуса неким чародеем, выступавшим в роли лжепророка. В основании этого, вероятно, лежит один из моментов суда Каиафы.

Во–вторых, теперь у нас есть возможность ответить на один из древнейших вопросов о Божьем Царстве «С точки зрения Иисуса и в свете его служения, к какой эпохе принадлежало Царство Более, к настоящему или будущему?» С учетом места, которое, наряду с другими проповедниками царства и предводителями пророческих и мессианских движений, занимал в контексте иудаизма первого века пашей эры сам Иисус, ответ на этот вопрос очевиден. Задав его Бар–Кохбе в 133 году нашей эры, вы бы услышали: «Верно и то, и другое. Отрицать то, что Царство относится к настоящему времени, означало бы отрицать роль его самого как истинного вождя, призванного даровать искупление Израилю. Если Царство Божье еще не приблизилось, почему тогда он датировал свои монеты первым годом? В то же время отрицать его принадлежность будущему времени было бы абсурдно. Окончательное торжество Царства Божьего должно было ознаменоваться поражением римлян и восстановлением Храма. Осознание неразрывной связи Царства Божьего не только с религией и моралью, но и с эсхатологией и политикой, а также с богословием, сводящим все воедино, может положить конец затянувшимся ученым спорам.

И наконец, что же можно сказать по отношению первых двух вопросов, которые стоят перед нами? В чем выражалась принадлежность Иисуса иудейской культуре своего времени? К достижению каких целей он стремился? По моему убеждению, личность и служение Иисуса неотделимы от современного ему иудаизма. Он выступал в роли пророка, предостерегая Израиль от гибельного пути и предлагая взамен нечто совершенно иное. Eгo стремлением было возрождение народа Божьего, истинное возвращение его из плена в Царство Божье. Однако этого невозможно было достичь, просто повторяя его откровения и символические действия, чтобы убедить как можно больше людей. Это должно было свершиться в ходе решающих событий, на которые указывали два его великих символических акта. Происшедшее в Храме свидетельствовало о мессианстве, Тайная Вечеря указывала на крест. Наше внимание теперь волокно обратиться к этому странному сочетанию идей, более значимому, но и более разрушительному в условиях того времени, чем все изученное нами ранее.

в предыдущих главах я постарался изобразить Иисуса из Назарета – пророка, возвестившего о приближении Царства Божьего. Он резко критиковал современный ему иудаизм, а также призывал слушателей следовать за ним по пути обновления и возрождения Израиля. В этой связи нельзя обойти вниманием два вопроса ,ответам на которые и будет посвящена данная глава: во–первых, считал ли себя Иисус Мессией, и если да, то в каком смысле? И, во–вторых, действительно ли он ожидал умереть, даже шел на смерть, исполняя свое призвание, и какое значение он придавал этому событию?

Предварительно остановимся на трех важных моментах. Едва ли к го–то из иудеев в первом веке мог бы подумать, что роль Мессии будет хоть в каком–то смысле божественной. Ни слова Петра «Ты Христос», ни вопрос Каиафы «Ты ли Христос?» не были продиктованы богословскими размышлениями о Троице. Также и выражения «сын Божий» и «сын человеческий», которые в определенного кругах иудеев, возможно, ассоциировались с Мессией, никоим образом не относились к божеству. Вопросы о том, считал ли себя Мессией Иисус или был ли он им в действительности, нельзя отождествлять с вопросами, являлся ли он воплощением израилевого Бога или считал ли себя таковым. Но не будем забегать вперед.

Во–вторых, пришло время положить конец молчанию, под маской благоразумия скрывающему лишь робость. Ведь именно она до сих пор мешает исследователям признать в Иисусе (выражаясь современным языком) серьезного, вдумчивого богослова. В последнее время мы убедились в том, что не только Павел, Иоанн и автор Послания к Евреям, но и Матфей, Марк и Лука были высоко одаренными и творчески мыслящими богословами. Почему же нас вынуждают видеть в Иисусе ограниченного, примитивно мыслящего человека, отказывая ему в способности продумывать свои действия–качестве, которым, без сомнения, обладали многие его современники и последователи?

В–третьих, наше желание понять, как воспринимал Иисус свое призвание, не означает попытку изучить особенности его психики. Получение четкой информации о психологическом состоянии кого–то из наших соотечественников, готового отвечать на вопросы на понятном нам языке, уже является достаточно сложной задачей. Предположить возможность достижения тех же результатов с человеком, принадлежавшим другой эпохе и культуре, — все равно что с завязанными глазами искать в темной комнате черную кошку, которой там, вероятнее всего, нет. Однако, с исторической точки зрения, мы имеем возможность исследовать осознание человеком своего призвания. Мы можем проделать это в отношении Павла, Иоанна Крестителя или даже императора Августа. Тем более это возможно в случае со столь самовлюбленным человеком, как Цицерон. В одной из недавно изданных книг подобная попытка была предпринята в отношении таинственного «Учителя праведности, оставившего след в содержании свитков Мертвого моря. Мы можем исследовать их слова и поступки, а также с большой долей вероятности догадываться об их целях и желаниях. Тем самым мы не подвергаем этих людей психоанализу. Мы лишь выполняем обычную работу историков.

Итак, каким же представляли себе Мессию иудеи, жившие в период второго Храма? Прежде всего, следует отметить отсутствие в первом веке единого и общепринятого понятия Мессии. Идея самого царства гораздо шире мессианской. Необходимо принимать во внимание реальные обстоятельства жизни Израиля, а также ожидания царей, будь то династия Хасмонеев или Иродов. Надежды и чаяния правителей никогда не существовали сами по себе, но являлись точным отражением надежд и чаяний всего народа на освобождение, на окончание изгнания, на победу над злом и возвращение Яхве на Сион. Грядущий Царь должен был совершить два главных подвига, о чем свидетельствуют многочисленные литературные источники, а также история жизни и деятельности израильских царей. Прежде всего он должен был построить или восстановить Храм. И кроме того, ему предстояло вступить в решающую схватку с врагом. Первым деянием Давида после показания его на царство стала битва с Голиафом, а последним — проектирование Храма. Иуда Маккавей нанес поражение сирийцам и очистил Храм. Ирод одержал победу над парфянами и восстановил Храм. Бар–Кохба, последний из претендентов на роль Мессии, мечтал о победе над римлянами и повторном восстановлении Храма. Таким образом каждый из них стремился добиться исполнения пророческих обещаний, данных Израилю, и даровать миру божественную справедливость. Для ответа на вопрос «Считал ли себя Мессией Иисус?» необходимо убедиться в его намерении выполнить эти две задачи.