Заблудившийся звездолет. Семь дней чудес - Мошковский Анатолий Иванович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/61
• Следующая

Вова завертелся на парте и нехотя подошел к Андрею.

И тут Боря опять спохватился: ну зачем прицепился к Цыпленку?

Прозвенел звонок.

В класс вошла Нина Петровна, учительница русского языка, и начался урок. Боря сидел на парте криво, полуобернувшись карманом к окну, чтоб никого больше не задеть Хитрым глазом. И так ребята не пришли еще в себя: переговаривались, посмеивались. Но уши у всех почти достигли обычных размеров.

— Что с вами, приятели? — спросила Нина Петровна. — Бас как подменили!

— Нет, — гордо заявил Андрей, — нас никто не мог подменить, — это мы, и мы не отступим и не покоримся ему!

— Кому? — поинтересовалась учительница.

— Тому, кто хочет с нами что-то сделать… Не отступим!

— Я что-то не очень понимаю тебя… Нельзя ли ясней?

«Он еще не совсем в себе, — подумал Боря, — но о чем-то догадывается».

— Нельзя.

Нина Петровна уставилась на ребят.

— А ты, Крутиков, чего скособочился? Боря не сдвинулся с места.

— Почему ты не смотришь в лицо, когда с тобой говорят?

Боря до боли в шее повернул к учительнице голову, а корпус с приборчиком в кармане оставался повернутым к окну.

— Я…, я…, я…, не могу! — вырвалось у него, и Андрей засмеялся; ага, значит, действие Хитрого глаза уже кончилось!

Лишь только учительница отвернулась, Боря соскользнул на пол, вытащил из кармана приборчик, положил в парту Хитрым глазом вверх и снова сел.

В школе было тихо, шли занятия, но вот вверху, над головой, где был седьмой «В», стал нарастать непонятный шум. Он становился все громче — кто-то резво прокричал петухом, застучал крышкой парты, засвистел, забил ногами в пол, точно отплясывал чечетку. С потолка на Борину парту упал кусочек побелки.

— Да что они там? — спросила Нина Петровна. — Ведь так нельзя вести урок. Учитель заболел?

— Не знаю, — сказал Вова.

— А ну-ка, Цыпин, сбегай проверь.

И Вова исчез за дверью.

Минут через пять он вернулся, очень бледный. Только уши его — обыкновенные маленькие уши — были красные.

— Что там? — спросила Нина Петровна.

— Не знаю, — пробормотал Вова. — Они там все кричат, и пляшут, и бросаются учебниками. Я открыл дверь, и в меня чуть не попали… И уши у них…

— Но учитель? — спросила Нина Петровна. — У них есть в классе учитель?

— Есть, — сказал Вова и замолк, проглотив слюну.

— Что же он смотрит?

— Он… Он тоже пляшет с ними, и у него тоже…

Сердце у Бори екнуло, и он мгновенно положил приборчик Хитрым глазом вниз. Шум над головой пошел на спад, и уже можно было продолжать урок. Но странное дело: чем спокойнее становилось над головой, тем громче давал себя знать шестой «В» — класс, расположенный под ними; оттуда доносился хохот, визг.

Брови Нины Петровны сошлись на переносице.

— А там что творится?

Боря тут же переложил приборчик из парты в карман брюк, и шум внизу стал затихать. Больше всего Боря боялся, что его вызовут к доске: сможет ли он стоять так, чтоб Хитрый глаз ни на кого не смотрел? Да и уроки он не сделал.

Борю не вызвали. Он сидел и думал: как быть дальше? Ну хорошо, он отомстил — ох как отомстил всем за свои страдания! — но ведь через час они обо всем забудут и все останется по-прежнему: неприязнь к нему и…, и его лодка по-прежнему не ходит и не погружается… Какой же ему от всего этого толк?

И Боря стал думать, что бы такое ему предпринять.

Никогда еще не думал он так много. И так тяжело. Прямо голова вспухла.

Он сунул руку в карман брюк и вдруг наткнулся на маленького парашютиста, опутанного стропами, — забыл дома спрятать, — и тут его пронзила одна мысль… Как только раньше не догадался! «А что, если… — подумал он, и сердце его часто-часто забилось. Так просто и необыкновенно было бы это… И так потрясающе!

Если, конечно, получится. А для этого надо было забыть про всякую жалость и заняться Глебом. Он колотит маленьких, обманывает всех, боится дать на пять минут велосипед. А его еще жалеть?

Глеб сидел впереди, и Боря весь последний урок держал его под Хитрым глазом. Глеб, к счастью, вел себя прилично: не кричал, не бросался ни на кого с кулаками, а только непрерывно кривил свои узкие язвительные губы и подмаргивал Коле, сидевшему перед ним.

Как только прозвенел звонок с последнего урока, Боря очутился возле него.

— Попугай, — сказал он, — ты должен немедленно вернуть мне мой лайнер.

— Хоть сейчас! — тряхнул ушами Глеб.

— Тогда беги за ним, и чем быстрей, тем лучше… Принесешь к нашему дому, к Вовиному подъезду… Ты не забыл, где мы живем?

— Нет.

— Ну так беги!

И Глеб побежал. Он забыл даже положить в сумку учебники и тетради. Боря так торопил его потому, что опасался, что действие Хитрого глаза кончится, пока Глеб добежит до дому и с лайнером помчится назад. Ведь если Глеб хоть на треть лишится этого действия, он ни за что не отдаст ему лайнер! А если действие будет продолжаться, у Бори будет еще одна великолепная вещь.

Но это была только часть плана…

Главное — не робеть. Боря подошел к Вове и спросил:

— Слушай, ты умеешь запускать подводную лодку?

На него исподлобья глянули глуповато-ясные глаза.

— А тебе что?

Боря сразу понял: не умеет, иначе зачем же звал он тогда брата на пруд? Боря стал нервничать.

— Геннадий сегодня работает?

— А тебе зачем? — Вова, стоя на одной ноге, коленом другой попытался почесать подбородок: все сильнее действовал на него Хитрый глаз.

«Видно, он дома», — подумал Боря и не стал объяснять, зачем ему нужен Гена.

Поняв, что больше от Цыпленка толку не добиться, Боря провел карманом по мальчишкам.

— Ребята! — крикнул он. — Я хочу еще раз показать вам удивительное зрелище… Помните, как ныряла подводная лодка? Сейчас будет еще удивительней! Идите же за мной! Вперед!

Боря ринулся к дверям. И почти все, кто был в классе, кинулись за ним. Они бежали с криками радости и восхищения, толпой вырвались из класса, с тяжелым, слоновьим топотом пронеслись по коридору и затопали по лестнице вниз, не обращая внимания на учителей, шедших из классов с журналами и картами в учительскую.

У раздевалки Боря окриком остановил ребят, потому что все они забыли про свои пальто и куртки и даже Андрей — про черную кожанку.

— Одевайтесь!

Потом они помчались к его дому. Они бежали с такой скоростью, что Боря не мог угнаться за ними — а уж он-то как бегал! — и скоро очутился в хвосте, а потом отстал метров на десять.

Вот и их дом. И Вовин подъезд. Чтоб ребята не разбежались, выйдя из-под влияния Хитрого глаза, Боря не сразу пошел с Вовой за его братом, а минут десять, собрав всех в подъезде, где они тесно сбились, и повернувшись к ним грудью, подробно разъяснял предстоящее зрелище.

Вдруг сильно стукнула дверь, и в подъезд, обливаясь потом, ворвался Глеб с коробкой в руках. Лицо у него было такое же, как всегда, и тонкие губы почти не кривились, и уши стали обычными. И глаза смотрели по-прежнему — холодно и зло.

Боря растолкал ребят и выхватил из рук Глеба коробку. Удалось! Получилось! Обе вещи теперь у него! И громко сказал:

— Ждите нас здесь. Через пять минут мы с Вовой и Геннадием выйдем… Ура!

— Урра! — подхватил класс.

— Веди, — сказал он Цыпленку и подтолкнул его к двери.

Вова постучал. Открыла Вовина мама. Она сразу заметила перемену в сыне.

— Ты что так улыбаешься? А уши? Боже мой!

— У него сегодня хорошее настроение, а уши — временно, — тут же ввернул Боря, скромно стоявший с коробкой под мышкой за Вовой. — Он хочет спросить, не ушел ли Геннадий…

— Мамочка, Гена не ушел? — спросил Вова и расхохотался. — Где он?

— У себя. — Мама недоверчиво посмотрела на Борю.

Боре было не по себе: ведь не к кому-то идет — к Геннадию!

Идти к нему было страшно. Очень. Удрать? Но тогда все пропало!

• Предыдущая
• 48/61
• Следующая