Капитан Темпеста - Сальгари Эмилио - Страница 57

• Предыдущая
• 57/62
• Следующая

— Я нарочно приехал к тебе… с просьбой уступить мне эту пленницу вместе со всеми ее спутниками.

— Это ты-то… мусульманин?!

— Да, я. Эти люди находятся под моим покровительством.

— И ты воображаешь, что Мустафа и Селим будут смотреть на это покровительство сквозь пальцы?

— Пусть они попробуют наказать Дамасского Льва: войско боготворит его, и ни один человек из всей армии султана Селима не решится наложить на него руку, — спокойно проговорил молодой витязь.

— Тогда тебе пришлют из Константинополя шелковый шнурок.

— Он может затеряться на пути: Константинополь так далеко отсюда, — насмешливо возразил Мулей-Эль-Кадель.

— Наши галеры очень быстроходны. Они могут доставить тебе султанский подарок не далее как через пять дней. А чтобы он не был перехвачен, об этом мы тоже можем позаботиться, — в свою очередь, иронизировала Гараджия.

— Так ты намерена донести на меня? — спросил Дамасский Лев, пристально глядя в глаза своей собеседницы.

Молодая девушка подошла к нему, положила обе руки на его плечи и, так же пристально засматривая ему в глаза взглядом, напоминавшим взор разъяренной тигрицы, шипящим голосом произнесла:

— Что ты сделал с моим бедным сердцем, Мулей-Эль-Кадель!.. Как раньше, так и теперь ты прожигаешь его своими взорами… Я любила тебя, любила так горячо, как только могут любить женщины моего племени, а ты отверг мою любовь!.. И теперь ты, заставивший меня перенести такую муку, пролить столько жгучих слез, желаешь, чтобы я собственными руками отдала тебе эту гнусную христианку, которая насмеялась надо мной и которую ты… любишь?!

Спокойно отступив от молодой девушки, так что ее руки упали с его плеч, побледневший Мулей-Эль-Кадель молча отрицательно покачал головой.

— Ты заблуждаешься, Гараджия, — мягко, почти грустно возразил молодой человек. — Та мужественная и благородная венецианка, которая под именем капитана Темпеста совершала чудеса храбрости в Фамагусте, спасла мне жизнь, и Дамасский Лев опозорил бы себя навеки, если бы оказался менее благодарным, чем настоящие львы, обитающие в пустынях нашей Аравии; они никогда не забывают благодеяний и всегда стараются выразить свою признательность, чем только могут…

— Любишь ее, любишь, нечего вывертываться! — злобно кричала Гараджия, наступая с сжатыми кулаками на своего собеседника.

Дамасский Лев скрестил руки на груди и спокойно спросил:

— А если бы и так, то что же ты бы сделала, Гараджия?

— Что я бы сделала?! — прохрипела она, потрясая кулаками в воздухе. — Я сделаю то, что голова этой хитрой змеи, сумевшей прокрасться в сердце, оставшееся закрытым для меня, будет торчать на колу самой высокой из моих башен!.. Клянусь Кораном, что это будет сделано, а я не из таких, которые нарушают свои клятвы… Вот, подожди, дай только Метюбу привезти ее обратно…

— Метюба я надеюсь остановить в пути… во всяком случае не позволю ему высадиться здесь.

— Остановишь в пути и не позволишь ему высадиться?.. Ха-ха-ха! Посмотрим, как ты воспрепятствуешь ему в этом? Разве в твоем распоряжении целая эскадра, чтобы выступить против него?.. Да, наконец, разве я допущу тебя идти к нему навстречу? У меня здесь несколько сот людей, превосходно вооруженных, и этот замок — прекрасная крепость…

— Хорошо, об этих интересных подробностях мы можем поговорить в другой раз, — насмешливо прервал разошедшуюся комендантессу Мулей-Эль-Кадель. — Пока же — до свидания… или, вернее, — прощай навеки, Гараджия! Увидишь на что способен Дамасский Лев.

И, круто повернувшись, он с высоко поднятой головой, бледный, но полный решимости, направился к выходу.

— Берегись султанского шнурка! — крикнула ему вдогонку молодая девушка, имевшая теперь вид настоящей фурии.

— Не боюсь даже и этого шнурка! — не оборачиваясь ответил Мулей-Эль-Кадель.

Он готовился уже переступить порог, когда Гараджия, провожавшая его злобными глазами, вдруг с криком ярости догнала его. Мулей-Эль-Кадель быстро обернулся.

— Что еще нужно тебе от меня? — сурово спросил он.

— Подожди. Я хочу сделать тебе подарок, очень интересный для тебя. Я отдам тебе шпагу поддельного Гамида и капитана Темпеста, которой он на моих глазах победил лучшего бойца всего нашего флота. Можешь впоследствии присоединить ее к той, которая сбросила с коня тебя самого, как я слышала, тогда у тебя будут два знака памяти о той, которую ты любишь…

Заливаясь истерическим хохотом, она подбежала к стене, покрытой оружием, и нажала там металлическую розетку.

В тот же миг часть пола под ногами Мулей-Эль-Каделя опустилась, и молодой человек с криком ужаса, заглушённым торжествующим хохотом турчанки, исчез в образовавшемся проеме.

— Вот и попался, заносчивый рыцарь! — хлопая в ладоши, кричала Гараджия, кружась в дикой пляске по тому самому месту, которое поглотило Мулей-Эль-Каделя и снова быстро закрылось. — Попробуй-ка выскочить из этой западни! Ха-ха-ха!.. Хорошо я тебя поймала?.. Кричи теперь там!..

Она нагнулась к полу и стала прислушиваться. Из-под пола глухо доносились стуки и крики. Очевидно Дамасскому льву не очень нравилось в том мрачном подземелье, куда он так неожиданно попал, благодаря коварству прекрасной, но злобной хозяйки этого замка.

— Цел еще… не расшибся насмерть, как это случалось с другими, которых я туда спроваживала, — бормотала Гараджия, выпрямляясь. — Ну, теперь нужно заняться теми, которых привел с собой этот мусульманский отступник.

Она вышла в галерею, из которой виден был весь двор, где не сходя с лошадей, стоял отряд Мулей-Эль-Каделя, держа наготове длинные пищали с зажженными фитилями и обнаженные сабли.

— Тридцать человек! — прошептала Гараджия, лицо которой сильно омрачилось при виде этого отряда. — Ну, постараемся выиграть время; Метюб наверное уже недалеко отсюда, — заключила она, покидая галерею.

Вернувшись в свои покои, Гараджия позвала к себе дворецкого, ожидавшего ее приказаний насчет размещения и угощения Мулей-Эль-Каделя и его отряда. Это был старый, высокого роста, плотный евнух, с хитрым лицом и бойкими, шнырявшими по всем углам глазами; он принадлежал к числу самых близких доверенных Гараджии, от которых она ничего не скрывала.

— Подземелье надежно? — обратилась к нему Гараджия.

— Вполне, госпожа, — ответил старик. — Там только один выход, запирающийся дверью, обитой железом, которую не прошибет даже пушечное ядро.

— Позови ко мне начальника янычар и прикажи приготовить для солдат Мулей-Эль-Каделя закуску, кофе и сласти, пусть они спешатся, разоружатся и отдохнут, пока со мной будет обедать их предводитель. Ты им так скажешь. Понимаешь?

— Понимаю, госпожа. Но согласятся ли они на это?

— Разве ты сомневаешься?

— Сомневаюсь, госпожа.

— Да? Но все-таки нужно попробовать. Ступай и делай, что я приказала. Да пошли скорее ко мне начальника янычар. Я жду его.

Евнух поклонился и пошел распорядиться, чтобы было приготовлено угощение солдатам Дамасского Льва. Послав потом начальника янычар к комендантше, он вышел к Бен-Таэлю и сказал ему по возможности любезно:

— Предложи своим людям потушить фитили пищалей и сойти с коней. Мулей-Эль-Кадель обедает с моей госпожой и встанет из-за стола не раньше, как через час.

Бен-Таэль очень удивился.

— Мой господин обедает у твоей госпожи?! — вскричал он. — Быть этого не может!

— Почему же? — спросил евнух. — Что же ты в этом находишь невозможного? Разве твой господин не друг моей госпожи?

— Может быть, он и был им когда-нибудь, но в настоящее время он явился сюда не другом, — возразил араб, видимо, обеспокоенный. — Доложи моему господину, что мы будем ожидать его возвращения к нам, не сходя с седел.

— Напрасно, — заметил евнух. — Вон, видишь, вам уже несут и угощение от нашей госпожи.

Бен-Таэль пристально посмотрел ему в глаза и объявил решительным тоном:

• Предыдущая
• 57/62
• Следующая