На прозрачной планете (илл. В. Колтунова) - Гуревич Георгий Иосифович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/91
• Следующая

— А я думал конец пришел. Еле ноги унесли.

Виктор заглянул ему в глаза и понял, что не стыдно было испугаться,

— Опасная игрушка,- согласился он.

Но летчик уже не помнил об опасности. Он посмотрел на часы и сказал озабоченно:

— Пошли, надо спешить, Тася не любит, когда опаздывают к обеду.

Уже на склоне горы, когда подходили к вертолету, Ковалев заметил:

— Ты молодец, парень, не из робких. Только зеленый еще, своей головы не жалеешь. Я на фронте видел таких. Приходит в часть — подавай ему смертельный риск: «Хочу, чтоб в меня стреляли. Где здесь пули?» Ну и гибнет без пользы. А солдат должен жизнью дорожить, от пуль беречься, чтобы больше врагов уничтожить. Смелым надо быть вовремя…

Виктор с трудом сдерживал довольную улыбку. Летчик, фронтовик, признанный храбрец, назвал его «парнем не из робких». Значит, есть надежда, что он будет образцовым геологом.

И все-таки Виктор был немножко разочарован. Мечтая о путешествиях, в особенности после прощания с Еленой, он рисовал себе будущую жизнь суровой, полной лишений… Поездка на Камчатку представлялась ему незаурядным предприятием. Он снисходительно смотрел на товарищей, чьи пути кончались на Урале или в Восточной Сибири.

И вдруг вместо палатки, где ночуют на снегу и вода в чайнике замерзает к утру,Виктор оказался в хорошем бревенчатом доме; он спал на мягком тюфяке, с простынями, ел три раза в день за столом, накрытым скатертью, после рабочего дня мог отдохнуть за шахматами.

Обычно по вечерам все собирались в столовой,слушали московские передачи для Дальнего Востока или нескончаемые рассказы Петра Ивановича о геологических экспедициях в Якутии и на Кавказе, о снежных лавинах в Карпатах, пурге на Таймыре, землетрясении в Ашхабаде, об охоте на тигров в болотистой дельте Аму-Дарьи и на китов в Беринговом море. Тася слушала эти рассказы восторженно, Виктор- с интересом, а Ковалев- с недоверчивой улыбкой. Видимо, ему казалось странным, что Петр Иванович, этот медлительный человек, любитель поспать и покушать, мог переживать такие приключения.

— А вы не вычитали это?- спрашивал летчик.

Первое время Виктора удивляла желчность Ковалева.Почему он постоянно угрюм и раскрывает рот только для того, чтобы сказать кому-нибудь неприятность? Потом Виктор узнал,что летчик сердит не на людей, а на свою судьбу.В прошлом испытатель и истребитель, он сбил на войне шесть вражеских самолетов, сам трижды выбрасывался из горящих машин, был контужен, сломал ногу. А сейчас его летная жизнь подходила к концу, и с каждым годом ему все труднее было проходить через медицинскую комиссию. Ковалев нарочно забрался в глушь, где на целый год был избавлен от выслушивания и выстукивания. Старые раны, обиды на медиков, борьба с надвигающейся отставкой ожесточили его. Он стал резок, язвителен, часто задевал людей, даже безобидного Спицына.

— А разве это был тигр? Прошлый раз вы говорили про тигрицу,- возражал он, прерывая рассказ.

— Катерина Васильевна видела, спросите у нее,- обиженно твердил старик.

Но Катерина Васильевна отказывалась поддерживать спор.

— Все это пустяки,- говорила она.- Тигр, тигрица, какая разница? Давно это было. Сейчас ты и мухи не убьешь.

Спицына сама могла рассказать не меньше мужа, если бы захотела. Она сопровождала Петра Ивановича и на Кавказ, и в Якутию, тонула вместе с ним на Енисее, спасалась от лавины, землетрясения и тигров… Химик по образованию, она работала и коллектором-геологом, научилась спать на земле, есть всухомятку, грести по десяти часов в день или столько же времени идти на лыжах. Она не жалела об уюте, не искала его, не любила шить и готовить и с удовольствием передоверила хозяйство Тасе. Но раза два в месяц на Спицыну находили приступы хозяйственности. Тогда она начинала яростно кроить, вышивать или стряпать, чаще всего печь пирожки. На несколько часов дом наполнялся криком, чадом, а в результате на стол подавалось нечто жесткое и подгорелое. Ковалев наотрез отказывался есть. Виктор отламывал маленький кусочек, и только Петр Иванович, чтобы утешить жену, терпеливо доедал все до последней крошки.

Грибов не участвовал в общих беседах. Он вообще держался отчужденно, сразу после обеда уходил к себе в комнату и весь вечер писал докторскую диссертацию. Но ровно в восемь часов дверь в столовую открывалась и Грибов строго спрашивал:

— Тася, мы сегодня будем заниматься алгеброй?

— Девочка устала, пусть посидит,- отвечал Петр Иванович, всеобщий защитник.

Но Тася, суетливо схватив тетради, исчезала за дверью… С ее уходом сразу становилось тихо и скучновато. Никто не смеялся, не пел, не восторгался и не ахал. И Петр Иванович, скомкав рассказ, говорил, потягиваясь:

— Пожалуй, и я пойду поработаю…

— На боку лежа,- подсказывала Катерина Васильевна.

Петр Иванович, игнорируя нападки, важно удалялся и затворял за собой дверь. Через минуту из спаленки доносился стук сброшенных сапог и скрип кровати.

Виктор и Ковалев переглядывались с улыбкой. Спицына опускала голову.

— Стареет,- говорила она с грустной нежностью.- Подняться на холм- трудно, идти пешком — трудно, сидеть поздно- и то трудно. Дремлет целый день на работе.Статью заказали для «Бюллетеня»- второй год пишет. Поручили составить каталог — и то утомительно, ящики тяжелые. Пришлось самой взяться, кончать за него. А какой герой был! Волгу переплывал… В тайге две тысячи километров проходил за сезон. Все прошло. Теперь живем здесь, как в доме отдыха, пенсии дожидаемся.

«Как в доме отдыха!- думал Виктор.-Для Спицыных это дом отдыха, а для Елены подвижничество».

Вскоре уходила и Спицына. За ней поднимался летчик.

— Завтра полетим? — спрашивал он.- Тогда надо выспаться, пожалуй. Пойду придавлю минуток пятьсот.

Виктор оставался один, задумчиво разглядывал тропические узоры на заиндевевшем окне, и часто… чаще, чем следовало бы, перед ним появлялось смуглое лицо с черными бровями.

Довольна ли ты собой, Елена?Уютно ли тебе в увешанной расписными тарелками квартире Тартакова? Спокойна ли твоя совесть, когда в комоде ты натыкаешься на заброшенный диплом геолога-разведчика? И вспоминаешь ли ты человека, который думает о тебе на Камчатке?

Какая ты, Елена? Плохая или хорошая?

Ночь. Полутьма. Движок выключен, на столе- неяркая керосиновая лампа. Потрескивают догорающие угли в печке, скрипят половицы, трещит фитиль. Ночные звуки приглушены и разрознены, между ними длинные паузы. Вздыхает во сне Ковалев, скрежещет зубами и бормочет что-то. Хорошо, что спит, а то спросил бы: кому Виктор пишет и зачем? В тиши мыслям просторно. Перо так и несется, как будто на бумаге хочет пройти десять тысяч километров- от Камчатки до адресата,

«Какая же ты, Елена? Хорошая или плохая?

Ты отвернулась от меня, но это еще не основание для того, чтобы сердиться. В институте было три сотни девушек, все они выбрали не меня. Я ведь не самый лучший… И я хочу забыть о своей обиде, о себе, поглядеть на тебя со стороны.

Я вспоминаю тебя на практике в пустыне. Помнишь, мы шли по песку и по голым камням, не было воды, все изнывали от усталости и жажды, все хотели пить, у всех болели плечи и ноги. Но только ты одна ворчала, жаловалась, требовала сбавить темп, уверяла, что к тебе придираются. И Сошин сказал однажды: «Я вас отправлю в город с первым же вертолетом. Мне не нужны помощники, которые падают духом при первой трудности». Было это? Было. И тогда же ты сказала: «Юрий Сергеевич, испытайте меня. Дайте мне самое трудное задание». И в той же экспедиции два месяца спустя ты работала за счет своего отпуска, за счет отдыха, только чтобы увидеть результат. Ты была слабой и сильной в одной и той же экспедиции. Какая же ты на самом деле — хорошая или плохая?

Я вспоминаю тебя в институте… В научном студенческом обществе ты делаешь доклад «Геология Тихого океана». Эта тема обширна, как океан, она связана с происхождением Земли, с астрономией, философией, с любым разделом геологии. Материала слишком много для студента, а для Тихого океана ничтожно мало — сплошные вопросы и загадки, сплошные белые пятна. Можно было бы ограничиться пересказом, статей, но ты сумела связать их, объединить, проложить мостики через белые пятна… Тебя поздравляли после доклада, тебе жали руку декан и профессор, автор учебника океанологии. Отрывок из твоего доклада был напечатан в «Университетском вестнике». И ты сказала мне тогда: «Витя, я обязательно поеду на Тихий океан. Сошин говорил, что подземный рентген можно превратить в подводный. Изучить океаны геологически! На это жизнь положить не жалко».

• Предыдущая
• 34/91
• Следующая