Смертельные враги - Зевако Мишель - Страница 18

• Предыдущая
• 18/100
• Следующая

– Видите, шевалье, – сказал Сервантес, – днем, когда солнечные лучи палят слишком нещадно, от них можно укрыться под аркадами, покоящимися на этих тонких колонках. Этот трактирный дворик ни в чем не уступает двору самого роскошного замка. Здесь даже есть свой собственный фонтанчик, окруженный апельсиновыми деревьями, пальмами и цветами. Живительные струи поддерживают приятную свежесть, а цветы наполняют воздух своим ароматом. Чего же еще можно желать?

Наконец очаровательная пятнадцатилетняя девочка подала обед; это была дочь трактирщика, которую отец послал, чтобы оказать честь своим дорогим гостям.

Они беседовали, вовсю работая челюстями и запивая съеденное немалым количеством бордосских вин вперемежку с лучшими испанскими; когда Сервантес поведал свою историю, Пардальян сказал:

– Итак, вы были солдатом, храбро сражались в славной битве при Лепанто, где получили увечье, как я могу судить по вашей левой руке – вы двигаете ею с явным трудом; теперь вы служите в губернаторстве Индии и горите желанием обессмертить свое имя, создав некий нетленный шедевр? Черт побери! Да! Вы напишите этот шедевр, и ваша слава сравнится, а может быть, и превзойдет, славу господина Ронсара, которого я знавал!

– Что вам сказать, шевалье? До сих пор я терзался ужасными сомнениями. Но теперь я и с самом деле верю, что напишу если и не шедевр, как вы предполагаете, то уж во всяком случае, книгу, которая не пройдет незамеченной.

– Ага! Я был в этом уверен!.. Но скажите – почему сами-то вы сейчас уже не сомневаетесь?

– Потому что я наконец-то нашел образец, нашел своего героя, которого так долго искал, – ответил Сервантес с загадочной улыбкой.

– Отлично, разрази меня гром!

Тем временем дворик постепенно опустел. Лишь за столом на другом его конце осталась группа шумных собутыльников, хлопочущая служанка и дочь трактирщика, которая следила за тем, чтобы тарелки и стаканы двух новоиспеченных друзей были полны.

Сервантес осмотрелся кругом и убедившись, что никто не может их услышать, понизил голос и зашептал:

– А вы, сеньор? Вы говорили о какой-то миссии... Простите меня, но я умоляю видеть в моем следующем вопросе лишь желание быть вам полезным.

– Я уверен в этом, – отозвался Пардальян. – Итак, ваш вопрос.

– Потребует ли ваша миссия общения с королем?

– Общения... и столкновения! – четко произнес Пардальян, глядя испанцу прямо в глаза.

Сервантес молча выдержал взгляд шевалье, а затем, пригнувшись к столу, сказал очень тихо:

– В таком случае говорю вам: берегитесь, шевалье, берегитесь!.. Если вы появились здесь с намерением помешать политике короля, забудьте о том прямодушии, что светится в ваших глазах... Скрывайте свое лицо, наденьте на него непроницаемую маску, ибо здесь вы увидите лишь маски, лишь капюшоны с отверстиями для глаз... Следите за своими словами, за своими жестами, мыслями, ибо в наших краях ребенок, которому вы дадите кусок хлеба, птица, которая заденет вас своим крылом, – все, все выдаст вас и донесет на вас инквизиции... Если вы явились для борьбы, не доверяйте своей силе, своему окружению, своему уму!.. Всегда будьте начеку, шевалье, и смотрите не перед собой, но направо, налево, позади себя, оглядывайтесь по сторонам, но особенно назад, так как поразить вас попытаются именно в спину!

– Проклятье! Ваши слова производят впечатление, дружище!..

Обращаясь к девушке, Пардальян спросил:

– Скажите-ка, милое дитя, как вас зовут?

– Хуана, сеньор.

– А ну-ка, красавица Хуана, принесите мне еще апельсинового желе, оно необычайно вкусное, клянусь честью!.. И поищите-ка хорошенько у вашего многоуважаемого батюшки – не найдется ли у него еще бутылочки того сомюрского, к коему я весьма неравнодушен.

– Дон Кихот! – пробормотал Сервантес.

Десять минут спустя Хуана поставила на стол желе и вино и удалилась легким шагом.

– Итак, милейший господин де Сервантес, вы говорили, что... – беззаботно начал Пардальян, тщательно намазывая желе на медовую коврижку.

Секунду Сервантес ошеломленно глядел на него, потом тихонько покачал головой.

К тому времени они оказались во дворике одни.

– Известно ли вам, что такое король Филипп? – продолжал Сервантес по-прежнему шепотом.

– Недавно я видел его, когда он проезжал на носилках, и, клянусь честью, впечатление не из лучших.

– Король, шевалье, – это человек, который приказал отрубить голову одному из своих министров лишь за то, что тот осмелился заговорить прежде, чем получил высочайшее дозволение... Это человек, который в мельчайших подробностях записывает, в каком порядке он оставил бумаги на своем рабочем столе, дабы удостовериться, что ничья нескромная рука к ним не прикоснулась... Это человек, который преследует своей неумолимой ненавистью женщину, уже не любимую им, обрекая ее на медленную смерть в темнице, куда он приказал ее бросить... Этот человек явился сюда во главе армии, чтобы покарать безобидных ученых и мирных торговцев только за то, что они поклоняются иному богу, чем он... В действительности же их преступление состоит в том, что они обладают несметными богатствами, весьма пригодными для конфискации...

Там, где прошел этот человек, загораются костры, чтобы обратить в пепел тех, кого пощадила мушкетная пуля... В довершение ко всему, этот человек из ревности приказал схватить и умертвить в ужасных пытках своего собственного сына, наследника трона, инфанта дона Карлоса! Вот что такое испанский король, которого вы, шевалье де Пардальян, имели несчастье только что повидать!..

– На своем жизненном пути, уже довольно долгом, мне довелось сразить несколько довольно устрашающих чудовищ... Признаюсь однако, что никогда не встречал я столь полного, столь замечательного в своей уродливости образчика, как тот, чей портрет вы мне сейчас набросали. Именно его мне не хватало для моей коллекции, и все сказанное вами вызывает во мне яростное желание увидеть его поближе... хотя бы это и грозило мне, маленькому человечку, быть раздавленным и стертым с лица земли.

– Именно это и сказал бы Дон Кихот! – восхищенно воскликнул Сервантес.

– Простите?..

– Ничего, шевалье, так, одна мысль. И продолжал серьезно:

– Однако если бы дело было только в короле... это было бы еще не столь страшно...

– Как, сударь, есть еще что-то похуже?.. Если это так, значит, надо набираться сил, черт побери!.. Ну, ну, давайте ваш стакан... За ваше здоровье, господин де Сервантес!

– За ваше здоровье, господин де Пардальян! – отвечал Сервантес с мрачным видом.

– Ну вот, – сказал Пардальян, ставя пустой стакан на стол. – А теперь рассказывайте. Мне хотелось бы знать, каким чудовищем, еще более страшным, вы станете пугать меня теперь.

– Инквизиция! – выдохнул Сервантес.

– Фи! – звонко расхохотался Пардальян. – Вы, дворянин, и дрожите перед монахами!

– О, шевалье, эти монахи заставляют дрожать короля и самого папу!

– Прекрасно! Но что такое ваш король?.. Нечто вроде псевдомонаха с короной на голове. Что такое папа? Бывший монах в митре! Я еще могу понять, что монахи могут пугать друг друга, но нас? Фи! Впрочем, папу и даже папессу – вы, наверное, и не знаете, что была и папесса? – так вот, папу и папессу я держал в своих руках, и, клянусь вам, весили они не слишком много... Я погнушался сжать кулак, иначе бы они были раздавлены!..

– Замечательно! – воскликнул Сервантес, захлопав в ладоши. – Сейчас вы говорили совсем как Дон Кихот!

– Я не знаком с этим господином, но если он говорит так же, как и я, значит, это умный человек, черт подери!.. Если только он не сумасшедший... Как бы то ни было, будь этот Дон Кихот здесь, разумный он или безумный, он бы сказал, как и я: «Пейте, дорогой господин де Сервантес, пейте это светлое вино из моей страны такое шипучее, такое веселое, и вы ощутите, как улетучиваются мрачные мысли, которые преследуют вас.»

– Ах, шевалье, – сказал Сервантес, помрачнев, – не шутите!

И продолжал с выражением скрытого ужаса:

• Предыдущая
• 18/100
• Следующая