Сочинения - Патриарх Геннадий II Схоларий - Страница 2

8. Но увы! ты опочилъ ныне, блаженнейшій отецъ! Уста твои сомкнулись! Съ тобою замерли какъ твои, такъ и наши дальнейшія действія, — и теперь, можетъ быть, не одна словесная борьба предстоитъ намъ, но и борьба телесная. Те, которые удержаны были при жизни твоей личнымъ уваженіемъ къ тебе, ныне — восколеблятся; однимъ словомъ, сколько бурь возникнетъ въ умахъ и сердцахъ, увлеченныхъ собственными побужденіями! Конечно, некоторые предпочтутъ, неся твои тяготы, идти неуклоннымъ путемъ, — но другіе, увлеченные временными благами, совратятся! Въ отношеніи же къ намъ, те, которые, казалось, такъ горячо любили насъ, скоро, можетъ быть, окажутся нашими злейшими врагами, хотя мы ихъ ничемъ не оскорбляемъ, но лишь не хотимъ противустать истинному верованію нашихъ предковъ. Но мы не можемъ не скорбеть глубоко, что, утвержденные въ этомъ истинномъ верованіи, мы хранили молчаніе тогда, когда должно было говорить, — и говорили то, чего не следовало говорить. Но мы испрашиваетъ милосердаго прощенія Божіяго, которое врачуетъ обуреваемыхъ слабостями, свойственными человечеству, и которымъ по временамъ подвергались некоторые изъ знаменитыхъ учителей.

9. Такъ, дела Церкви и нераздельной ея сопутницы святой Истины, какъ при тебе, такъ и по смерти твоей, всегда охраняемы самимъ Богомъ; — но мы не услышимъ более твоей речи въ нашихъ совещаніяхъ; не будемъ уже иметь въ тебе советника во всехъ делахъ нашихъ; — ободрителя въ нашихъ правыхъ действіяхъ; — не будемъ теперь торжественно поражать техъ злобныхъ людей, которые изъ зависти клевещутъ наши верованія, — теперь, когда могущество твоего вліянія изчезло! Когда оно было съ нами, — мы видели въ немъ даръ Божій, — мы пренебрегали безумство противниковъ нашего исповеданія. Лишь ты одинъ, хранившій въ себе образецъ всего высокаго, могъ правильно ценить совершенство искуства, красоту речи, силу мыслей, правоту догматовъ, — и признавать ихъ безъ зависти въ другихъ. Никто не чувствовалъ более меня твоего превосходства въ таковыхъ качествахъ, и, по этому, могу ли я похвалиться въ томъ, что весьма естественно, — что я более всехъ любилъ тебя, чтилъ и мучительно изнемогалъ, видя тебя болящимъ; страдалъ вместе съ тобою; страшился предстоявшаго бедствія, — и что теперь, когда оно постигло насъ, — я недоумеваю въ моеме отчаяніи, что со мною будетъ теперь!

10. Теперь, — мы смолкнемъ! Мы сделаемся какъ бы тяжкимъ бременемъ для земли, удрученные скорбію твоей кончины, — мы все приверженные тебе чрезъ твою къ намъ дружбу, чрезъ твои добродетели и находящіеся въ безпрестанномъ опасеніи испытать вящшую злобу и поношенія. То, что было оплодотворено въ душахъ нашихъ, изсякнетъ въ самое то время, когда оно должно было принести плоды и когда мы вполне уразумели!

11. Увы! я беседую съ блаженнымъ отцемъ, какъ бы онъ еще былъ живъ и находился среди насъ; — но нетъ уже здесь его заботъ ни о мне, ни о васъ! Свергнувъ съ себя тяжесть бреннаго тела, которое онъ такъ изнурялъ для божественной мудрости и которое чрезъ то процвететъ новою вожделенною жизнію, въ возмездіе за его боренія ради добродетели, — онъ теперь духъ безплотный, пресыщается блаженствомъ небеснымъ, которое онъ давно предчувствовалъ и тщился заслужить, живя во Христе жизнію сокровенною! Онъ беседуетъ ныне со святыми учителями Веры, достойный во всехъ отношеніяхъ быть къ нимъ сопричисленъ! Уподобляясь имъ, онъ отрекся отъ всехъ прелестей жизни, съ которыми онъ даже не былъ знакомъ; предался Богу, и, для Бога, отдался въ послушаніе добродетельнейшему изъ нашихъ Церковноучителей того времени. Онъ ознаменовалъ себя какъ іерей; — онъ просіялъ будучи архипастыремъ; онъ безстрашно ратовалъ за Церковь и проявилъ себя тверже адаманта въ борьбе противу измененій въ Вере. Онъ чтилъ преданія предковъ, бывъ справедливо убежденъ, что они никогда не заводили тщетныхъ споровъ съ новоучителями, — и никогда не отвращались отъ истины, какъ безсмысленные дети. Онъ постоянно раделъ о своей пастве и притомъ въ самое трудрое время, — и даже въ свободныя минуты не вкушалъ сладкаго отдохновенія, борясь противу разныхъ искушеній злыхъ духовъ, но еще чаще противу козней человеческихъ, перенося все терпеливо и следуя примеру святыхъ отцевъ. Онъ претерпелъ бы большія страданія, еслибъ не простерло ему руку помощи сердолюбіе Монарха, который, более другихъ, дивился добродетели и мудрости этаго святаго мужа.

12. Прекратились ли его заботы о насъ теперь, когда онъ сподобился улучить блаженную жизнь, предавъ себя и насъ правосуднымъ судьбамъ Божіимъ? Но если же и тамъ праведники, следуя внутреннему побужденію, пекутся о насъ и о действіяхъ нашихъ, — то, конечно, блаженный отецъ, пріобщенный къ ихъ лику, призираетъ насъ.

13. Мы лишились его, увы! противу всякаго чаянія! Не осталось среди насъ наследника его доблестей и мы долго не увидимъ соединенія не только такихъ высокихъ добродетелей, но и меньшихъ, каковыя онъ вмещалъ въ себе. Подобно какъ прошедшій возрастъ нашъ не можетъ къ намъ возвратиться, такимъ же образомъ ни мы, ни потомки наши, не можемъ надеяться найти въ другомъ человеке такой души, такой небесный даръ слова!

14. Училища закрылись, соревнованіе къ красноречію угасло, добронравіе сделалось редкимъ явленіемъ, полезный трудъ не уваженъ, добродетель не имеетъ предпочтенія въ глазахъ властей, — она редко встречается, и только испытанія и случай проявляютъ ее по временамъ. Онъ же вмещалъ въ душе своей, какъ наследіе отцевъ, — и добродетель и мудрость въ высшей степени; разработывалъ ихъ какъ свое достояніе, и по этому нельзя удивляться могуществу его вліянія.

15. Но скорбь наша усугублена еще темъ, что онъ похищенъ изъ нашихъ объятій прежде, чемъ онъ состарелся въ пріотретенныхъ имъ добродетеляхъ, прежде, чемъ мы могли достаточно насладиться имъ, — во всей силе этой преходящей жизни! Ни порокъ, ни ухищренія не въ силахъ уже были поколебать его ума, ни совратить его души, такъ сильно она была пропитана и закалена добродетелью! — Еслибъ и сводъ небесный обрушился и тогда бы праведность этого мужа не поколебалась, — сила ея не изнемогла бы, душа его не подвиглась бы и мысль его не ослабла бы ни при какихъ трудныхъ испытаніяхъ!

16. Но единственное светило наше закатилось; светъ нашъ угасъ, соль наша обуялась, источникъ нашъ изсякъ! — какъ растенія, увядшія и изсохшія, не способныя ни цвести, ни приносить плодовъ, — мы обречены отныне жить въ тени и мраке и нести налегшее на насъ наказаніе! Такъ, оскуденіе въ мужахъ добродетельныхъ есть самое сильное наказаніе Божіе, посылаемое темъ городамъ, которые отступаютъ отъ Него; — оно превыше тяжести осады, превыше голода; — однимъ словомъ, оно превыше всехъ подобныхъ несчастій, ибо таковыя могутъ быть отъ нихъ отстранены, если они управляются мужами прозорливыми. О скорбь неутешная! Язва неизцелимая! Источникъ слезъ неизсякаемый! Сколько сетованій, эта горькая весть, — которая скоро обтечетъ всю землю, — сколько общихъ сетованій пробудитъ она въ сердцахъ всехъ техъ, которыхъ питали слова и ученіе святаго мужа! — хотя онъ не имелъ учениковъ, но все, исповедующіе истину словомъ и деломъ, глубоко чтили ея защитника и питали къ нему то же благоговеніе и ту же признательность, какъ и къ святымъ отцамъ, подвизавшимся за оную. Какое глубокое потрясеніе восчувствуютъ все страны, на которыя светитъ Солнце правды — не только что нашъ городъ, который первый вкусилъ плоды отнятыхъ у него ныне благъ — и потому сильнее поколеблется. Увы! мы еще не испытывали подобнаго несчастія! Мы охотно бы искупили его ценою всехъ нашихъ достояній, нашихъ кровныхъ, нашихъ сладчайшихъ связей, еслибъ только эти жертвы могли отвратить такое злополучіе! Я не говорю о техъ, которые при некоторомъ внутреннемъ сочувствіи показываютъ себя безчувственными, но которыхъ скорбь обнаружится въ другое время, хотя она проявляется уже и теперь, но они, — считая себя мудрее всехъ, хотятъ показать равнодушіе, ставя какъ бы ни во что не только доблесть и мудрость почившаго, но и весь рядъ нашихъ знаменитыхъ учителей, предковъ нашихъ, изъ которыхъ онъ былъ последнимъ! Надлежитъ соболезновать о нихъ и молиться, да пошлется намъ свыше прежнее единодушіе. Даруй намъ, Боже, это древнее единеніе во славу Своего Святаго Имени и для блага нашего!