Таганский дневник. Книга 2 - Золотухин Валерий Сергеевич - Страница 125
- Предыдущая
- 125/129
- Следующая
«Спектакль театра на Таганке» — телевизионная реклама. То, против чего так истово мы боролись, говорили, чтоб этого ни в коем случае не было — свершилось в самом гнусном виде. И теперь — говори, не говори — не отмоешься… И опять будет прав Любимов, а уж Катерина покатается на моих косточках… А уж причину срыва гастролей Таганки в Америку однозначно свалят на меня. Стратегию защиты, конечно, надо продумать, но можно и на хуй всех послать. Главное — хорошо отработать здесь… Привезти хорошие рецензии…
В самолете я отказался от ужина… Фуршет в офисе — клубника, виноград, печенье… Пока никто не собирается нас кормить, и это пока хорошо… Мне кажется, Марина[51] должна быть довольна вчерашними тусовками… Мы хорошо выглядели, я подарил остроумно-язвительному Мише «Дневники» за то, что он мне компьютерную распечатку показал, где Володя рассказывает об «Охоте на волков» и обо мне, как я ему залепил спросонья «выпимши»… Не сиди под светом, тебя застрелют, как в Лермонтове пьяный прапорщик. Паустовский мне сказал: «Смешно». А Миша прокомментировал: «Пьяный бред становится фактом истории (потому что сопряжен с именем и пр.)».
Виктор Шкловский. Когда люди слушали его, они вспоминали, что они люди.
С. Е. Лец: «Должно ли искусство быть понятным? Да — но только адресатам».
Суббота. Молитва
Это что? Бостон? Наверное, он.
18 лет назад. 25 июля. Не стало Владимира. В Москве уже другие сутки. И отгремели его песни и стихи у памятника и в музее, на кладбище и по домам. А мы зарабатываем деньги… На твоем имени и памяти твоей. Но стараемся делать это достойно.
Среда. Мой день. Молитва
На пороге театра встретил красивого шефа, бормоча ему в спину роль де Сада под Бродского.
— Ты можешь шутя сыграть всю роль под Бродского.
— Я и пытаюсь. Вы слышите… Шутя, конечно, не выйдет.
— Шутя — не выйдет.
— Это очень серьезно… все.
— Да. Это серьезно… Что твой подопечный дурака валяет… Не ходит…
— Устает…
— Пить надо было меньше…
— Да ведь это как сказать… проспиртованность…
— Да, это точно… Крепись, крепись… Валерий…
Походя восхищался полом мраморным. Новым партером. — Почему я один это замечаю?
— Раньше пили и побеждали… Что он мне, этот партер? Были бы спектакли…
— Ну, я считаю, что «Живаго» у нас хороший спектакль…
— Очень.
— Ты в нем играешь… Но — Зингерман…
— Да, он видел на… пространстве театра Советской Армии…
— Крепись, крепись, Валерий.
Четверг. Молитва. Зарядка!!
Надо играть Маркиза. Однозначно — в режиме «Живаго» надо прожить эти два месяца. За оставшуюся неделю сентября надо выучить хотя бы весь текст и прикинуть муз. темы. Никакого расслабления. И написать «Жасмин». К новому году. Тогда 1998 будет прожит не зря.
Среда — мой день. Молитва. Зарядка
81 год шефу. Включайся, Валерий, в де Сада. Тогда я смогу репетировать. Твой напарник… не годится… он не сыграет, не надейся. Он не понимает… И он из каких-то конфедерастов. И они подтянутся. И я вчера «включился» снова. Второй раз, и, кажется, он доволен… да и я, в общем, добился того, чего хотел и куда хотел.
Среда — мой день. Молитва. Зарядка!!!
А Господь услышал мою молитву о хорошем дне — и я сам того не ожидая, вышел на репетицию «Марата», подловил момент и пошел в монолог и заслужил от шефа комплименты. Наш старейший артист начал репетировать… показал молодым пример… знает текст… ну, иногда… и подтянулись все… — ну и так далее. И я без малого три монолога «прошил» и это важно для меня. Присутствовал Мартынов, музыку которого пока я не могу освоить, да и не осваивал всерьез, но там что-то есть и надо раздраконить, но прежде — нотки.
«Кормилец» — Володя Высоцкий — так обозначил я рисунок Елина — 68 года, теперь у меня, в рамке, под оргстеклом. Да, так сложилась моя жизнь, что во многом — Владимир помогает мне деньги добыть. В любой программе моей он весомое место занимает — и в смысле метража и в смысле качества. Уж я про книжку молчу… Дневники… и пр. Так что — Кормилец — теперь не в рулоне скрученный с 82 года — а — в рамку багетовую обрамлен и заряжает меня на де Сада.
Пятница
В книге Севы Ханчина, подробной и доброй, обнаружил и свой след в Музее.
«15.09.86 Дорогой Сева!
Здесь живет душа Владимира Высоцкого, здесь ей уютно и тепло, здесь ценят, помнят и любят ее. Спасибо за час общения с тем, кого обожаем, и гордимся, что жили с ним в одно время, дышали одним воздухом и даже имели честь быть знакомы с ним.
З.а. РСФСР, артист т-ра на Таганке В. Золотухин.
P.S. Для того, главного, кто напишет о нем КНИГУ! А главный — Время!»
Четверг. Молитва, зарядка, душ
Чего я испугался? Де Сада? Работы? Уныние — безделие порождает. А главное — в любом случае через месяц все это кончится, все эти мучения, суета и бестолковщина со знаками препинания пройдет. Надо сконцентрироваться и уж коли нельзя более ничем заниматься, так хоть музыку, пластику и текст подогнать.
Я нынче Филатова видел во сне — вылеченного, здорового и веселого, со мной обнимающегося и целующегося и в какой-то со мной кадрили — мы под руки кружимся и он счастлив, и я с ним — смеемся.
Вот такой сон.
Суббота. Молитва, зарядка, душ, кофе.
Штейнрайх: «Я позавидовал вам вчера хорошей завистью. В этом молодежном клубке. Мне тоже захотелось к вам, туда наверх… Только не готовьтесь так долго… улететь на канате… А монолог очень хороший… И национальность очень угадывается, будут очень рады… те, кто придут… иностранцы… Видно… не видно, какая разница… Выходят же все на середину… Так что… нет, все в порядке».
Он успокоил меня. Он говорит, что ему было интересно. Ирка — молодец и пр.
Любимов: «Вы не учитываете конкуренцию… Другие ритмы, другие темпы… другие нравы… Молодежь… знаковое искусство… Без разжевывания… А мы в „обозе“… давно».
Когда, с какого времени он отсчитывает, что в «обозе» мы… Демидова давно об этом говорила — но мы… Я, по утверждению Щербакова… — говорил, что «Живаго» это спектакль 21 века.
Четверг. Молитва, зарядка, кофе, душ
Брожу я по кругу, среди старых газет в сцене Авенира-дяди… Поднимаю с полу газету и читаю в «Московском К» от 29 октября следующее:
«Лежу на коечке в коридоре, потому что больница переполнена, довольный, потому что утром кашу дают, и вдруг идет Володя Высоцкий. А мы уже знали друг друга. Он лежал у своего приятеля ниже этажом, в процедурной, и предложил перебраться к нему. Чего у него только в процедурной не было — шашлыки приносили, рыбу, конфеты, стояла пара ящиков коньяка от поклонников. Я банковал по-черному, кормил всех ребят. Высоцкий тогда еще мало снимался, популярность была больше кассетная, и его не очень узнавали на улицах. На Валеру Золотухина была потрясающая реакция, Валера был очень популярен, его узнавали за квартал, и я, когда шел с ними, видел краем глаза, как Володя ревнует. Это на него действовало.
Я слышал много телефонных разговоров, лежа с ним в одной палате, — с кем и как он говорил. И с кем он говорил уважительно, и даже чуть-чуть побаивался, так это с Валерой Золотухиным. Потому что Валера выдавал ему по телефону очень серьезные вещи. Он говорил, что Петрович сейчас вообще выгоняет, ты приди в себя; он с ним говорил очень жестко, и Высоцкий его слушался: „Валерка абсолютно прав, он умница и артист замечательный“. Это я слышал и Валерию никогда об этом не говорил. После больницы Володя пригласил меня на один концерт — я заработал 10 рублей. Я его объявил, и он дал мне за это червонец».
51
Марина — администратор в США.
- Предыдущая
- 125/129
- Следующая
