Трон фараона - Сальгари Эмилио - Страница 8

• Предыдущая
• 8/24
• Следующая

— Колдунья! Нефер-колдунья! — раздались в это мгновение дикие крики на берегу. — Тащите, волочите колдунью сюда!

— Убейте, убейте ее!

— Нет, не убивайте! Лучше позабавимся: будем пытать ее. Выжжем ее очи! Спалим ее грудь!

— Раскаляйте железо! Мы заклеймим заклинательницу! Это по ее вине мрут наши мужья и дети. Она напускает порчу на нас. Убейте ее! — визжали женщины, толпившиеся вокруг неподвижно стоявшей у пламени костра молодой женщины, одетой с такой роскошью, словно это была сама дочь фараона.

— Пытать, пытать колдунью! Пусть скажет, где хранится зарытое жрецами Нэпи сокровище храма. Золото! Где золото? Говори, проклятая! — гудели мужские голоса. И этим крикам аккомпанировал визг скрипок, треск словно обезумевшего барабана.

Меренра, уже несколько мгновений страстными гневными очами молодого льва наблюдавший эту сцену, не выдержал: выхватив из-за пояса короткий меч, он прыгнул, едва коснувшись борта барки легкой стопой, и упал на ноги среди обезумевших оргиастов, готовых приступить к пыткам несчастной заклинательницы.

Ему не пришлось пустить в ход оружие: толпа с воплями разбежалась во все стороны; на месте осталась только заклинательница. Одним ударом меча Меренра рассек веревку, связывавшую прекрасные руки.

— Меренра! Назад! На барку! Они убьют тебя! — полным смертельного ужаса голосом закричал Оунис.

Гребцы поспешили перебросить с барки сходни на песчаную отмель. Юноша подхватив заклинательницу, пробежал по отмели и, тяжело дыша, опустил тело спасенной женщины на одну из скамей, а сам схватился за меч.

Оргиасты, однако, видя, что весь экипаж лодки, схватившись за луки и стрелы, готов дать им отпор, не осмелились приближаться к ней и толпились вдали. Среди них теперь тоже показалось много вооруженных луками людей. Запела тетива, засвистели стрелы, проносясь с жалобным и зловещим визгом над головами гребцов-нубийцев. И вдруг…

Заклинательница, сидевшая с полузакрытыми глазами на скамье, вскочила, стала, простирая руки к толпе, попятившейся при виде ее на корме лодки, и закричала торжественно и страстно:

— Заклинаю вас! На глазах ваших жен и детей ваших — проклятье мое! Духи огня да спалят селенья ваши! Духи земли да отравят кровь вашу, и да пожрут воды разгневанного за вероломство ваше Нила ту землю, на которой живете вы и стоят ваши жилища! Боги ветра, боги бурь разнесут по всем четырем странам света прах могил отцов ваших. Кара, грозная кара неба на вас! За то, что осмелились вы поднять руку. И на кого же? Я чую, я чую близость Осириса, Великого, Беспощадного! Кровь бога течет в жилах молодого льва, вырвавшего меня из пастей подлых гиен, трусливых шакалов. Фараон, фараон!

И заклинательница упала, как подкошенная, навзничь, а устрашенная ее проклятиями толпа поклонников культа Баст быстро рассеялась.

Оунис, едва услышал последние слова заклинательницы, скрипнув зубами, ринулся к ее бесчувственному телу и занес руку, вооруженную кинжалом, готовясь поразить женщину.

Но Меренра успел отвести удар.

— За что ты хочешь убить ее? — сказал он, заслоняя грудью заклинательницу.

— Она… выдала нас!

— Она спасла нас! — отозвался Ато. — Эти негодяи забросали бы нас стрелами. А теперь…

— Мы свободны! — донесся крик одного из гребцов. И в самом деле, путь к свободной воде был очищен, лодка скользнула, шурша бортами, среди двух зеленых стен держи-травы и очутилась на просторе.

Оунис понурил голову, опустил руку, положил кинжал в складки пояса и спустился в каюту, бормоча что-то. Когда он вышел опять на палубу, он при свете месяца увидел, что спасенная Меренра заклинательница с арфой в руках сидела у ног молодого фараона.

— Благословен, сто раз благословен великий Нил! — пела заклинательница. — Ты, жизнь дающий родной стране, ты, оплодотворяющий землю, веселящий взор пастуха, земледельца, воина, жреца. Ты счастлив, Нил: твои струи несут к трону юного фараона!..

Меренра сидел близко от заклинательницы и внимал ее песне.

Отблеск кроткой луны заливал долину Нила, окаймленную каменистыми грядами гор, украшенную здесь и там кудрявыми рощами пальм, руинами покинутых храмов, поселками рыбаков и каменотесов, мирно спавших в этот час ночи. А барка, везшая молодого фараона к царственному Мемфису, медленно двигалась вниз по течению, подгоняемая то робкими порывами дувшего с юга ветра, то ударами весел гребцов, подпевавших в такт ударам весел заунывными, монотонными голосами. Но их песня не мешала песне сидевшей на корме заклинательницы Нефер, а только оттеняла ее, словно гребцы изображали хор, на фоне голосов которого дивный, полный страсти, тоски и грез о счастье звенел, и дрожал, и рыдал, и пел, ликуя, голос заклинательницы-чародейки.

Подняв к посветлевшему небу очи, полные огня, девушка пела древние саги, рожденные в недрах знойной Африки сказания о великих богах, покровителях Египта, о древних владыках страны, гордых фараонах, потомках бога солнца Ра, пела о кровавых сечах, победах, о таинственных призрачных городах, похороненных тысячелетия назад под песчаным пологом пустыни. И вдруг оборвался ее голос.

— О чем ты думаешь, господин мой? — спросила она взволнованно, касаясь нежной холодной рукой руки задумавшегося Меренра.

Тот очнулся от навеянных песней чаровницы грез.

— О чем? О… о твоих песнях.

— Неправда! — резко отшатнулась Нефер . — Неправда, неправда! Ложь осквернила уста твои, сын Осириса!

—Почему ты называешь меня сыном Осириса? — не отвечая прямо на высказанное обвинение, задал вопрос Меренра.

— Потому что ты потомок Осириса! Потому что в твоих жилах течет кровь владык Египта! — ответила волшебница.

— Кто сказал тебе это?

— Кто? Волны Нила, священной реки. Разве ты не слышишь, как ласкаясь к бортам барки, они шепчут: «Привет, привет тебе, грядущий! Привет фараону!» А ветер шептал, что ты идешь на смертный бой из-за трона. Я только подслушала этот шепот. Ибо я — заклинательница, и я слышу, что говорят волны и что шепчет ветер цветам. А потом — посмотри на звезды! Когда ты займешь трон твоих предков, там, в царственном Мемфисе, и когда ты наденешь на себя двойную корону, к тебе придет, перед тобой склонится верховный жрец и развернет перед тобой полуистлевшие от времени древние папирусы и пергаменты, на которых начертаны таинственные знаки. И поведет тебя в глубь могил, где спят вечным сном те, кто принес в некогда необитаемый, пустынный Египет из таинственной страны Хинд, нашей общей родины, колыбели человечества, данные им предвечными богами Ур знания о путях, по которым движутся звезды, о законах, которым повинуется все живущее на земле и на небе. И тогда ты, фараон, сам научишься читать по звездам то, что могу читать я, и как по развернутому папирусу, покрытому иероглифами, может читать волю царя любой скриба, любой вассальный князь.

— Но ты… Но откуда ты знаешь эти тайны? — нерешительно спросил юноша.

— Из поколения в поколение переходит знание чудес мира! — серьезным голосом ответила Нефер. — Их знали мои предки, их знала моя мать, и она передала это знание мне.

— А кто ты? Откуда? Где впервые увидели твои глаза свет солнца?

— Тебе интересно это? — оживилась Нефер. — Слушай же, о повелитель! Я родилась там, на юге, далеко-далеко.

Она махнула прекрасной рукой, показывая в ту сторону, где легкий туман стлался над ложем Нила.

— В стране чудес, в стране загадок, в далекой, о, бесконечно далекой Нубии. Там с гор сбегают могучие потоки, неся покорно дань владыке Нилу. Там стоят дремучие, непроходимые леса, где скитаются стада животных, уцелевших только в одном уголке мира. Там возникают и рушатся могучие царства. И часто льется кровь, и земля покрывается пеплом от пожаров. Я помню — там, на берегах лазурного потока, стояли храмы, стояли в рощах дворцы. Прекрасная женщина с лучезарными глазами укачивала меня, держа в своих объятиях. И проходили мимо закованные в золотые латы воины, салютуя острыми мечами перед моей колыбелью. И когда мать вала меня, держа за руку, в гордый храм, толпы горожан осыпали путь мой душистыми цветами, били барабаны и гремели литавры, и кричал народ: «Дорогу дочери царя!»

• Предыдущая
• 8/24
• Следующая