Сталин перед судом пигмеев - Емельянов Юрий Васильевич - Страница 7

Многие поведенческие черты Сталина сформировались в годы его учебы в духовных учебных заведениях под воздействием примеров священнослужителей с характерным для них сочетанием доброжелательности в общении с людьми и умения держать их на определенной дистанции. Характеризуя стиль поведения Сталина, А. А. Громыко в своих воспоминаниях писал: «В манере поведения Сталина справедливо отмечали неброскую корректность. Он не допускал панибратства, хлопанья по плечу, по спине, которое иной раз считается признаком добродушия, общительности и снисходительности. Даже в гневе – а мне приходилось наблюдать и это – Сталин обычно не выходил за рамки допустимого. Избегал он и нецензурных выражений».

Возможно, что идеал смиренного пастыря оказал воздействие и на бытовые привычки Сталина. Как и многие другие, А. И. Микоян отмечал, что «в личной жизни Сталин был очень скромен, одевался просто». Он научился, как и священнослужители, довольствоваться неброской и скромной одеждой. Его домашний быт даже в годы его пребывания у власти не отличался роскошью, и в этом, вероятно, также сказывались уроки духовных училищ.

И все же священники, которые обычно своим внешним видом и одеянием демонстрируют смирение, во время торжественных богослужений облачаются в роскошные одеяния. Да и в обычное время они находятся в центре внимания паствы, принимают исключительные знаки уважения со стороны верующих. Склоненные в поклонах люди, их смиренные просьбы о благословении, почтительное внимание, с которым выслушиваются слова священнослужителя, а нередко и восторженный трепет, который вызывают проповеди священника, – все это не могло не оставить следа на сознании человека, который готовился стать пастырем божьим. Возможно, что воспоминания о церковных службах служили для Сталина примером, когда он оказался окруженным всеобщим восхищением, почетом и восхвалениями, а его речам, затаив дыхание, внимали его собеседники, массовые аудитории, все советские люди. Однако не исключено, что восприятие священнослужителями пышных церковных церемоний как актов, творимых во славу божию, напоминало ему, что праздничный ритуал и знаки восторженного внимания людей относятся не к нему лично, а к делу, которое он олицетворял. Именно так он не раз объяснял советские торжественные церемонии и поведение присутствовавших на них людей, которые выражали восторги по случаю его появления.

Есть множество и других свидетельств того, что учеба в духовных учебных заведениях и пребывание в лоне церкви сохранили свое воздействие на Сталина даже после того, как он покинул церковное поприще. Он не раз вспоминал о своем пребывании в семинарии и говорил о своей несостоявшейся карьере священника. Узнав в ходе беседы с будущим Маршалом Советского Союза Василевским, что тот, учась в семинарии, не собирался стать священником, Сталин шутливо заметил: «Так, так. Вы не имели такого желания. Понятно. А вот мы с Микояном хотели пойти в попы, но нас почему-то не взяли. Почему, не поймем до сих пор». Он на всю жизнь сохранил в памяти церковные песнопения, и Молотов впоследствии рассказывал Феликсу Чуеву о том, как Сталин с ним и Ворошиловым порой пели православные акафисты.

Разумеется, после того, как Сталин стал членом марксистской партии, влияние религиозного воспитания на его сознание и привычки проявлялось лишь косвенным образом. Хотя он был членом партии, объявившей непримиримую борьбу религии, пребывание в лоне церкви и учеба в духовных заведениях помогли ему понимать психологию верующих и роль священников. Поэтому явно раздражала атеистическая пропаганда, которая игнорировала особенности религиозного сознания верующего человека. Об этом он не раз говорил, в том числе и публично. О глубоком понимании роли церкви в жизни верующих свидетельствовал и совершенный по инициативе Сталина резкий поворот в государственной политике по отношении к религии в конце 30-х – начале 40-х гг.

Но в 1894 году вряд ли кто-либо мог предположить в Тифлисской духовной семинарии, что судьбы православной церкви в России будет решать один из ее учеников. Новичкам семинарии предписывалось, что они должны были «переродиться» и «очиститься» от «греховных страстей» и «мирских представлений». Поэтому им запрещалось посещать театры, публичные лекции, читать светскую художественную литературу и сосредоточиться на преподаваемых предметах.

Соученик Иосифа по семинарии Давид Папиташвили вспоминал: «После поступления в семинарию Сосо заметно изменился. Он стал задумчив, детские игры перестали его интересовать». Очевидно, суровые порядки семинарии и желание стать священнослужителем заставили подростка более строго относиться к своему поведению. Как и в Горийском духовном училище, он хорошо учился.

Однако при переходе из первого во второй класс семинарии его фамилия была названа в «Духовном вестнике Грузинского экзархата» не первой, а лишь восьмой. И хотя на следующий год его отметки видимо улучшились, он все же занял в своем классе не первое, а пятое место. Очевидно, стремление к священническому сану стало соперничать в душе Иосифа с другими интересами, которые возникли у него после поступления в Тифлисскую семинарию.

Дело в том, что переезд в Тифлис был равносилен для Иосифа выходу в большой мир, о возможностях которого он и не подозревал, находясь в маленьком Гори. Население Тифлиса было в 26 раз больше населения Гори. Впрочем, здесь было всего гораздо больше, чем в Гори: здесь было много больших и богатых домов, здесь было больше движения на улицах, больше магазинов. Солист церковного хора, лучший ученик православного училища Гори, участник подростковых компаний был никому не известен в большом городе. Однако есть основания полагать, что подросток не был настолько подавлен размерами Тифлиса, чтобы не попытаться узнать о новой жизни как можно больше и постараться преуспеть в этой жизни, полной необычайных возможностей. Как и многие юные выходцы из небольших городков и деревень, Иосиф проявлял характерную для него острую любознательность и жадное желание все узнать про новый мир.

Иосиф обнаружил, что в Тифлисе была «Дешевая библиотека», где он мог брать книги для чтения дома. Если же Иосиф видел интересные книги в букинистических магазинах, которых не было в библиотеке, но купить их ему было не по средствам, он старался понять самое существенное в содержании книги, пока ее листал, стоя у магазинного прилавка. Так он развил способность быстрого чтения, умение схватывать суть содержания книг и феноменальную память.

К. Е. Ворошилов, познакомившись со Сталиным в 1906 году во время стокгольмского съезда партии, был поражен, когда Сталин на память стал читать большие отрывки из различных литературных произведений. Есть и свидетельство Р. Роллана, который записал рассказ Максима Горького о памяти Сталина. Горький говорил французскому писателю, что, «прочитав страницу», Сталин «повторяет ее наизусть почти без ошибок».

Оказавшись в Тифлисе, Иосиф стал читать книги, о существовании которых он и не подозревал, пока жил в Гори. Его товарищ по семинарии Г. Глурджидзе вспоминал, что вопреки запретам начальства «Иосиф увлекался чтением „посторонних“ книг. Вокруг него собирались товарищи. Чтобы лучше разбираться в интересовавших нас вопросах, мы читали „Историю культуры“ Липперта, „Войну и мир“, „Хозяин и работник“, „Крейцерову сонату“, „Воскресение“ Льва Толстого, а также Писарева, Достоевского, Шекспира, Шиллера и др. Книга была неразлучным другом Иосифа, и он с нею не расставался даже во время еды».

Помимо художественных произведений Иосиф жадно поглощал и общеобразовательную нехудожественную литературу. В марте 1897 года в кондуитном журнале семинарии записано: «отобрана у Джугашвили Иосифа книга „Литературное развитие народных рас“ Летурно». (При этом было замечено, что «в чтении книг из „Дешевой библиотеки“ названный ученик замечается уже в 13-й раз».) В те же годы Иосиф Джугашвили читал книгу Дарвина «Происхождение человека» и Чарлза Лейлла «Древность человека», ознакомился с Фейербахом, Боклем, Спинозой, жизнеописаниями Коперника и Галилея, «Химией» Менделеева.