Помпадуры и помпадурши - Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/71
- Следующая
Митенька очень хорошо запомнил совет Оболдуй-Тараканова, заповедавшего ему прежде всего обратить внимание на соединение общества. Совет этот отлично гармонировал с его собственными сибаритскими наклонностями (genre Oeil de Boeuf).[28] «Что такое общество?» – задал он себе вопрос и тотчас без запинки отвечал, что общество составляют les dames et les messieurs. «Что нужно, чтобы общество жило в единении?» – нужно удалить от него такие мысли, которые могут служить поводом для раздоров и пререканий. Вот Мерзопупиос и Штановский засели там в своей мурье и грызутся, разбирая по косточкам вопрос о подсудности, – это понятно, потому что они именно ничего, кроме этой мурьи, и не видят; но общество должно жить не так, оно должно иметь идеи легкие. Les messieurs et les dames обязаны забывать обо всем, кроме взаимных друг к другу отношений. Поэтому города, в которых господствует легкое поведение, процветают и отличаются веселостью; города же, в которых les messieurs вносят служебные свои дрязги даже в частную жизнь, отличаются унынием, и les dames, вследствие того, приобретают там скверную привычку ложиться спать вместе с курами.
Во время утренних своих слоняний с визитами по Семиозерску Митенька, как знаток по части клубнички, не мог не заметить, что город обладает в изобилии самыми разнообразными, «charmants minois»,[29] которые, однако ж, вследствие неряшества и домоседства, кажутся заспанными и даже словно беременными. В домах он заметил какой-то странный, почти необъяснимый запах («Черт его знает! словно детьми или морскими травами пахнет!») и чуть-чуть было не распорядился, чтоб покурили. «А все это оттого, что мастера нет, который вдохнул бы душу в эти хорошенькие материалы… нет! надо их подтянуть!»
Эта идея до того ему понравилась, что он решился провести ее во что бы то ни стало и для достижения цели действовать преимущественно на дам. Для начала, обед у губернского предводителя представлял прекраснейший случай. Там можно было побеседовать и о spectacles de societe,[30] и о лотерее-аллегри, этих двух неизменных и неотразимых административных средствах сближения общества.
В этих видах он отправился на обед несколько пораньше («кстати уж и за предводительшей приударить!» – подумал он), но оказалось, что на этот раз весь губернский люд словно сговорился и собрался ранее обыкновенного. Оставалось покориться.
Предводительша, пикантная брюнетка, взглянула на него довольно пронзительно и указала место подле себя. Кругом тоже сидели дамы, в числе которых было несколько действительно хорошеньких.
– Да избавьте вы нас, Дмитрий Павлыч, ради Бога, от этого разбойника Мухоярова, который заодно с губернским правлением по дорогам грабит! – совершенно некстати забасил хозяин.
– Pardon, cher Платон Иваныч, позвольте мне на этот раз не слушать вас! Я, конечно, сделаю все, что вам угодно будет мне приказать, но здесь я исключительно в распоряжении дам, – отвечал Митенька, очень грациозно поматывая головкой.
Дамы просияли и инстинктивно оправили свои платья.
– Бывают у вас здесь спектакли? – обратился Митенька к хозяйке.
– Да… зимою приезжают какие-то актеры, но мы их никогда не видим, – отвечала хозяйка и опять взглянула на Митеньку.
«Так бы я тебя и съел!» – подумал Митенька, пожирая ее глазами, но вслух продолжал:
– Нет, я, конечно, не об городских спектаклях говорю… я говорю об так называемых spectacles de societe…
Из дам некоторые перешепнулись, другие перемигнулись, как будто говорили друг другу: а вот, погоди, заставит он нас всех петь водевильные куплеты и изображать «резвящихся русалок»!
– Нет, здесь этим некому было заняться.
– Но вы, Татьяна Михайловна?
– Я?.. а почему вы предполагаете, что именно я могу этим заняться?
Митенька сконфузился; он, конечно, был в состоянии очень хорошо объяснить, почему он так думает, но такое объяснение могло бы обидеть прочих дам, из которых каждая, без сомнения, мнила себя царицей общества. Поэтому он только мял в ответ губами. К счастию, на этой скользкой стезе он был выручен вошедшим официантом, который провозгласил, что подано кушать. Татьяна Михайловна подала Митеньке руку. Процессия двинулась.
– Давайте вашу руку, но за обедом вы мне непременно должны объяснить, почему вы считаете, что именно я должна принять на себя устройство спектакля? – полушепотом сказала хозяйка дорогой.
– Стоит только взглянуть на вас, чтобы… – начал Митенька и не кончил.
– А?! – не то насмешливо, не то сочувственно произнесла Татьяна Михайловна.
За столом разместились попарно, то есть мужчины вперемежку с дамами. Излишек мужчин (преимущественно старцы, уже совсем непотребные) сгруппировался на другом конце стола, поближе к хозяину.
– Ну-с, «чтобы»?.. – начала опять Татьяна Михайловна, очевидно, кокетничая. Она кушала при этом суп с такою грацией, как будто играла ложкой.
– Чтобы убедиться, что вы – единственная женщина, которая может привлечь…
– Публику?
– Вы жестоки, Татьяна Михайловна.
– Вашество! рекомендую вам пирожки! у меня для них особенный повар есть! в Новотроицком учился! – приглашал с другого конца хозяин дома.
– Ем-с, Платон Иваныч; пирожки действительно бесподобны.
– Шесть лет в ученье был, – продолжал хозяин, но Митенька уже не слушал его. Он делал всевозможные усилия, чтоб соблюсти приличие и заговорить с своею соседкой по левую сторону, но разговор решительно не вязался, хотя и эта соседка была тоже очень и очень увлекательная блондинка. Он спрашивал ее, часто ли она гуляет, ездит ли по зимам в Москву, но далее этого, так сказать, полицейского допроса идти не мог. И мысли, и взоры его невольно обращались к хорошенькой предводительше.
– Кушайте же пирожки; их шесть лет учились готовить, – насмешливо говорила между тем хозяйка.
Митенька ободрился.
– Так вы согласны будете взять на себя труд устроить spectacle de societe? – спросил он.
– Да, если вы будете внимательны к нашим дамам… Mesdames! Дмитрий Павлыч просит, чтоб вы приняли участие в предполагаемом им спектакле! Но вы и сами непременно должны принять в нем участие, – продолжала она, обращаясь к Митеньке, – вы должны быть нашим premier amoureux…[31]
– Да, да! непременно, непременно! – вторили дамы.
– Увы! для меня это недоступно! Печальная необходимость… мой пост… Но я могу, если угодно, быть вашим режиссером, mesdames, и тогда – прошу меня слушаться! потому что ведь я очень строг.
– Будто бы строги? – мимоходом заметила предводительша, взглядывая на него исподлобья.
– Увы!.. боюсь, что нет!
– Это вы, вашество, их спектакль устроить приглашаете? – вступился опять хозяин, – напрасно стараетесь! Эта штука у нас пробована и перепробована!
– Mon mari va dire quelque betise,[32] – шепнула предводительша про себя, но так, что Митенька слышал.
– А что же? – спросил он предводителя.
– Да наши барыни, как соберутся, так и передерутся! – ответил хозяин, отнюдь не церемонясь.
– Fi, mon ami,[33] какие ты вещи говоришь! – обиделась супруга его.
– Ну, уж извини меня, Татьяна Михайловна! а что правда, то правда!
– Какие же пиесы мы будем играть? – молвила блондинка, сидевшая по левую сторону.
– Позвольте… я знаю, например, водевиль… он называется «Аз и Ферт»… le titre est bizarre, mesdames,[34] но пиеска, право, очень-очень миленькая! Есть в ней этакое brio…[35]
– Я однажды в Москве у князя Сергия Борисыча «Полковника старых времен» играла, – пискнула было вице-губернаторша, но на нее никто не обратил внимания.
28
В стиле «Бычьего Глаза» (фр.).
29
Очаровательными мордочками (фр.).
30
Любительских спектаклях (фр.).
31
Первым любовником (фр.).
32
Мой муж скажет сейчас какую-нибудь глупость (фр.).
33
Фи, мой друг (фр.).
34
Странное название, сударыни (фр.).
35
Воодушевление (фр.).
- Предыдущая
- 18/71
- Следующая