Выбери любимый жанр

Клевета на Сталина. Факты против лжи о Вожде - Пыхалов Игорь Васильевич - Страница 40


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

40

Мне больно писать об этом: украинское и русское соединяются у меня и в крови, и в сердце и в мыслях. Но большой опыт дружественного общения с украинцами в лагерях открыл мне, как у них наболело. Нашему поколению не избежать заплатить за ошибки старших.

Топнуть ногой и крикнуть «моё!» — самый простой путь. Неизмеримо трудней произнести: «кто хочет жить — живите!» Нельзя и в конце XX века жить в том воображаемом мире, в котором голову сломил наш последний недалёкий император. Как ни удивительно, но не сбылись предсказания Передового Учения, что национализм увядает. В век атома и кибернетики он почему-то расцвёл. И подходит время нам, нравится или не нравится, — платить по всем векселям о самоопределении, о независимости — самим платить, а не ждать, что будут нас жечь на кострах, в реках топить и обезглавливать. Великая ли мы нация, мы должны доказать не огромностью территории, не числом подопечных народов, — но величием поступков. И глубиною вспашки того, что нам останется за вычетом земель, которые жить с нами не захотят.

С Украиной будет чрезвычайно больно. Но надо знать их общий накал сейчас. Раз не уладилось за века — значит, выпало проявить благоразумие нам. Мы обязаны отдать решение им самим — федералистам или сепаратистам, кто из у них кого убедит. Не уступить — безумие и жестокость. И чем мягче, чем терпимее, чем разъяснительнее мы будем сейчас, тем больше надежды восстановить единство в будущем.

Пусть поживут, попробуют. Они быстро ощутят, что не все проблемы решаются отделением».[316]

Как мы видим, целью этих правок является адаптация текста к новой читательской аудитории. Парижское издание было во многом ориентировано на эмигрантов, в том числе и на многочисленную украинскую диаспору. Поэтому согласно первоначальному тексту, в утеснениях украинцев однозначно виноваты русские.

В советском издании акцент несколько смещён: виноваты коммунисты (ну и русские тоже). При этом иногда получаются забавные пассажи: «большевики сейчас же перешли признанную ими границу и навязали единокровным братьям свою власть». Т. е. большевики и украинцы — единокровные братья.

Также убрана фраза в защиту петлюровцев: «вот ещё ругательство: «петлюровцы». А это были украинские горожане и крестьяне, которые хотели устроиться жить без нас». Оно и понятно: в СССР 1989 года сторонников Петлюры точно нет, а вот среди украинской эмиграции 1974 года таковые оставались.

Что касается «незабиячливых беззащитных народов» в лице прибалтийских эсэсовцев и «лесных братьев», то они заслуживают отдельного разговора.

Подельники

«Однако для читателя, индивидуальное становление которого пришлось уже на другую эпоху, существуют вещи, оказывающиеся выше его разумения.

Одна из них — безусловное нравственное и интеллектуальное превосходство узников Архипелага над надсмотрщиками и тюремщиками. Его населяли лучшие — самые талантливые, самые думающие, не сумевшие или не успевшие усредниться, или же в принципе неспособные к усреднению».[317]

Прервём восторженный панегирик, и посмотрим, кто же сидел вместе с Солженицыным. На первых же страницах нам встречаются вот такие персонажи:

«Однако сокамерники мои — танкисты в чёрных мягких шлемах, не скрывали. Это были три честных, три немудрящих солдатских сердца — род людей, к которым я привязался за годы войны, будучи сам и сложнее и хуже. Все трое они были офицерами. Погоны их тоже были сорваны с озлоблением, кое-где торчало и нитяное мясо. На замызганных гимнастёрках светлые пятна были следы свинченных орденов, тёмные и красные рубцы на лицах и руках — память ранений и ожогов. Их дивизион на беду пришёл ремонтироваться сюда, в ту же деревню, где стояла контрразведка СМЕРШ 48-й Армии. Отволгнув от боя, который был позавчера, они вчера выпили и на задворках деревни вломились в баню, куда, как они заметили, пошли мыться две забористые девки. От их плохопослушных пьяных ног девушки успели, полуодевшись, ускакать. Но оказалась одна из них не чья-нибудь, а — начальника контрразведки Армии.

Да! Три недели уже война шла в Германии, и все мы хорошо знали: окажись девушки немки — их можно было изнасиловать, следом расстрелять, и это было бы почти боевое отличие; окажись они польки или наши угнанные русачки — их можно было бы во всяком случае гонять голыми по огороду и хлопать по ляжкам — забавная шутка, не больше. Но поскольку эта была «походно-полевая жена» начальника контрразведки — с трёх боевых офицеров какой-то тыловой сержант сейчас же злобно сорвал погоны, утверждённые им приказом по фронту, снял ордена, выданные Президиумом Верховного Совета — и теперь этих вояк, прошедших всю войну и смявших, может быть, не одну линию вражеских траншей, ждал суд военного трибунала, который без их танка ещё б и не добрался до этой деревни».[318]

Переведём описание случившегося с завывательно-диссидентского на русский язык. Трое подонков в военной форме попытались совершить особо тяжкое преступное деяние — групповое изнасилование. И тот факт, что конкретно этим подонкам не удалось закончить своё преступление по не зависящим от них причинам, роли не играет — за «покушение» положено отвечать так же, как и за совершённое деяние.

Но для автора эта троица — не убийцы и не насильники. Нет, это — Герои, «невинные жертвы незаконных репрессий», страдающие всего лишь за то, что вздумали изнасиловать «не ту» девушку.

Закончу эту главу следующей солженицынской цитатой:

«Никогда не забуду ту боль за Америку (так все называют у нас Соединённые Штаты), то недоумение и разочарование, которое пережили мы, множество бывших солдат Второй мировой войны и бывших советских зэков, при убийстве президента Кеннеди, хуже — при неспособности или нежелании американских судебных органов открыть преступников и объяснить преступление. Такое у нас было ощущение, что сильной, щедрой, великодушной Америке, столь бескрайне пристрастной к свободе, — шлёпнули грязью в лицо, и так осталось».[319]

Воистину, «такую песню мог бы сочинить о своём хозяине пёс, если бы научился пользоваться человеческим языком».

Глава 14

Ослиные копыта советской интеллигенции

«Нет гаже и гнуснее зрелища, когда ослы и ослята, к какой бы партии они не принадлежали, начинают лягать копытами тех, кто их кормил, поил, в лучах славы кого они грелись и кто попал в беду».[320]

С этим мнением бывшего царского военного министра В. А. Сухомлинова можно только согласиться. Особенно омерзительно, когда в роли «ослов и ослят» оказываются представители высшего слоя интеллигенции, те, кого велеречиво называют «совестью нации».

Например, вот письмо полувековой давности:

«22. XI.61.

Первому секретарю ЦК партий Н. С. Хрущёву

от члена партии, писателя Э. Г. Казакевича

Дорогой Никита Сергеевич!

Я посылаю Вам статью «Гений и злодейство», написанную мной для «Известий». Редакция пока воздерживается от её напечатания…

Однако я считаю своим долгом довести до Вашего сведения и моё мнение.

Для того чтобы решения съезда были правильно и всесторонне поняты разными слоями нашего народа, усвоены и закреплены надолго, необходимо, мне кажется, сейчас же, без промедления, организовать открытые и прямые выступления мастеров культуры и науки всех оттенков и специальностей в поддержку двух основных вопросов, решённых съездом и взаимосвязанных: Программы партии и развенчания Сталина. Шолохов и Эренбург, Паустовский и Рыльский, Твардовский и Евтушенко, Корнейчук и Леонов, акад. Келдыш, композитор Шостакович, терапевт проф. Виноградов, крупнейшие наши атомщики, врачи, педагоги, артисты и такие национальные герои, как Покрышкин, Кожедуб, Коккинаки, Рокоссовский, Чуйков, Ковпак, — популярные в народе люди должны выступить по этим вопросам. (…)

Мне кажется, что именно так может быть достигнуто то, чего нельзя добиться только официальными комментариями, переименованием городов и другими административными мерами: создание сильного и устойчивого общественного мнения и ликвидация некоторого разброда, сомнений и даже недовольства, которое, как Вы и предвидели в своём докладе, имеют место в отдельных слоях нашего народа.

Моя статья может послужить началом такого широкого, откровенного разговора, но я не претендую на то, чтобы быть первым. Пусть первыми будут другие. Я прошу только, чтобы Вы (…) подтвердили насущнейшую политическую необходимость активных выступлений представителей нашей общественности, так как это имело бы важное значение для укрепления единства народа на основе решений XXII съезда; народу станет ещё яснее, что строительство коммунизма и развенчание Сталина — неразрывное целое, что нельзя быть за первое, не будучи и за второе, что полная ликвидация культа Сталина — необходимость.

Такова моя точка зрения, и вот почему я позволяю себе (…) беспокоить Вас этим письмом, а также просьбой о прочтении моей статьи и опубликовании её в нашей печати».[321]

вернуться

316

Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛаг. 1918–1956. Опыт художественного исследования. V–VI–VII. Париж, 1975. С. 47–49; Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918–1956. Том третий. М., 1989. С. 45–48.

вернуться

317

Голубков М. М. Русский национальный характер в эпосе Александра Солженицына // Отечественная история. 2002. № 1. С.136.

вернуться

318

Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 1. М.: ИНКОМ HB, 1991. С. 24–25.

вернуться

319

Солженицын А. Шлессинджер и Киссинджер. Статья для «Нью-Йорк Таймс». 1 декабря 1975 // Солженицын А. Публицистика. Статьи и речи. Париж, 1989. С.231 второй пагинации.

вернуться

320

Воспоминания Сухомлинова / Предисл. В. Невского. М.-Л., 1926. С. З.

вернуться

321

Казакевич Э. Слушая время: Дневники. Записные книжки. Письма. М., 1990. С. 504–505.

40
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело