В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах - Хедин Свен - Страница 5
- Предыдущая
- 5/119
- Следующая
На правом берегу Сырдарьи, в 170 верстах водяного пути и 80 верстах сухопутного от Аральского моря, лежит город Казалинск, имеющий 600 домов, из которых 200 принадлежит русским, и 3500 жителей; из последних 1000 приходится на долю уральских казаков с их семействами. К остальному населению принадлежат сарты, бухарцы, татары, киргизы и даже несколько евреев. Богатейшие купцы — бухарцы.
Киргизы, напротив, все бедны; зажиточные из них остаются в степи, где живут своими стадами.
В эпоху походов на Хиву и Бухару Казалинск имел известное значение, как укрепленное место; тогда Аральская флотилия, пять небольших пароходов, имела здесь свою станцию, а гарнизон достигал целого батальона. Теперь город имеет всего 24 человека гарнизона и 2 баркаса; остальные суда отошли в Чарджуй на Аму-дарье. Жизнь и движение здесь замерли; только крылья ветряных мельниц да многочисленные рыбачьи лодки и оживляют этот печальный город, по улицам которого в это время года не пройти даже в калошах, доходящих до колен. Низенькие белые русские дома построены из кирпича; дома сартов, бухарцев и киргизов из высушенной на солнце глины, серого цвета, готовые разрушиться, часто бывают обнесены длинными унылыми стенами. В городе есть две школы, церковь и несколько общественных зданий (лучшее из них — дом уездного начальника), расположенных среди настоящей рощи стройных серебристых тополей; в вершинах их гнездится бесчисленное множество ворон, производящих страшный шум.
Право на рыбную ловлю в реке принадлежит уральским казакам; ведется ловля, главным образом, в устье. В прошлом году (1892 г.) было поймано 14 000 стерлядей. Теперь со дня на день ждали, что река станет, и ввиду того, что это случается иногда в одну ночь, рыбаки начали уже вытаскивать свои лодки на берег. Там, где берега реки чуть выше уровня воды, такой ночной мороз причиняет обширные наводнения, потому что вода, текущая поверх замершего сверху льда, смерзается все в более и более толстый пласт и заставляет течение искать других путей. Получается, что вследствие этого приостанавливается всякое движение, так как через затопленные места нельзя пробраться ни верхом, ни в экипаже, и почте тогда приходится делать большие объезды по степи.
Я совершил с семью казаками небольшую экскурсию для исследования течения реки и проч. Близ крепости у правого берега мы нашли семь сажен глубины; уровень воды случился как раз самый низкий за пятнадцать лет. В июле и в августе глубина бывает наибольшая; затем, к осени, вода понемногу спадает. Цвет воды желтовато-серый, но для питья она хороша.
Делать мне в Казалинске больше нечего было, и я отправился на четверке лошадей дальше, вдоль по берегу реки. Аллювиальная почва из желтой глины была здесь ровна, как пол, и по дороге расставлены были с короткими промежутками небольшие глиняные конусообразные столбики с пучками камыша на верхушках, служащие указателями пути зимой, когда все дороги бывают занесены снегом. Словом, столбы эти играют здесь в степном море роль бакенов. Местность остается все такой же пустынной, как и до сих пор; на расстоянии дневного пути не встретишь ни человека, ни жилья. Нам попались только двое верховых киргизов, гнавших в степь сотню верблюдов. Вообще же единственным предметом для внимания проезжего остается величественная Сырдарья.
По берегу Яксарта дорога идет до незначительного укрепления Кармакчи, обыкновенно называемого русскими фортом № 2; здесь 70 домов, принадлежащих магометанам и девяти русским. Тут нам опять пришлось свернуть в глубь степи, чтобы избежать большого болота, ежегодно заливаемого изменчивым течением Сырдарьи.
Дорога на протяжении многих перегонов шла по настоящей пустыне, где мог произрастать один саксаул; затем пошла по местам, носившим следы недавнего затопления, и здесь рос густой и высокий камыш. От самого форта Перовска, расположенного на берегу Яксарта и во всем напоминающего Казалинск, только чище и красивее, и до станции Тюмень-арык растительность очень богата; камыш, саксаул и косматые кустарники образуют настоящие чащи; дорога часто идет словно по узкому коридору. Чащи эти служат любимым местопребыванием для тигров, кабанов, газелей, не говоря уже о гусях, утках и фазанах, водящихся тут в несметном количестве. Эти последние так смелы, что посматривают на проезжих с края дороги, но стоит остановиться, чтобы прицелиться, они с шумом и свистом улетают.
Включение на остаток пути в мое меню нежного, белого мяса фазанов было самой приятной переменой, тем более что моя провизия вообще подходила к концу. Киргизы стреляют фазанов из своих дрянных ружей и продают их в хорошие года по 6–7 копеек за штуку; я покупал их по 10–12 копеек. Но уже в Оренбурге фазан стоит полтора рубля, а в Петербурге два и больше. В это охотничье Эльдорадо часто наезжают офицеры и спортсмены из Ташкента и всегда возвращаются с богатой добычей.
Наконец показались сады Туркестана с высокими тополями, окруженные длинными серыми стенами, кое-где новыми, но по большей части старыми, развалившимися; вот и гордый курган времен Тимура, а вот мы и проехали по пустому, по случаю пятницы, базару к станционному домику, где кузнец-киргиз тотчас же взялся за починку тарантаса. Туркестан, завоеванный в 1864 г. генералом Черняевым, сам по себе захудалый и неинтересный город, производил тем более печальное впечатление в дождь и туман. Единственное, что может оправдать здесь остановку на несколько часов, это грандиозная мечеть-мавзолей, воздвигнутая в 1397 г. Тамерланом в честь киргизского святого Хазрет-Султан-ходжа-Ахмет-Ясеви. Ее портал чрезвычайно высок и украшен двумя живописными башнями, а самая мечеть увенчана множеством дынеобразных куполов. Облицовка фасада из каолина (фарфоровой глины) разрушилась, но боковые и задняя стены прямоугольного здания уцелели и пестреют, как и в Самарканде, голубой и зеленой краской. Мечеть обнесена воздвигнутой Худояром-ханом квадратной крепостной стеной из глины; внутри стены расположены теперь русские казармы. Несколько сартских мальчишек проводили меня через лабиринт узких проходов и по мрачным холодным лестницам на верх одной башни, откуда с головокружительной высоты открылся дивный вид на Туркестан, испорченный, впрочем, дождем. Обычное Востоку унылое впечатление охватывает вас и здесь: с одной стороны памятники древнего зодчества, ослепляющие вас своей роскошью и подавляющие своим величием, а с другой — современные строения, эти жалкие глиняные лачуги, с плоскими разрушившимися кровлями, эти узкие кривые улицы!
Была, как сказано, пятница, и я посетил мечеть как раз во время «намаза», или богослужения. Сарты в цветных кафтанах и белых тюрбанах собирались толпами и торжественно вступали под гигантские своды мечети, оставив громоздкие стучащие «калоши» у входа. Посреди мечети стояла огромная чаша, окруженная множеством туг — пучков конских волос на длинных древках. Стены белые, украшенные местами изречениями из Корана. Старый ахун вежливо указал мне на дверь, так как звали к молитве. Я взошел на одну из верхних галерей и оттуда уже стал смотреть на длинные ряды коленопреклоненных и кладущих поклоны сартов; это была красивая картина, напомнившая мне ночь Рамазана в Стамбуле.
Между Иканом и Ногай-Курой мы завязли. Я не суеверен, но это был тринадцатый перегон от Туркестана, и до Ногай-Куры оставалось тоже тринадцать верст. Лошади не могли сдвинуть тарантас с места; коренник встал на дыбы, пристяжные лягались и угрожали разбить тарантас. Время было около полуночи, темень стояла непроглядная, ямщик уехал назад в Икан за подмогой, а я заснул и проспал три часа, пока пятерик не выдернул тарантас из трясины и не помчал меня дальше.
В сумерки прибыли мы в Чимкент. На улицах было тихо и пустынно, вся жизнь как будто замерла; только в окошках мерцали огоньки. Теперь уже недалеко было до резиденции генерал-губернатора. С меня уже довольно было езды в тарантасе, и, добравшись до Ташкента в ночь на 4 декабря, я тотчас же с наслаждением покинул свой экипаж и отправился в гостиницу, где занял два прекрасных номера.
- Предыдущая
- 5/119
- Следующая
