Сильвия и Бруно. Окончание истории - Кэрролл Льюис - Страница 37

• Предыдущая
• 37/53
• Следующая

 — Ну вот, угомонился, — сказала Сильвия, осторожно подтыкая край лепестка фиалки, которым она укрыла спящего на манер одеяла. — Спокойной ночи!

 — Спокойной ночи! — эхом отозвался я.

 — И впрямь давно пора была пожелать вам спокойной ночи! — рассмеялась леди Мюриел, встав и закрывая крышку клавиатуры. — Для него тут поют, а он клюёт в это время носом! Так о чём я пела, ну-ка отвечайте! — потребовала она.

 — Что-то про утку? — рискнул я наугад. — Ну, про птицу какую-то, — поправился я, тот час же поняв по её лицу, что первое предположение было не совсем в точку.

 — Про птицу какую-то! — передразнила леди Мюриел с самым испепеляющим взглядом, который только удался её милым глазкам. — Так-то он отзывается о «Жаворонке» Шелли! И это при том, что поэт сам говорит: «Здравствуй, дух поющий! Нет, не птица ты!»

 Она пригласила нас в курительную, где вопреки всем обычаям, принятым в Обществе, и всем инстинктам Рыцарства три Венца Природы вольготно развалились в креслах-качалках, позволяя единственной оставшейся у нас даме, грациозно скользившей меж кресел, удовлетворять наши потребности в охлаждающих напитках, сигаретах и огне. Нет, один из троих всё же имел достаточно рыцарства, чтобы не ограничиться банальными «благодарю вас», а сверх того процитировать прекрасные строки Поэта, повествующие о том, как Герейнт, которому прислуживала Энида, вдруг почувствовал страстное желание

да к тому же сопроводить слова действием (должен заметить, что за эту дерзкую вольность не последовало надлежащего выговора).

 Так как никому не удавалось изобрести какую-нибудь новую тему для беседы, и поскольку все мы четверо находились в тех восхитительных отношениях друг с другом (именно таких, я думаю, отношениях, которые только и могут устанавливаться в дружбе, заслуживающей звания интимной), при которых совершенно нет нужды в поддержании разговора ради самого разговора, — мы несколько минут сидели в полной тишине.

 Наконец я нарушил молчание.

 — Есть какие-нибудь новости об этой лихорадке в гавани?

 — С утра новостей не поступало, — ответил граф, сразу же посерьёзнев. — Но положение там тревожное. Лихорадка быстро распространяется; лондонский врач не на шутку перепугался и сбежал из посёлка, а единственный имеющийся там врач вовсе не квалифицированный специалист — он и аптекарь, и доктор, и дантист, и ещё не знаю кто в одном лице. Прямо жалко становится этих несчастных рыбаков — а их жёнам и детям приходится ещё хуже.

 — Сколько их там всего проживает? — спросил Артур.

 — Неделю назад ещё было около сотни, — сказал граф, — но с тех пор двадцать или тридцать человек умерло.

 — Получают ли они хотя бы последнее напутствие?

 — Есть там трое смельчаков, — отвечал граф, и его голос задрожал от чувств. — Вот это доблестные герои, заслуживающие Креста Виктории! Уверен, что они-то ни за что не покинут городка ради спасения собственной жизни. Это помощник приходского священника и с ним его жена; детей у них нет. Потом ещё римско-католический священник. И ещё священник-методист. Каждый трудится в основном среди своей паствы, но мне передавали, что умирающим не важно, кто из этих троих будет с ними в последний час. Как же тонки, оказывается, барьеры, что отделяют одного Христианина от другого, когда человек сталкивается с решающими событиями Жизни и с неотвратимостью Смерти!

 — Так и должно быть, и так будет... — начал было Артур, когда прозвенел звонок у входной двери — внезапно и резко.

 Мы услышали, как входная дверь с поспешностью была кем-то распахнута и снаружи послышались голоса; затем в дверь курительной постучали, и к нам заглянула графская экономка. У неё был испуганный вид.

 — Там двое, милорд, хотят поговорить с доктором Форестером.

 Артур сразу же вышел из комнаты, и мы услыхали его весёлое «Ну что, друзья мои?», только ответ был не столь звучный, и я смог различить лишь слова: «Десятеро утром, и только что ещё двое...» — «Но есть же там врач?» — снова раздался голос Артура, и тут новый голос ответил ему глубоким басом: «Умер, сударь. Умер три часа назад».

 Леди Мюриел вздрогнула и спрятала лицо в ладони, но в этот миг входную дверь, очевидно, полностью прикрыли, и мы больше ничего не услышали.

 Несколько минут мы сидели не говоря ни слова, затем граф вышел из комнаты, но вскоре вернулся, чтобы сообщить нам, что Артур отбыл с двумя рыбаками, попросив передать нам, что будет через час. И точно, по прошествии этого срока, в течение которого мы почти не разговаривали, входная дверь вновь заскрипела на несмазанных петлях, и в коридоре послышались шаги, по которым с большим трудом можно было узнать Артурову походку, такими они были замедленными и нетвёрдыми — словно слепой нащупывал дорогу.

 Он вошёл и стал перед леди Мюриел, тяжело опершись одной рукой о стол и со странным взглядом глаз, будто не осознавал, где он.

 — Мюриел, любовь моя... — Речь его прервалась, а губы задрожали, но спустя минуту он взял себя в руки. — Мюриел, дорогая моя... они... им нужно, чтобы я отправился в посёлок.

 — А ты должен? — спросила она, вставая и кладя ему руки на плечи. Широко раскрытыми глазами, полными слёз, она взглянула ему в лицо. — Должен ли ты, Артур? Ведь это может значить смерть!

 Он встретил её взгляд и не отвёл свой.

 — Это и означает смерть, — промолвил он хриплым шёпотом. — Но, милая моя, я ведь призван. И даже сама моя жизнь... — Голос изменил ему, и он не закончил.

 С минуту леди Мюриел стояла, ничего не говоря, лишь беспомощно глядя на него снизу вверх, как если бы любая мольба была теперь бесполезна, а её черты двигались, искажаемые душевной мукой. Затем на неё, вероятно, снизошло внезапное воодушевление, которое осветило ей лицо странной полуулыбкой.

 — Твоя жизнь? — переспросила она. — Не настолько твоя теперь, чтобы ты отдавал её.

 К этому времени Артур овладел собой и смог ответить вполне твёрдо.

 — Это правда... Не настолько моя, чтобы я отдавал её... Это и твоя жизнь, теперь, жизнь моей... жены суженой! А ты... ты запрещаешь мне идти туда? И не поделишься мной, любимая?

 Не отрываясь от него, она медленно склонила голову ему на грудь. Раньше она никогда так не поступала в моём присутствии, и я понял, как глубоко она взволнована.

 — Я поделюсь тобой, — тихо и спокойно сказала она, — с Богом.

 — И с Божьим людом, — прошептал он.

 — И с Божьим людом, — повторила она. — Когда ты должен идти, любовь моя?

 — Завтра утром, — ответил он. — И мне ещё многое нужно сделать.

 И он рассказал нам, как провёл этот час, пока отсутствовал. Артур посетил викария и совершил приготовления к свадьбе, назначенной на восемь утра (правового препятствия к ней не было, так как он заблаговременно получил лицензию [69]) в маленькой церквушке, хорошо всем нам известной. «Мой друг, присутствующий здесь, — так он обозначил меня, — не откажется, я знаю, быть моим шафером; твой отец поедет с нами, чтобы забрать тебя домой, и... и... ты ведь обойдёшься без подружки невесты, милая?»

 Она только молча кивнула.

 — И тогда я смогу со спокойной душой отправиться... на служение Богу... зная, что мы — одно, и что мы соединились в духе, хоть и не телесно пока что... И что, молясь, мы всегда будем вместе! Наши молитвы вместе будут возноситься...

 — Да, да! — сквозь слёзы бормотала леди Мюриел. — Но ты не должен теперь задерживаться, мой милый! Ступай домой и отдохни. Завтра тебе понадобится вся твоя сила...

 — Хорошо, я пойду, — сказал Артур. — Завтра, в назначенный час, мы вернёмся. Доброй ночи, радость моя!

• Предыдущая
• 37/53
• Следующая