Братство спецназа - Самаров Сергей Васильевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/63
• Следующая

Ей можно доверить и тайну расследования. Жена – человек опытный. И плохого не посоветует. Восточная мудрость – выслушай, что скажет женщина, и сделай наоборот – ее почти не касается. Хотя при желании всегда можно и эту мудрость использовать.

– Был у нас такой бизнесмен. Толстяк…

– Слышала. Почему был?

– Был у нас такой бизнесмен, – понижая голос для категоричности утверждения, повторил Оленин. – На него трижды совершали покушение. Эти дела я вел. Сегодня утром мне позвонил один стукач от природы. Такие только при старой партийной школе были. При коммунистах. Для души работали. Позвонил и сказал, что Толстяка заказали в четвертый раз. Заказали Хавьеру. Это местный уголовный авторитет…

– И про такого я тоже слышала. Не на Камчатке живу…

– Вот. А выполнять заказ будет киллер Хавьера по кличке Сохатый.

– Ну и что?

– Я знаю в городе только одного человека по кличке Сохатый – это старший лейтенант Лосев. Его так и в Афгане звали. У него даже такой позывной был в эфире. И уж никто, поверь мне, больше не подходит на роль киллера. Лосев – это высший профессионализм.

Татьяна помолчала, походила по комнате, потом села в кресло в другом углу. Закурила.

– Ситуация… – Она этим словом показала, что понимает положение мужа. Объяснять Татьяне, что и почем – возможные последствия и прочее, – не следует. – Что решил предпринять?

Не говоря ни слова, он потянулся и взял с журнального столика телефонную трубку. Достал записную книжку, полистал, нашел нужный номер.

– Кому ты звонишь?

– Хочу попросить своего стукача уточнить детали. Утром это было сделать нельзя. Он во время допроса позвонил. Много народу было в кабинете. Алло! Я могу с Валентином поговорить? Хорошо. Да-да. Валентин? Это Оленин. Я по поводу твоего утреннего звонка. Что ты еще знаешь о Сохатом? Кто это такой? Ладно. Постарайся узнать подробнее. К обеду? Жду твоего звонка.

Он положил трубку.

– Может быть, я зря суетиться начинаю. Может быть, это совершенно другой человек…

– Тем не менее… Так что ты успел сделать?

– Я уже опоздал что-то сделать. Толстяка сегодня утром застрелили в туалете рядом с офисом. И самого, и охранника, и еще свидетеля в придачу. Три трупа. Расследование повесили на меня, потому что я вел три первых покушения на Толстяка.

– Очень приятно. – Татьяна сказала это так, словно это он сам виноват в случившемся, словно он сам вызвался вести это дело и теперь не знает, каким лаптем расхлебать получившийся кисель.

– Это еще не все.

– Ну-ну…

– Я договорился с Сохатым о встрече. Пришел к нему после работы. Хотел разведку провести – как он живет, чем дышит? И представляешь, застаю там гостью. Жену Толстяка. Она – его подружка.

– Так, значит, они вместе…

Оленин замотал отрицательно головой.

– Я тоже сначала так подумал. Но сейчас это только одна из версий. Не самая, кстати, вероятная.

– Почему?

– Стукач сообщил, что Сохатый работает через Хавьера. А Хавьер еще не настолько выжил из ума, чтобы знакомить заказчика и исполнителя. Исполнитель может знать заказчика. Но наоборот – никогда. Это гарантия безопасности. А Хавьер должен дорожить таким человеком, как Дым Дымыч. Такого подготовленного спеца найти трудно.

– В том случае, если этот Сохатый и тот Сохатый – одно лицо.

– Естественно.

– Ну, и что ты дальше собираешься предпринять?

– Я пока думаю – стоит ли вообще что-то предпринимать? Пусть все пока идет своим чередом. Менты до Лосева не доберутся. Не сумеют. Он для них слишком умен.

– А кто от них работает?

– Овчинников. Ты его не знаешь. Парень вообще-то деловой, энергичный. Но если и ему настучат, как мне, он может выйти только на Хавьера, потому что с Дым Дымычем не знаком. А Хавьер не тот человек, который признается и возьмет на себя лишнее. Ему будет проще своего киллера убрать.

– Могут они как-то узнать, что ты с Лосевым знаком?

– Только если он сам им скажет.

– Так предупреди его.

– Ты в своем уме? – усмехнулся следак. – Я должен предупредить возможного преступника, что он на подозрении! Тебе хочется меня похоронить?

Татьяна промолчала.

– Но с другой стороны, – продолжал развивать мысль Николай Сергеевич, – дело висит на мне. Трудное дело, которое будет иметь резонанс при любом результате расследования. Практически заказные убийства, подобные этому, раскрываются, редко. Слишком многие желали Толстяку смерти. И если его раскрыть, то это очень большой плюс.

– Так раскрой!

Он посмотрел на жену холодным остужающим взглядом. Как взрослый на неразумного ребенка. Только женщина может мыслить так категорично и в то же время бездумно.

– Это не твой кухонный шкаф.

Она, как ни странно, не обиделась.

– Первое большое «но»: Дым Дымыч – мой боевой командир и товарищ. – Николай Сергеевич говорил это почти патетически, и жена сразу поняла, что он просто старается сам себя убедить или успокоить. – Он меня из плена спасал.

– Ты даже в плену был? – то ли с издевкой, то ли искренне удивляясь спросила Татьяна.

– Шесть часов связанный лежал. Пока Сохатый не выручил. Это не забывается. Тебе вообще не дано понять, что нас объединяет…

– Почему же ты тогда боишься, что он тебя похоронит? Он такое тоже, наверное, не забыл. – Ее голос оставался спокойным. Но слова жены были, при всем спокойствии, произнесены с легкой ехидцей. Умела она интонацией управлять и направлять чувства мужа в нужное русло. Одна короткая реплика, и дело сделано.

– Что ты понимаешь?.. – рассердился Николай Сергеевич. – Что ты понимаешь… Давай ужинать. Сколько просить можно.

Он понял, что Татьяна начинает уже прибирать к рукам ситуацию, начинает неназойливо и незаметно давить на него. И потому не захотел больше обсуждать с женой свои проблемы, заранее зная, что она скажет. Она, естественно, могла видеть только один выход из создавшегося положения. Именно тот, который может дать толчок в служебной карьере. Он, по правде говоря, начиная разговор с Татьяной, именно этого в глубине души и желал. Хотел, чтобы его уговорили. Честность и неподкупность. Принципы. Уважение закона. Но он-то сам отлично знает, что все это в нынешних обстоятельствах настолько расплывчато, что ни один прокурор в закон не верит и ему не следует. Когда, сразу после института, Оленин только начинал работать в прокуратуре, было чуть лучше, чуть честнее. Хотя тоже частенько давали настоятельные рекомендации. Знаменитое «телефонное право». Сейчас же гораздо проще и наглее – закон давно поставили на финансовые рельсы. Деньги и власть – вот кто правит, вот кто устанавливает свои законы. Недавно металлическими прутьями до смерти забили женщину-следователя, которая отказывалась прекратить дело против сына высокопоставленного чиновника города. Дело пустяковое, которое было почти раскрыто по горячим следам ментами. Но только оно поступило в районную прокуратуру, как сразу попало в разряд нераскрываемых. Потому что кое-кому так было надо. О каком же законе говорить в такой обстановке, о какой же профессиональной честности? Начнешь следствие, раскрутишься, и вдруг окажется, что Сохатого надо защищать, а не обвинять…

• Предыдущая
• 21/63
• Следующая