Трудные страницы Библии. Ветхий Завет - Гальбиати Энрико - Страница 56

Может возникнуть вопрос, а возможна ли вообще передача такой богатой подробностями истории на протяжении немалого отрезка времени, который отделяет XIX в. (по другим данным — XVIII в.), эпоху Авраама, от XIII в. вероятной эпохи Исхода. Заметим, что эта эпоха на Востоке полностью освещена историей, от нее до нас дошло значительное количество документов. Кроме того, в устном предании при благоприятных — как это и было в данном случае — обстоятельствах многие факты могли передаваться без изменения на протяжении веков, как семейное наследие, связанное с самой религией клана Авраама. Пользование памятью было вообще чрезвычайно развито на Востоке. Достаточно указать на то, что уже значительно позднее, в VII веке по Р. X. Коран был вверен не бумаге, но памяти лиц, которым специально было поручено помнить и повторять его. Так что, если даже живостью некоторых деталей рассказ обязан не устойчивости предания, а искусству повествования, как думают некоторые авторы [237], это не может уменьшить историчность фактов. Заметим все-таки, что однообразие уклада патриархальной жизни, и в наше время свойственного части бедуинов [238], достаточно объясняет, как могли запомниться столь живописные подробности (ср. Быт 24).

История патриархов сама по себе вполне правдоподобна и не обнаруживает следов легендарных дополнений. Патриархи совсем не идеализированы: часто они предстают перед читателем в ситуациях, выставляющих их в довольно неблагоприятном свете. Авраам женится на дочери своего отца (Быт 20, 12), а Иаков на двух сестрах (29, 23–28), что впоследствии было запрещено израильтянам (Лев 18, 9, 18). Сарра оказывается ревнивой и жестокой по отношению к Агари, которую защищает ангел Господень (Быт 16, 6–7; 21, 10–21). Об Исааке говорится очень мало: значит, предание не имело о нем достоверных данных и не сообщало вымышленных. Иаков описан со всеми его недостатками и невзгодами: ложь старику отцу, предпочтение, отдаваемое Рахили и Иосифу, приводят к целому раду домашних неурядиц. Исав, родоначальник ненавистного Едома, описывается, напротив, весьма сочувственно (гл. 22). Рувим теряет право первородства за кровосмешение (Быт 49, 4). Симеон и Левий порицаются за жестокость и убийство (Быт 49, 6–7; 4, 25–30), а все-таки Левий становится родоначальником колена священников. Иуда, родоначальник первенствующего колена, вел жизнь, достойную порицания (38, 1418). Возможно ли, чтобы израильтяне более позднего времени выдумали себе таких малопочтенных предков?

Это беспристрастие является одной из наиболее оригинальных черт, характеризующих всю библейскую историю. Она часто кажется историей, направленной против Израиля, — в таком неблагоприятном свете предстают провинности отдельных людей и всего народа. И все-таки она написана не врагами, а израильтянами. Это не творение какого-то одинокого пессимиста: сколько рук и сколько веков сотрудничали в создании этого произведения: поэты и законодатели, летописцы и пророки. Когда мы читаем летописи месопотамских и египетских государей, мы находим только похвалы правителям, восторг народа, бесконечные победы, совсем как в некоторых военных сводках. Когда же мы читаем историю израильтян, то перед нами только страдающие люди, даже если их имена — Самсон и Соломон, народ "жестоковыйный", переносящий бедствие за бедствием. И вспоминаются слова Бога, приведенные во Втор 31, 26: "Возьмите сию книгу закона, положите ее одесную ковчега завета Господа Бога вашего и она там будет свидетельством против тебя". Кроме писателей-евреев, есть Другой Некто, строгий и беспристрастный. Он написал без лести обвинительный документ против тех, кого любил.

В рассказе, в сущности, о вполне обычных обстоятельствах жизни патриархов не встречается и та любовь к чудесам, которую считают отличительной чертой народных легенд. Только явления Бога занимают там почетное место, но они или совершенно отвлеченны, так что читатель не может восстановить их черты, или совсем просты, как посещение трех ангелов в Быт 18.

Помещенные выше соображения о достоверности рассказов о патриархах носят общий характер. Данные археологии убедили нас в том, что эпизоды, запечатленные в книге Бытия, уходят корнями в очень далекое прошлое — в бронзовый век, и не могут являться позднейшими реконструкциями. В то же время эти научные данные усложнили проблему поиска тех преданий, которые стоят за письменными рассказами, слившимися воедино в окончательном тексте книги Бытия. Сейчас уже ни у кого не вызывает сомнений, что этот текст — своего рода инкрустация составителя, использовавшего различные уже написанные и частично параллельные рассказы. Но отличить эти документы один от другого, иногда с большим трудом, это значит только сделать первый шаг в работе по выявлению предшествующих, долитературных, т. е. устных этапов существования отдельных эпизодов, а также по сличению различных трактовок одного и того же эпизода в параллельных документах. Конечно, археология помогает, находя соответствия между некоторыми установлениями, формами мысли, литературными схемами (например, спор о первородстве, наследник, рожденный от бесплодной, оракул или благословение, определяющее будущее, вражда между братьями) и той или иной культурой примерно середины второго тысячелетия до Р. X. И все же мы далеки от решения всех этих проблем. Иногда даже создается впечатление, что авторы окончательной редакции точно передали и переписали повествования о событиях и подробностях, изначального смысла которых они не понимали, а мы теперь, похоже, начинаем понимать, опять же благодаря археологии и литературным памятникам, обнаруженным в ходе раскопок [239].

71. Впрочем, только этим таинственным общением с Богом первых предков израильтян можно объяснить достигнутый избранным народом уровень. Те, кто, отказываясь верить библейским рассказам, думают найти это объяснение в религиозном гении пророков, не принимают во внимание огромные трудности, с которыми столкнулись бы эти замечательные люди в борьбе с застарелыми суевериями народа, если бы не могли сослаться на более древнюю традицию. С их смертью суеверие продолжало бы торжествовать в Израиле, как везде [240].

Но, как мы видим из книги Бытия, божественное Провидение пошло по пути очень простому и эффективному. Бог обеспечил Себе верность одного человека, еще бездетною, освободил его от уз прошлого, удалив его из родного клана, и пожелал, чтобы он считал Его «своим Богом». После этого сыновья и сыновья сыновей должны были наследовать от этого наделенного особыми привилегиями человека вместе с кровью также и еданственное в мире религиозное достояние [241].

По мере того, как клан Авраама расширялся и двенадцать семей сыновей Иакова разрастались естественным образом, увеличивалось и число монотеистов. Таким образом, монотеизм, как бы украдкой вошедший в мировую историю, оказался национальным достоянием, самым драгоценным и самым бесспорным — несмотря на частые отпадения — целого народа. Только на такой традиционной основе можно постигнуть организационную структуру, созданную Моисеем, и проповедь пророков. Так Бог вселенной, не отказываясь от того, чтобы его признавали таковым, снизошел до того, чтобы его называли и считали Богом Авраама, Исаака и Иакова; Богом маленького клана полукочевников, затем — национальным Богом одного из народов Среднего Востока. И этот народ стал как бы Его генеральным штабом, на перекрестке Азии и Африки, омываемом Средиземным морем, для духовного завоевания человечества.

72. В книгах Ветхого Завета излагаются необыкновенные события, намеренно представленные, как чудесные: это бесспорно. Поэтому католическая экзегетика, основываясь на всем Предании Церкви, заключает, что речь идет об истинных чудесах, по крайней мере в тех случаях, в которых несомненно намерение боговдохновенного автора представить их таковыми. Действительно, согласно учению об истине Св. Писания все, что утверждает автор — и именно в том смысле, какой он сам придает этим утверждениям, безусловно истинно.