Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить! - Горбачевский Борис - Страница 90

• Предыдущая
• 90/91
• Следующая

Во время штурма крепости погиб наш «бравый солдат Швейк» — Димка Окунев. Бывший курсант, любимец взвода, в сорок пятом — комбат. Он отказался вести солдат на верную смерть — штурм под огнем, извергаемым бастионами, одетыми в бронированные колпаки. Когда его с угрозой спросили:

— Знаешь, капитан, что ждет тебя за невыполнение приказа?

Димка-комбат ответил:

— Знаю, разве мы еще учимся в подготовительном классе под Ржевом?! А теперь вы мне ответьте! Зачем штурмовать крепость?! Зачем дать себя убивать, положить последних моих бойцов, если еще несколько дней — и бомбы, снаряды сделают свое дело, заставят противника сдаться?!

Никто, даже «бравый солдат Швейк», не имеет права не выполнить приказ. А если он исходит от Верховного!..[27]

Комбат Дмитрий Окунев не изменил своего решения.

Что ему оставалось? Он осушил кружку водки и застрелился.

Так ушел из жизни один из последних могикан нашего училищного сообщества — «мы из одной казармы».

Москва радостно салютовала победителям, штурмовавшим старинную крепость, которую немцы считали неприступной. Но никто — ни генералы в своих мемуарах, ни официальные историки — не помянули ни капитана Окунева, ни других павших. Сколько их, кто они?..

В 2005 году в Калининграде вышла книга Сергея Гольчикова «Поле боя — Пруссия». Тираж книги всего 350 экземпляров. По мнению Гольчикова, после ликвидации основной немецкой группировки в Восточной Пруссии в штурме крепости не было никакой военной необходимости. Достаточно было держать город в блокаде и тем сберечь жизни тысяч солдат в уличных боях. Автор убежден: решение о штурме диктовалось идеологическими соображениями.

Еще шли бои за Кенигсберг, а в газете «Красная звезда» от 11 апреля появилась антифашистская и одновременно антинемецкая статья Ильи Эренбурга под названием «Хватит!» — в которой неистовый публицист осудил всех немцев без исключения как единую преступную банду. Больше того, он высказал негативное отношение к союзникам, обвинил их в симпатиях к вермахту: мол, немецкая армия в последний период войны воевала только на Восточном фронте, а на Западном — «сдавала союзным армиям города по телефону…»

Через три дня, 14 апреля, газета «Правда» выступила со статьей под названием «Товарищ Эренбург упрощает», в которой Эренбург был подвергнут серьезной критике: «Смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом!» Главного редактора газеты «Красное знамя» Давида Ортенберга сняли, отправили на фронт начальником политуправления армии.

Нам, политработникам в войсках, объявили, что внешняя политика изменилась: нужно привлечь на свою сторону немецкий народ. Был мобилизован весь политсостав для разъяснения офицерам и солдатам принципиально нового подхода Советского Правительства. Солдаты встретили новшество неоднозначно, не скрывали и негативного отношения к доводам политработников. Нередко мне задавали вопрос: «Как же так, сколько лет нас призывали убить немца, а теперь начальство запела иначе». Некоторые, посмелее, заявляли и похлеще: «Илюше мы доверяем больше!»

Мы, офицеры, мало знали о том, что происходило в верхах, за пределами фронта, полагались в основном на газетные сообщения, строили догадки, слушали приезжавших в армию главпуровцев. Но положение с бесчинствами в Восточной Пруссии фактически не менялось.

Лишь 20 апреля 1945 года Ставка — точнее, Сталин — обратилась к командующим фронтами с директивой 11072: «Потребуйте изменить отношение к немцам, как к военнопленным, так и к гражданским. Жесткое обращение к немцам заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваться в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды (выдумка Смерша. — Б. Г.). Такое положение нам невыгодно. Более гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории. И, несомненно, снизит упорство немцев в обороне».

Только после появления этой директивы произошли — существенные изменения. Произвол над населением начал резко сокращаться. Выполнением директивы Ставки занимались командующие фронтами, военные советы, политуправления армий, политотделы дивизий.

Во все время боев в Восточной Пруссии дивизия не получала пополнений, приходилось постоянно уплотнять полки и батальоны. Перед решающим наступление к берегам Балтики командование сформировало из бывших полков и батальонов штурмовые отряды, их сопровождала полковая артиллерия — 76-мм и 45-мм орудия.

Отряд, с которым я шел, состоял из ста стрелков и был разбит на четыре группы, каждая группа имела два пулемета. Впереди двигалась по шоссе танковая бригада. За отрядом следовали минометчики с 82-мм и 120-мм минометами. С воздуха отряд прикрывали штурмовики. Куда делись немецкие асы, которые еще пару лет назад чувствовали себя в небе хозяевами? Их не было видно.

Несмотря на мощную технику, сопровождавшую штурмовые отряды, противник отчаянно сопротивлялся, цеплялся за каждое естественное укрытие, прятался в каменных домах и оттуда из окон, пробитых в стенах амбразур вел огонь и выстреливал фаустпатроны. Казалось, мы гоним их уже целую вечность, а конца этому все не было видно.

Пленные офицеры подтверждали трудные разговоры в стане противника: кто в состоянии противостоять колоссальной мощи русских, наладить элементарное управление войсками? Как сплотить солдатские ряды, если все офицеры и солдаты понимают, что война проиграна?.. Но преданность Гитлеру и присяге сохранялась в немецкой армии до конца. Никто не хотел сдаваться, идти в русский плен, да и не верили обещаниям нашего, командования, что им сохранят жизнь. Их давили танки, уничтожали «катюши», но они вновь и вновь возникали на нашем пути. Повсюду — на стенах домов, на плакатах, на рукоятках ножей — мы видели один и тот же призыв: «Верность и стойкость».

Какая там «стойкость» — это был вопль отчаяния!

Чтобы приостановить стремительное продвижение Красной Армии, особым приказом Гитлера были призваны в армию подростки и старые люди, из них сформировали так называемый «фольксштурм». За пулеметами и с фаустпатронами — их называли «фаусты» — теперь часто сидели безусые подростки. Им не исполнилось и шестнадцати, но оружие в их руках вовсю огрызалось огнем.

Эти «баловники», как называли их простофили, своими «фаустами» уже сожгли много танков. Наши артиллеристы выкатывали на прямую наводку 76-мм пушки и разбивали амбразуры, из которых велся огонь, но «фаустники» перебирались в подвалы и оттуда продолжали посылать свои огнедышащие патроны. Их доставали и там — сначала артиллерия и за снарядами летели гранаты. Только тогда они начинали сдаваться: постепенно, боязливо выбирались из подвалов с поднятыми руками. Глядели испуганно, настороженно, а подростки-фольксштурмисты, все как один, заученно выкрикивали на русском языке: «Гитлер капут!» Мы уже привыкли к подобным сценам и смеялись.

Я подошел к сдавшемуся парню лет пятнадцати. Красные глаза солдата слезились от недосыпания, из носа текло, по вороту шинели ползало живое микроскопическое существо, какой-то паучок, но мальчишка ничего не замечал, его трясло, он страшился без разрешения опустить руки. Я обыскал его, отобрал нож, из кармана шинели вытащил листок бумаги — это была «Клятва». Ее тут же перевели, и я прочел бойцам:

— «Клянусь богом исполнить эту святую клятву! Я буду беспрекословно повиноваться фюреру Германского Рейха и народа Адольфу Гитлеру, Верховному Главнокомандующему вооруженных сил, и готов как храбрый солдат в любой момент отдать свою жизнь за присягу».

Как поступить с гаденышем? Подошел командир отряда, схватил фольксштурмиста, резко повернул и дал сапогом под зад хороший пинок. Тот, не оглядываясь, как испуганный заяц, стремглав помчался к лесу.

…Впереди — Балтийское море. Еще нажим, и немцы упрутся спиной в море, дальше им уже некуда, последняя остановка. И ТОГДА!.. — всем уже виделась Победа, конец войны! Заряженный необычайной энергией, глядя в лицо смерти, наш штурмовой отряд гнал врага, захватывал позицию за позицией — только вперед! С яростью посылал солдат очередь за очередью, снаряд за снарядом — из пулемета, автомата, орудия. И в душе каждого стучало: что же так медленно, всего-то несколько километров за день! И начальство рассержено: «Быстрее! Вперед, вперед!» А пули, снаряды пощады не знают, и земля вокруг нашпигована минами — малейший шаг влево, вправо — и взлетишь на воздух. Лишь к вечеру ненадолго замрет грохот боя: обе стороны выдохлись, нужна передышка. Солдаты, где бы ни застала их тьма, валились на землю как подкошенные. А с рассветом все начинается снова. Опять противно визжат мины, хрипло шипят «фаусты», заливаются встречными очередями пулеметы и автоматы. Но людей не остановить! Нас ведет надежда! Еще несколько тяжелых дней! Энергичных рывков! Несколько отчаянных усилий — И МЫ ДО НИХ ДОБЕРЕМСЯ! ПРИЖМЕМ ОКАЯННЫХ К МОРЮ! И ТОГДА…

• Предыдущая
• 90/91
• Следующая