Афган, снова Афган… - Андогский Александр Иванович - Страница 25

А еще безоблачную нашу жизнь омрачал проклятый империализм, мировая реакция и китайский гегемонизм. Эти гады все время устраивали нам различные подлянки: угнетали негров, раздували пожар войны в регионах, клеветали и тому подобное.

А так в целом все было хорошо. И мы были готовы во имя великих целей и светлых идеалов не жалеть ни себя, ни… других. И, как говорится, во имя мира на земле мы были готовы биться так, что камня на камне не останется!

Все это было… Сколько воды утекло с тех пор («Как хороши, как свежи были розы…»)!

Итак, мне для проформы было предложено подумать сутки, а завтра утром дать ответ. Хотя думать-то особо было нечего: надо было ехать.

Вернувшись в кабинет, я закурил, немного постоял у окна, глядя на улицу. Дождь шел не переставая. Внизу беззвучно проплывали мокрые троллейбусы, машины, прикрываясь зонтами, спешили редкие прохожие, сиротливо стояли деревья с облетевшей листвой. «Унылая пора, очей очарованье…», как любил говаривать Александр Сергеевич…

Интересно, подумал я, если сфокусировать взгляд на стекающих по стеклу каплях дождя, то пейзаж за окном сразу становится расплывчатым, похожим на работы французских экспрессионистов начала века…

Подняв воротник пальто, я не спеша направился по улице в сторону гостиницы «Россия», где на втором этаже располагалось областное отделение ВАО «Интурист». Для вставки в годовой отчет мне были нужны цифры о количестве иностранных туристов, посетивших наш город в том году.

В офисе на втором этаже было тепло и тихо. Горячка сезона закончилась, делать особо было нечего. Все ушли обедать, оставив отвечать на телефонные звонки недавно поступившую на работу сотрудницу по имени Лена. Она работала на штатной должности всего пару месяцев после окончания института, была тиха и неприметна, однако весьма умна и толкова. У меня с ней сложились неплохие деловые отношения. По слухам, она умела здорово гадать и предсказывать судьбу.

Мысли у меня все время крутились вокруг предстоящей учебы, которая могла здорово изменить мою жизнь. Кто знает, может быть, после окончания этих «диверсионных курсов» я вдруг попаду в число счастливцев, принятых на работу в разведку? Мало ли что может быть…

И я шутя попросил Лену погадать мне. Она долго отказывалась, наконец согласилась. И знаете, что она нагадала? А вот что: дальняя дорога в ближайшее время (ну, допустим, мне-то было ясно, что я поеду в Москву, а ей-то откуда было знать это?); потом еще более дальняя дорога (в загранку, что ли?); многочисленные опасности вплоть до возможных травм и летального исхода (orol); и потом, если останусь жив, — кардинальное изменение судьбы в положительную сторону, но это только при благоприятно складывающихся обстоятельствах. Короче, как она сказала, все будет зависеть от меня самого, от решения, которое я сам должен принять в ближайшее время…

Ну что же, сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что в целом ее предсказания практически полностью сбылись. Мне довелось быть участником и свидетелем нескольких государственных переворотов, многих других драматических событий, о которых и сейчас известно очень узкому кругу лиц. Мне посчастливилось встречаться и общаться с интересными людьми. Пришлось сталкиваться с людской подлостью и героизмом, жестокостью и великодушием. В меня стреляли, и я стрелял. Я видел смерть товарищей и трупы врагов, слышал свист пуль над головой: если свистнула — значит, мимо, а твоя придет — не услышишь!

Но все это было впереди…

Секретный объект КГБ располагался неподалеку от Москвы, в окрестностях Балашихи. Здесь когда-то я сдавал вступительные экзамены, поступая в Высшую Краснознаменную школу КГБ имени Ф.Э.Дзержинского, а теперь размещался Учебный центр по подготовке командиров групп специального назначения управления «С» (нелегальная разведка) Первого главного управления КГБ. Все прошедшие курс специальной подготовки офицеры со знанием иностранных языков ставились на учет в специальной картотеке.

Предполагалось, что в случае военной опасности они будут немедленно призваны и после небольшой переподготовки (1–2 месяца) получат под свое командование группу специального назначения численностью от 6 до 12 человек (в зависимости от стоящих задач и специфики момента). Примерный состав группы: командир, заместитель по разведке, заместитель по диверсиям, радист, специалист по минно-взрывной технике, разведчики.

Учиться было безумно интересно, но достаточно тяжело, особенно в первое время…

Мы расселились по небольшим комнаткам. С каждым из нас предварительно была проведена беседа, в ходе которой было объявлено, что из соображений конспирации здесь мы будем жить под другими («школьными»), заранее заготовленными для нас фамилиями. Тут же на эти фамилии выдали заранее выписанные офицерские удостоверения с нашими фотографиями. Все остальные документы мы сдали. Потом получили обмундирование: полевую офицерскую форму с петлицами воздушно-десантных войск, ремень, портупею, офицерский планшет, ватный бушлат с меховым воротником, вязаный серо-коричневый свитер и такого же цвета штаны, белый маскхалат для зимы, пятнистый — для лета, зеленый комбинезон, унты с галошами, міапку, берет…

Весь курс был разбит на три группы. Во главе каждой — командир; во главе курса — старшина курса.

Мне досталось место в небольшой комнатушке на первом этаже с окнами на лес. В комнате стояли две кровати, между ними у окна — письменный стол, пара стульев. В углу около двери — платяной шкаф.

Мой сосед — небольшой, крепко сбитый и энергичный в движениях Сергей с Дальнего Востока, — как выяснилось в разговоре, окончил университет (у него был китайский язык), а затем курсы оперсостава в Ленинграде. Насколько я понял, службу он начинал в «семерке» (служба наружного наблюдения), а потом перешел на оперативную работу. Оптимист по натуре, веселый и смешливый, Сергей тут же начал обживать комнату. Первым делом он пришпилил булавками к стене над своей койкой несколько фотографий. На них был он сам в кожаных штанах и куртке, а также его миловидная жена на фоне мотоцикла.

К моему сожалению, выяснилось, что Сергей не курит (а я надеялся, что мне попадется курящий сосед, дабы можно было курить в комнате). Но потом я поразмышлял и пришел к выводу, что это даже хорошо. Комнатушка небольшая, пусть здесь будет свежий воздух…

Как сейчас помню первое занятие, которое состоялось 6 января 1979 года.

Было приказано выходить строиться с автоматами, форма одежды — комбинезоны, унты, на головах — шерстяные шапочки. Мы вышли на свежий морозный воздух, поеживаясь от холода. Если помните, зима в 1979 году была суровая, с трескучими морозами и обилием снега. Многие курили и при этом натужно кашляли. Я огляделся и обратил внимание, что лица у всех мятые, землистого цвета, под глазами мешки. И немудрено: только что дома отпраздновали Новый год, да еще «отходняк» по поводу отъезда на учебу… Обжорство, выпивка и курево не способны придать лицу хороший цвет и благообразный вид.

— Становись!

Мы построились в две шеренги по группам.

— Равня-я-яйсь… Смирно! Товарищ подполковник…

Елки-палки! Перед нами стоял Александр Иванович Долматов.

Среднего роста, крепенького телосложения, подвижный и энергичный, чисто выбритый, с быстрыми, проницательными карими глазами и здоровым румянцем во всю щеку. Именно ему отдавал рапорт старшина курса.

— Здравствуйте, товарищи слушатели! — отрывисто, бодро и энергично поздоровался со строем Долматов.

— Здра… жела… — промямлили мы нестройно.

Долматов чуть заметно поморщился и повторил еще раз с той же интонацией:

— Здравствуйте, товарищи слушатели!

На этот раз ответное приветствие прозвучало несколько стройнее.

— М-да… — внятно произнес Александр Иванович. — Военнослужащие должны приветствовать командира весело, радостно и с чувством глубокого удовлетворения… Вольно!

Долматова я помнил еще по учебе в Вышке — так мы называли Высшую Краснознаменную школу КГБ имени Ф.Э.Дзержинского («Давно, друзья веселые, простились мы со школою!»). Там он преподавал у нас физическую подготовку. За прошедшие годы он, казалось, ни капельки не изменился. В отличной спортивной форме, та же короткая стрижка, те же ухватки… Александра Ивановича Долматова все любили и уважали. Бывало, выведя нас на беговую дорожку стадиона «Динамо», он, надрывая голос, угрожающе-бодрым тоном орал: