Афган, снова Афган… - Андогский Александр Иванович - Страница 86

В углу я заметил Сашу Звезденкова. Он был чисто перевязан и выглядел заметно веселее, чем возле дворца.

— Орел! Ты, что ли? И ты здесь! — воскликнул Саша. — Что у тебя? Жив? Я тебя и не узнал. Во, раскрасили! Курить будешь?

Я кивнул. Саша прикурил сигарету, сунул мне в губы. Я с удовольствием затянулся.

— А у меня вроде бы все в порядке! Укол всадили, чувствую себя нормально! А то что-то мне совсем плохо было: думал, концы отдаю… Ан нет! Оклемался! Меня там (он кивнул в сторону дворца) Титыч подобрал…

— Титыч жив?

— Да жив, жив! Слушай, ты, наверное, пить хочешь? А тебе можно?

— Можно…

— Сейчас раздобудем!

Он притащил откуда-то кружку воды.

В лазарете началось какое-то шевеление. К нам с Сашей подошел санитар.

— Товарищи офицеры, давайте я помогу выйти: там машина пришла, вас повезут в госпиталь.

Черт возьми! Уезжать куда-то мне совсем не хотелось. Голова была ясная, раны чуть саднили, но не так уж сильно. Все ребята остаются здесь, мы вроде бы победили, а тут — уезжать!

— Старик, а может быть, останемся? — обратился я к Саше. — Я себя вроде неплохо чувствую… Обидно уезжать…

— Да я сам об этом думал! — отозвался он. — Но как?

— Давай выйдем на улицу, будто к машине, а сами смоемся… — предложил я.

Саша помог мне подняться, и мы потихоньку двинулись к дверям. Метрах в десяти от входа стоял крытый брезентом грузовик, куда санитары уже загружали тяжелораненых (или убитых?). Мы с Сашей свернули за угол и поковыляли к нашей комнате.

Сейчас придем к себе, ляжем на свои места, отдохнем немного. А там и наши все подойдут. И утро встретим все вместе, как пожелал нам перед боем Бояринов. А там можно и в госпиталь! Мы поднялись на ступеньки, прошли по засыпанному гравием коридору, отодвинули плащ-палатку, зашли в нашу комнату… и не узнали ее. Там все было перевернуто вверх дном. Все койки от окон отодвинуты, матрасы валялись на полу. На них сидели и ели что-то из консервных банок солдаты «мусульманского батальона». Я вспомнил, что перед боем оставил у себя под матрацем подмышечную кобуру, которую купил еще летом в дукане на Зеленом рынке. Кобура была очень удобная и мягкая — не в пример нашим штатным! Но где теперь моя койка? И кобура, конечно же, пропала… Ну и бог с ней! Главное — жив!

— Вот они где! — послышался сзади возбужденный голос. — А я смотрю, вроде бы за угол свернули, а они тут… Товарищи офицеры, ну что же вы… Вам надо в госпиталь, пойдемте! Не драться же с вами…

На пороге стояли солдат-санитар и молодой лейтенант из «мусульманского батальона». Они подхватили нас под руки и повели к грузовику.

Грузовик уже был полностью загружен. Ближе к кабине на металлическом полу лежали убитые и тяжелораненые. Остальные сидели, привалившись к бортам, друг к другу. Нас с Сашей подсадили, закрыли за нами борт. В кузов вскочили два солдата из «мусульманского батальона».

Из их разговора я понял, что мы едем в наше посольство и что нас прикрывать будут две БМП — одна впереди, одна сзади.

Солдаты в кузове взяли автоматы наизготовку.

— Могут обстрелять! — пояснил один из них. — Еще стреляют!

Я вытащил из куртки свой пистолет, попытался передернуть затвор, но левая рука плохо слушалась.

— Давайте я помогу, — сказал солдат. Он дернул затвор, загнал патрон в патронник и передал мне пистолет.

— У меня теперь такой же есть! — похвастался он. — Мне командир подарил за храбрость! Во! Трофейный!

И он вытащил из-за пояса ПМ, покрутил его, снова сунул за пояс.

Машина тронулась. В это время вдруг откуда-то появился наш Титыч. Он увидел меня и Сашу, сидящих у заднего борта, и закричал:

— Саша! Валера! Ребята! Что врачи сказали?

Машина, переваливаясь на колдобинах, поехала, а Титыч бежал за нами, размахивал руками, и кричал:

— Ребята! Саша! Валера!

А мы с Сашкой, не сговариваясь, закричали:

— Титыч! Забери нас! Оставь нас здесь!

Машина сильно сбавила ход, и Титыч подбежал к самому борту.

— Валера, что с рукой? — испуганно спросил он, увидев мою забинтованную левую руку.

— Титыч, оставь нас здесь, у меня правая рука в порядке, стрелять могу! — кричал я, размахивая пистолетом, зажатым в руке.

Мне очень не хотелось уезжать. Я представлял, как завтра… да нет, уже сегодня утром ребята все соберутся в нашей комнате. Как придет Бояринов и скажет, что мы — молодцы и что вот, мол, мы и собрались, как и было загадано вчера… И мы будем сидеть, рассказывать друг другу, кто что видел, как было страшно, как нас чуть не поубивали и как мы победили… Было до слез обидно уезжать сейчас, когда мы победили, когда все хорошо…

— Ребята! Нельзя! Надо в госпиталь… Все будет хорошо, я с вами!

Дорога пошла под уклон, водитель прибавил газку, и Александр Титыч отстал. Откуда-то сбоку вырулила БМП и резко затормозила. Титыч залез в открывшийся люк, БМП резко газанула, качнулась и пошла вслед за нами. Башня на ней крутилась во все стороны: наводчик выцеливал возможного неприятеля. Через некоторое время бронемашина нас обогнала и пошла впереди.

Мы проехали по нижней дороге, левее дворца. Он все так же стоял на горке, освещенный прожекторами. Все окна в нем выбиты: не то что стекол, даже следов рам не было. На втором и третьем этаже что-то горело и из окна тянулся дымок. Изуродованный болванками «Шилок» и гранатометами, весь в копоти и щербинах от пуль и осколков, он все равно смотрелся величественно…

Долго ехали по аллее. Слева, там, где стояли казармы гвардейцев, еще шла стрельба. Там тоже что-то горело, и красные блики освещали голые ветви обронивших листву деревьев…

Около поворота у министерства обороны шедшая за нами БМП вдруг начала бить куда-то из пулемета. Разноцветные трассеры, уходя во тьму, чертили прямые линии, а потом рикошетом, по дуге разлетались в темном небе.

Машина на повороте притормозила, затем вообще остановилась. Вдруг я увидел, что в кустах у обочины, почти напротив министерства обороны, возле краснокирпичного здания Центрального музея, что-то шевелится. Точно! Там кто-то прятался! Вот что-то тускло блеснуло, автомат, что ли? Вот, гад! Наверное, какой-нибудь афганец прячется. Здесь ведь тоже наши ребята поработали… Сейчас как полоснет из автомата!

Я поднял пистолет, для устойчивости уперся рукояткой о борт кузова, прицелился и стал мягко жать на спуск… Но в это время фара идущей сзади БМП осветила кусты, и я увидел там нашего солдата-десантника. Он стоял на коленях в небольшом кювете, прикрытом зарослями колючего кустарника. Белое пятно лица, зеленый комбинезон, на голове голубой берет, в руках автомат.

Ф-фу! Чуть грех на душу не взял! Что он там делал? Контролировал дорогу по приказу своего командира? А может, просто испугался стрельбы, спрятался… Кто его знает? Тем не менее я мог его убить…

Наконец мы добрались до нашего посольства. Проехали мимо парадного подъезда (ворота закрыты, около них стоят две БМП), потом мимо длинной стены. С правой стороны были заборы вилл. Я вспомнил, как летом мы здесь занимали оборону и как Андрей чинил афганскую «тридцатьчетверку»… Господи, как давно это было! Наконец остановились у ворот посольской поликлиники.

У грузовика откинули борт, помогли нам вылезти.

Мне снова стало нехорошо. Видимо, действие уколов закончилось. Закружилась голова, и я самостоятельно не мог идти. Меня подхватили под руки — с одной стороны солдат, с другой Саша. Уже у ступенек поликлиники я вдруг вспомнил, что у меня в правой руке так и остался пистолет с патроном в патроннике.

— Подождите… — попросил я.

Мы остановились. Я изловчился и отстегнул магазин, который тут же упал на бетонные плиты. Потом дернул затвор, и из патронника вывалился патрон. Я хотел подобрать и то и другое, но нагнуться не мог.

— Я подниму, товарищ офицер! — Солдат наклонился, подобрал обойму, вставил в нее патрон и протянул обойму мне.

На первом этаже поликлиники горел яркий свет. У стен стояли носилки. У лифта кучей валялась какая-то окровавленная одежда.