Буря на озере - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/28
• Следующая

По указанию руководства лейтенант должен был взять в райотделе милиции материалы предварительного следствия по делу о гибели ветврача Андрия Михайловича Завгороднего. Согласно официальной версии, выдвинутой следователем милиции, Завгородний погиб на прошлой неделе в результате несчастного случая во время рыбной ловли.

Утром стояла тихая погода, ничто не предвещало бурю, и ветврач отправился на озеро. Очевидно, он так увлекся рыбалкой, что не заметил перемены погоды или надеялся, что буря будет кратковременной, но сильный ветер поднял большую волну, лодку раскачивало, и Завгородний, выбирая снасти или по какой-то другой причине, поскользнулся, ударился головой о сиденье или борт и потерял сознание. Лодка, став неуправляемой, перевернулась, и ветврач погиб.

Версия была подкреплена медицинской экспертизой. На затылке Завгороднего действительно обнаружена рана, но не смертельная. Ветврач был еще жив, когда очутился за бортом, — в легкие попала вода, значит, еще дышал, вероятно, пытался выплыть, но силы оставили его.

Что и говорить, убедительная версия, и никто не опровергал ее. Но через несколько дней после похорон сын ветврача, аспирант Львовского университета Олекса Завгородний, разбирая отцовские бумаги, нашел черновик письма. Точнее, не письмо, а только его начало, всего несколько слов на чистом кусочке бумаги:

«17 августа 1974 г. В областное управление государственной безопасности. Сообщаю, что я стал предметом…» — последние три слова зачеркнуты и вместо них: «в мой дом приехал…» Снова зачеркнуто, и с новой строки:

«У меня был весьма неприятный разговор, который, полагаю, должен заинтересовать компетентные органы. Во время войны…»

На этом письмо обрывалось. Видно, что-то помешало Завгороднему дописать его или он просто был слишком издерган, чтобы собраться с мыслями. Сунул его под бумаги в средний ящик письменного стола.

А на следующий день, в воскресенье, 18 августа, погиб на озере.

Это письмо и явилось причиной поездки в Озерск оперативного работника областного управления госбезопасности капитана Миколы Константиновича Шугалия.

До шестнадцати часов было еще достаточно времени, и Шугалий решил зайти в библиотеку. Чувствовал, что в Озерске придется задержаться, а заснуть без хорошей книжки не мог: что бы ни было, а должен почитать перед сном хоть четверть часа. Надеялся, что районная библиотека выписывает «Роман-газету», а в последнем номере помещен роман о сложной судьбе офицера, который через много лет встретился с немкой, — когда-то они любили друг друга, но жизнь разлучила их…

Библиотека помещалась на втором этаже старого дома, в ней было пусто, двое или трое подростков сидели в читальном зале, а библиотекарша стояла у окна и наблюдала за чем-то, должно быть чрезвычайно интересным для нее, потому что не оглянулась на скрип двери. Только когда Шугалий вежливо кашлянул, вздохнула и повернулась к капитану — посмотрела изучающим взглядом. Очевидно, знала всех своих читателей, вероятно, даже всех жителей городка; посещение незнакомца то ли заинтересовало, то ли обеспокоило ее, но она притушила блеск глаз, ни о чем не спросив, подошла к барьеру — стояла и смотрела молча, и бесцветные ресницы чуть-чуть вздрагивали.

Она не произвела впечатления на Шугалия. Тонкая, с продолговатым лицом и узкими бледными губами — может быть, они никогда не растягивались в доброжелательной улыбке, — библиотекарша смотрела сурово, будто стояла на страже всех своих книжных сокровищ и готова была своей узкой спиной защитить их от непрошеных гостей.

Шугалий несколько смутился под ее недружелюбным взглядом. Переступил с ноги на ногу, совсем как школьник, и спросил, могут ли в библиотеке выдать книжку человеку, попавшему в Озерск в командировку.

— Каждый имеет право пользоваться читальным залом, — сухо ответила библиотекарша.

— Но ведь, — возразил Шугалий, — в часы, когда читальный зал открыт, я должен работать… В конце концов, за меня могут поручиться…

Библиотекарша покачала головой.

— У нас печальный опыт, — пожаловалась она, — и никто не позволит нам разбазаривать государственный книжный фонд. — В этих словах прозвучала такая убежденность, что Шугалий невольно смутился, как человек, действительно покусившийся на казенное имущество.

— Жаль, — только и сказал он.

— А кто за вас поручится? — вдруг спросила библиотекарша, и в острых глазах ее блеснуло любопытство.

— Начальник райотдела милиции вас устроит?

Суровое выражение лица библиотекарши немного смягчилось.

— Так вы… С этого и начинали бы… — Библиотекарша улыбнулась, и капитан вдруг заметил, что ее губы подкрашены, правда, какой-то бледно-розовой помадой, но все же подкрашены, и шелковую кофточку украшает бантик.

Узнав, что именно хочет почитать приезжий, библиотекарша посмотрела на него с уважением, и Шугалий догадался, что сама она уже читала роман и по достоинству оценила его, — это, безусловно, свидетельствовало в ее пользу.

Оформляя книгу, она время от времени смотрела в окно. Очевидно, что-то там интересовало ее, и Шугалий незаметно посмотрел на улицу, но ничего заслуживавшего внимания не увидел. Домики с мансардами, перед одной из калиток остановились две женщины с сумками. Та, что в цветастом платье, поставила сумку между ног, из нее выглядывала утка, небось не такое уж чудо в Озерске домашняя утка, чтобы заинтересовать библиотекаршу.

Шугалий осторожно взял «Роман-газету», не свернул ее небрежно, как делал это дома, улыбнулся библиотекарше на прощанье и тоже получил в ответ улыбку.

Лейтенант Малиновский уже ждал Шугалия. Он солидно встал из-за стола, и капитан, даже не разглядев его до конца, понял, что лейтенант привык все делать солидно, не спеша и с чувством собственного достоинства.

Малиновскому было немного за тридцать. На нем был темно-синий костюм областной швейной фабрики, не очень дорогой, но и не совсем дешевый, должно быть парадный, и воротничок белой нейлоновой сорочки стягивал синий галстук в белый горошек, — Малиновский явно уважал старших по званию и с надлежащим вниманием и почтением воспринял приезд Шугалия в район.

Правда, лейтенант нервничал.. Об этом свидетельствовал безмолвный вопрос, застывший в его глазах, и поспешность, с которой он поправил и без того безукоризненный узел галстука. Положил руки ладонями на стол, большие сильные руки с обручальным кольцом на пальце, — белые манжеты высунулись из рукавов, и Шугалий отметил, что стянуты они серебряными запонками с искусственными бриллиантами, — серебро от времени потемнело, а стеклянные многогранники переливались на солнце, поблескивая почти как настоящие драгоценные камни; эту игру цветов заметил и лейтенант, она понравилась ему, и Малиновский немного поднял руки, искоса следя за веселыми искорками. В то же время он не сводил выжидательного взгляда с капитана — субординация не позволяла начать разговор первому, а Шугалий тоже молчал, откровенно разглядывая лейтенанта, с которым раньше встречаться не приходилось.

Малиновский в принципе понравился ему: тяжеловатые, словно вырубленные топором челюсти, большой нос и прямоугольные скулы делали его лицо почти квадратным, большой подбородок, — все это свидетельствовало о воле и упорстве; такого трудно обескуражить, а если уж что-нибудь вобьет в голову, то будет отстаивать до конца. Вообще Шугалий считал это недостатком для оперативного работника — таким обычно не хватает смекалки и гибкости, широты воображения, но они последовательны в разработке основных версий, их трудно сбить с определенного пути, они скрупулезны в рассмотрении и анализировании фактов, что и делает их прекрасными помощниками, образцовыми исполнителями.

Уловив напряженный взгляд Малиновского, капитан заметил, как у него чуть-чуть подрагивают скулы.

Шугалий начал ровным тоном, медленно, будто давно знал лейтенанта и давал ему очередное задание:

— Мы получили черновик заявления Завгороднего, и нам с вами поручено установить подлинную причину его смерти.

• Предыдущая
• 2/28
• Следующая