Буря на озере - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/28
• Следующая

Лицо Олены Михайловны просветлело.

— Разве что ужинать прибежит.

— Где-то задерживается?

— Девушка у него. И пусть будут вместе, легче ему с ней… Так любил отца…

— Местная девушка?

— В библиотеке работает.

Шугалий вспомнил библиотекаршу с тонкими губами и подумал, что вряд ли Олекса влюблен в нее.

— Я только что был в библиотеке… — начал он.

— Нина сегодня выходная. Собирались в лес на велосипедах. Олекса вернется вечером. Если не будет ужинать у Бабинцов.

— Нина Бабинец?

— Дочь нашего аптекаря. Училась во Львове в культпросветтехникуме, а Олекса…

— Аспирант университета. Профессор Захаржевский высокого мнения о нем.

— Успели поинтересоваться… Зачем?

Наступила очередь Шугалия пожимать плечами.

Его сейчас интересовало все о семье Завгородних, даже мелочи. Но Олена Михайловна явно уклонялась от разговора о встрече со Стецишиным, и это беспокоило его.

— О чем же беседовал Андрий Михайлович со Стецишиным? — спросил он прямо.

— А о жизни… Роман начал хвалиться: у него машина-люкс и в доме кондиционер. Но ведь в Озерске такой воздух — зачем нам кондиционер? И «Жигули» Андрию предлагали, но он не захотел. Вот говорит… простите, говорил, когда Олекса закончит аспирантуру, подарю ему, а по нашим лесным дорогам лучше на бричке. Любил лошадей, да будет земля ему пухом, добрый был человек, такие сейчас редко встречаются.

— Когда Роман Стецишин ушел от вас? — Собственно, Шугалий знал, что в четыре часа шофер заехал за ним, но канадец уже ждал машину.

— Точно не помню, что-то около трех.

— Следовательно, был у вас с двенадцати до трех.

Времени, чтобы наговориться, вдоволь… Андрий Михайлович не спорил со Стецишиным? — Смотрел на женщину и думал: где же был канадец от трех до четырех? И почему ушел, не дождавшись машины?

— Мы вспоминали юность… — Шугалию показалось, что глаза Олены Михайловны затуманились. — В последний раз виделись, когда были юными. Роман с Андрием учились в одной гимназии, и мы дружили.

Хорошие были годы, — вздохнула она, — жаль, что молодость не возвращается…

Шугалий решительно пересел на стул, стоявший в двух шагах от Олены Михайловны, спросил, пристально глядя на нее:

— Что предлагал вам Роман Стецишин?

Женщина не отвела взгляда. Ответила не колеблясь:

— Приглашал к себе. Сказал, что может прислать вызов, чтобы погостили.

— Больше ничего?

Олена Михайловна опустила глаза.

— Может, когда меня не было… — сказала неуверенно. — Я отлучалась на кухню.

— Конечно, — согласился Шугалий и спросил: — Вы не поссорились со Стецишиным?

— Ну, что вы!

— Итак, он ушел в три… Вы провожали его?

Олена Михайловна посмотрела на капитана, и он заметил в ее глазах растерянность.

— Роман сказал, что хочет пройтись пешком, — ответила она. — Посмотреть на озеро…

— И вы не составили ему компанию?

— Мы хотели, но он отказался. Сказал, что машина ждет его на площади и что хотел бы побыть в одиночестве.

— Странные желания бывают у людей, — согласился Шугалий и увидел, как щеки Олены Михайловны покрылись розовыми пятнами.

— Да, Роман изменился, — сказала она, и вдруг черты ее лица стали твердыми.

— В чем же это проявилось? — спросил Шугалий с интересом.

Олена Михайловна задумчиво потерла щеку.

— Мужчины либо грубеют, либо становятся самовлюбленными, — сказала она, будто пожаловалась.

— А конкретнее?

— Роман был красивым юношей… А теперь — владелец типографии, — ответила неопределенно, но Шугалий понял, что именно она имела в виду. — У него трое детей и кондиционер в доме. Настоящий хозяин. — Это было сказано с раздражением, а может быть, с завистью?

Шугалий задумчиво переспросил:

— Трое детей, говорите? И дети уже, должно быть, взрослые ?

— Взрослые, — ответила Олена Михайловна, и ее лицо сделалось вдруг жалким и совсем старым. — А у нас — один Олекса.

Шугалий помолчал. Сказал бодрым тоном:

— Ничего, скоро придется вам с внуками возиться.

— Дай-то бог! — вырвалось у женщины, и капитан сочувственно посмотрел на нее, поняв, сколько неистраченного душевного тепла сохранилось у нее.

— Нельзя ли осмотреть дом? — попросил он.

Олена Михайловна сразу и с явным облегчением встала.

— Я приготовлю вам кофе, — сказала она. — Или, может быть, хотите есть? Так накормлю обедом.

— Спасибо, уже обедал в чайной, — отказался Шугалий. — А кофе выпью с удовольствием.

— Говорят, в нашей чайной неплохо готовят. — Олена Михайловна остановилась в прихожей. Тут стояла вешалка для верхней одежды; у зеркала, занимавшего едва ли не треть стены, примостилась тумбочка с телефоном; рядом — низкое удобное креслице. — Но такого кофе, как у нас, — продолжала женщина, — в Озерске не попробуете. Проходите в гостиную, я сейчас.

Капитан вошел в большую комнату, на которую указала Олена Михайловна. У ветврача и его сестры был неплохой вкус, в гостиной это сразу бросилось в глаза. Мебели мало: сервант, стол со стульями, тахта, широкие и глубокие кресла перед журнальным столиком — собственно, все. Но красочные шторы удивительно гармонировали с таким же веселым ковром почти на весь пол, а стены украшали акварельные пейзажи, вставленные в легкие дубовые рамки.

На большинстве акварелей было изображено озеро: камыши и чистая вода за ними, грозовые тучи над берегом, солнце отражается в зеркале озера и черная точечка лодки в уголке. Шугалий не очень-то разбирался в живописи, но рисунки понравились ему, были в них чувство, непосредственность и влюбленность в природу. И краски ласкали глаз.

Шугалий догадался, кто писал акварели, и громко спросил Олену Михайловну, гремевшую в кухне посудой:

— И как это вас хватает на все? Хозяйство, цветы, живопись…

На кухне воцарилась тишина.

— А-а, — ответила она негромко, но Шугалий отчетливо слышал каждое слово. — Олекса уже шесть лет во Львове, а мы с Андрием… — Она вдруг всхлипнула; Шугалия даже удивляла ее подчеркнутая сухость и выдержка, но вот не выдержала и всхлипнула, очевидно, потому, что была в кухне одна, в присутствии капитана скрыла бы свои истинные чувства — была женщиной сильной, с твердым характером и в то же время натурой эмоциональной и страстной: разве черствый человек сможет так тонко чувствовать природу и воссоздавать ее в своих рисунках?

Ветер гнул за окнами деревья: Шугалий стоял у окна, видел, как трепещет листва, и вдыхал острый запах кофе…

Олена Михайловна принесла полный кофейник и две маленькие чашечки, поставила на журнальный столик. Шугалий свободно вытянулся в кресле, а она примостилась на диване с ногами, сбросив туфли, совсем по-домашнему, видно, это было проявлением доверия с ее стороны и свидетельствовало о непосредственности натуры. Капитан был приятно удивлен.

Шугалий отхлебнул глоток и правда вкусного кофе и спросил:

— Вы когда-нибудь работали, Олена Михайловна?

Женщина поболтала серебряной ложечкой в чашечке, подняла глаза.

— Когда-то окончила кулинарный техникум, — ответила она, — работала в столовой рыбзавода, но Андрий заставил бросить. А теперь зовут шеф-поваром в чайную, и придется идти. Ребенка надо поддерживать.

— Какого ребенка? — не понял Шугалий.

— Олексу во Львове…

— Он — ребенок? — засмеялся капитан.

— Совсем еще ребенок, — уверенно подтвердила она, и Шугалий понял, что вряд ли кто-нибудь переубедит ее.

— Вам нравится Нина Бабинец? — спросил он.

— Девушка как девушка. Современная. — Олена Михайловна доброжелательно улыбнулась, но в последнем слове Шугалий все же уловил негативный подтекст. — Я не возражаю. Андрий, правда… — запнулась она.

— Был против? — Олена Михайловна не ответила, но Шугалий не обратил на это внимания. — Ваш брат никуда не отлучался после отъезда Стецишина? — спросил он.

— Нет.

— Разговаривал по телефону?

— Кажется, нет. Вечером я поливала цветы и могла не услышать.

• Предыдущая
• 5/28
• Следующая