Шифрованный счёт - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 19

• Предыдущая
• 19/23
• Следующая

Большой темноватый зал был заполнен на две трети — Гюнтер пристроился в последнем ряду и внимательно осмотрелся, но не заметил Карла. Почти сразу присутствующие зааплодировали — на сцену вышел какой-то человек.

— Шлихтинг, — прошептал сосед Гюнтера в волнении, — сам Йоахим Шлихтинг!

Гюнтеру показалось: сейчас Шлихтинг поднимет руку, бросит в зал «зиг!», и сотни присутствующих, как во времена «третьего рейха», заревут «хайль!» Но дело ограничилось аплодисментами и отдельными выкриками.

В это время в зале появился Карл. Он вышел из боковой узкой двери у самой сцены и сел на свободный стул в первом ряду.

Гюнтер не слушал Шлихтинга. Его всегда раздражали речи политиканов, считал их всех демагогами, мог сидеть в нескольких шагах от оратора, смотреть ему в глаза и не слушать — отключаться полностью, мог в такие минуты даже повторять роль или придумывать меткие реплики.

Гюнтер уже давно понял, что последний из «тройки» — один из неонацистских бонз. Вряд ли Карл по собственной инициативе пошёл бы на это собрание и вряд ли его пропустили бы без разрешения в помещение за узкой дверью, которую охраняют два здоровенных молодчика. Следовательно, он встретился уже с человеком, который знает две последние цифры, и завтра, самое позднее послезавтра они вернутся в Швейцарию и станут владельцами банковского счета. Это же черт знает что такое, сегодня он бедняк, нищий, а завтра может открыть собственный театр!

Шлихтинг закончил, его проводили бурными аплодисментами, он подошёл к краю сцены и подал какой-то знак (Гюнтер мог поклясться) Карлу, поскольку тот сразу подхватился и двинулся к узким дверям, которые открыл один из охранников.

Гюнтер вышел на улицу. Поспешил к себе в «фольксваген». Из стеклянных дверей стали выходить люди, наконец, появился и Карл в сопровождении Йоахима Шлихтинга. Сел вместе с ним в длинную чёрную машину.

Что ж, все встало на свои места. Йоахим Шлихтинг — последний из кальтенбруннеровской «тройки».

Сейчас Гюнтер мог ехать домой, но, вспомнив историю со «святым отцом», двинулся за роскошным чёрным лимузином.

Шлихтинг не спешил. Вскоре начались тихие фешенебельные кварталы Ганновера, и Гюнтер не боялся потерять из виду чёрный лимузин, шёл метров за сто — уже совсем стемнело, и если бы Карл даже оглянулся, все равно не узнал бы свой жёлтый «фольксваген».

Лимузин остановился возле дома за чугунной оградой, Гюнтер тоже притормозил и увидел, как из машины вышел Шлихтинг. Лимузин с Карлом двинулся в сторону центра. Попетляв немного, они неожиданно для Гюнтера вынырнули на улицу, где был их отель «Корона».

Гюнтер поставил «фольксваген» на место и поднялся лифтом на свой этаж. Карла не было в номере, и Гюнтер постучал в дверь комнаты Аннет. Никто не ответил. Гюнтер нажал на ручку, и дверь поддалась. Он переступил порог и хотел подать голос, но услышал такое, что заставило его скользнуть в тёмную прихожую и тихонько прикрыть за собой дверь.

Говорил Карл. Гюнтер чётко слышал каждое слово, стоял, держась за ручку, и смотрел на полоску света, падавшую из ярко освещённой комнаты в прихожую через узкую щель приоткрытых дверей.

— Если я возьму эти деньги, — говорил Карл, — я возненавижу себя на всю жизнь, но нельзя же существовать, не уважая самого себя! Скажи, Аннет, как мне поступить?

Аннет ответила сразу:

— Я знала, что ты придёшь к такому выводу, потому что верила в твою порядочность, милый, и мне было бы очень тяжело разочароваться.

«Милый, — скривился Гюнтер, — уже милый…»

Карл начал не совсем уверенно, словно раздумывая, но постепенно голос его креп, даже появились какие-то металлические нотки.

— Ты видела полковника Пфердменгеса? Хороший человек на первый взгляд, не так ли? Пьёт, гуляет, весёлый… Наверно, сидит сейчас в ресторане и ужинает с приятелями. Ты знаешь, зачем он приехал? Получить свои деньги — и айда назад, уничтожать чёрных! Он купит ещё плантацию и, чтобы охранять её, много оружия — он будет стрелять, вешать, рубить… И в этом помощник полковника я. Потому что я дал ему деньги, приобрёл автоматы и пули к ним!

Гюнтер представил, как дёргаются у Карла уголки губ. Что ж, по сути, Карл прав, но на земле почти каждый день кто-нибудь с кем-нибудь воюет и кто-то кого-то убивает, а Африка далеко… Стоит ли забивать себе этим голову?

— Но дело не в полковнике, — продолжал дальше Карл, — сегодня я отыскал третьего, знающего шифр. Он потребовал у меня сразу три миллиона. Потому что он умнее всех и знает, что и где можно хапануть. Я пообещал ему их, а теперь решил не отдавать, потому что это все равно, что наточить бритву врагу, который хочет тебя зарезать.

— Кто он? — спросила Аннет.

— Один из неонацистских фюреров. Я читал о них, но не обращал внимания, да и все мы часто не обращаем внимания…

— Кто все? — сердито оборвала Аннет. — Мы устраиваем демонстрации и митинги протеста, мы боремся, хотя наше правительство, к сожалению…

— Когда видишь все это собственными глазами, начинаешь думать: либо ты сумасшедший, либо сумасшедшие вокруг. Двадцать лет назад коричневые были ещё у власти, потом все клялись, что никогда не допустят возрождения фашизма, сажали эсэсовцев за решётку и ставили антифашистские фильмы, а сейчас те же эсэсовцы красуются в мундирах, а фашисты под охраной закона произносят речи и выдвигают требования, которым бы позавидовал сам Гитлер!

В комнате установилась тишина.

Гюнтер прислонился плечом к стене. Его не взволновали слова Карла, ибо в глубине души он безразлично относился и к фашистам, и к антифашистам — верил только себе и своему умению устраиваться. Думал: назвал ли Шлихтинг свои две цифры? И сколько же на счёту, если Карл пообещал ему даже три миллиона?

Три миллиона — и кому? Какому-то бывшему нацисту. А он, Гюнтер, которого чуть не расстреляли, получит только миллион. Где же справедливость?

Аннет спросила:

— Однако почему не насторожил тебя первый визит к Рудольфу Зиксу? И дядя предупреждал тебя…

— Почему же ты тогда не отговорила меня от поездки в Италию?

— Твоя правда, — вздохнула Аннет, — но мне так хотелось поехать с вами. С тобой…

— Мы сядем в машину и поедем, куда только ты захочешь, — примирительно сказал Карл. — И не будем думать ни о деньгах, ни… Но захочешь ли ты поехать со мной?

— Неужели ты действительно так думаешь, милый?

— А знаешь, кем был мой отец?

Гюнтер прикусил губы: надеясь отвернуть Аннет от Карла, он рассказал ей о Франце Ангеле, но девушка ответила ему тогда так же, как сейчас Карлу.

— Я знаю, кто ты! — Немного помолчала. — Конечно, тень отца ещё витает над тобой. Особенно когда сделаешь что-нибудь плохое.

Карл засмеялся хрипло и нервно.

— Ты на самом деле все знаешь и не отказываешься?

Гюнтер представил эту сцену в комнате и сжал кулаки.

А Карл все говорил:

— …И ничего не стоит между нами, любимая. Завтра мы полетим в Цюрих, и я переведу двадцать миллионов польскому посольству с условием, чтобы на эти деньги построили больницу. — Засмеялся. — Шлихтинг и полковник словно договорились: назовут мне цифры только на пороге банка. Тем больше разочаруются… — Карл умолк и продолжал после паузы: — Жаль Гюнтера. Но я уверен: он все поймёт и одобрит наше решение.

Гюнтер еле удержался, чтобы не ворваться в комнату. Он что, мальчишка? И какое они имеют право решать за него? Его миллион — полякам? Миллион, с которым он уже свыкся, который как бы стал его собственностью и принёс бы ему столько счастья, радостей и удовольствий?

У Гюнтера заклокотало в горле, поднял руки и чуть не закричал, как человек, которого грабят. Он не слышал, что дальше говорят в комнате, утратил самоконтроль, шагнул к двери — сейчас он ворвётся к ним, он им покажет, заставит уважать его права; в конце концов, неужели полякам не хватит девятнадцати миллионов? Что для государства миллион, который может сделать его, Гюнтера, счастливым?

Но перед кем унижаться?

Эта мысль отрезвила его, привела в чувство, и он услыхал слова Аннет:

• Предыдущая
• 19/23
• Следующая