Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич - Страница 14

Его песня постепенно переходит в симфоническую музыку.

Стоят самоходки, «катюши», танки, гаубицы с надписями на стволах: «За Сталина!», «По Берлину!», «За Родину!». Стоит мотопехота. Все застыло. Все готово и ждет сигнала.

Из блиндажа появляется капитан Неустроев, за ним два бойца со знаменем.

Грохот неслыханной силы оглушает землю. Девушка, сдернув чехол с прожектора, направляет сильный луч вперед, в сторону немцев. Небо вспыхнуло, точно загорелось от края до края. Юсупов углем пишет на каске: «Сталинград — Берлин».

Свет прожекторов, сияющий полет снарядов «катюш», взрывы у горизонта — все смешалось в урагане огня. Распустив крылья и беспомощно щебеча, птицы побежали по земле, прижимаясь к людям.

Захрипели, забили копытами кони. Загромыхали танки. Двинулись самоходки.

НАЧАЛОСЬ ВЕЛИЧАЙШЕЕ СРАЖЕНИЕ В ИСТОРИИ ВСЕХ ВОЙН, СОВЕТСКИЕ АРМИИ НАЧАЛИ ШТУРМ БЕРЛИНА-СТОЛИЦЫ ФАШИЗМА.

В этот час более четырех тысяч танков, двадцать две тысячи артиллерийских и минометных стволов, пять тысяч самолетов и сотни тысяч людей двинулись на штурм Берлина.

Юсупов что-то прокричал на ухо Иванову, тот жестом показал, что ничего не слышит. Тогда Юсупов тоже жестом показал, что, должно быть, сейчас начнем наступать, и азартно заплясал в окопе, разбрызгивая вокруг себя воду. Невдалеке лежат Кантария и Егоров.

Раздается команда:

— Егоров, Кантария, Юсупов, Иванов, Зайченко, к знамени!

Гвардейское знамя сталинградцев с черно-оранжевыми ленточками ордена Славы выносят к бойцам.

Кантария, Егоров, Иванов развертывают его. Портрет великого Ленина, освещаемый вспышками орудийных выстрелов, колеблемый легким ветерком, обращается к западу.

Знамя проносят по узким окопам.

Гвардейцы преклоняют колени и благоговейно целуют знамя.

Вдруг стихло.

Иванов и его товарищи уже готовы к атаке. Они вылезли из окопа и лежат на бруствере.

…В эфире тихо. Чей-то голос произносит:

— Вперед!

И, точно эхо, это слово подхватили и на разные лады стали повторять и варьировать в воздухе:

— Вперед, пехота! Вася, давай!.. Истребители, в воздух! Есть в воздух!.. Вперед, на Берлин!.. До встречи в Берлине!. Который час, Зина?.. Семь… Чего семь — вечера, утра?.. Утра, конечно… Солнце взошло… А у нас, Зина, никакого солнца не видать, такой дым.

Иванов поднялся, крикнул:

— Вперед! — и пошел с гранатой в руке.

Восторженные крики бойцов перекрыли грохот снарядов.

— Ура-а-а! — разносится по равнине.

Теперь уже немного рассвело. Иванов оглядывается и не узнает ничего. Деревья, еще ночью покрытые розовым цветом, стоят голые, с обломанными ветвями. Сбитые воздушными волнами лепестки цветов розовым снегом устилают землю. Исчезли и поля озимых. Там, где еще вчера изумрудно зеленели пашни, сегодня чернеет вздыбленная, перепаханная снарядами, взбитая вихрями земля.

Перегоняя пехоту, несутся орудия, танки. Не желая уступать дорогу танкам, карьером летят тачанки с пулеметами. На броне танков мелькают надписи: «За Родину!», «За великого Сталина!», «Суворов», «Кутузов», «Учительница Румянцева», «Сталевар Иванов».

Иванов, читая надписи, хватается за грудь, кричит что-то, но танки с адским грохотом скрываются вдали. На белых стенах придорожных домов виднеются свежие надписи углем.

Иванов подскочил, начертил штыком: «Иду напролом» и побежал вперед.

Промчался танк с надписью на броне: «Заправился до самого Берлина!»

Промчался другой: «Заправился до полной победы!»

Пехотинцы провожают их завистливым смехом.

Немецкую землю покрыли танки, пушки, минометы, «катюши» и тысячи, тысячи людей. Весь этот грозный поток несется по дорогам и полям. С самолета кажется, что бежит сама земля.

Кабинет Гитлера в рейхсканцелярии. Здесь Гитлер, Геббельс, Борман, Геринг и Кребс. Настроение растерянное, подавленное. Поминутно звонят телефоны.

Гитлер нервно шагает по кабинету. Геббельс, Борман и Кребс склонились над картой берлинского оборонительного района.

Геринг, вытянув ноги, полулежит в кресле, тупо уставившись в одну точку, как бы ничем не интересуясь.

Адъютанты поминутно входят в кабинет и что-то докладывают Кребсу.

Гитлер останавливается, вопросительно смотрит на Кребса.

К р е б с. Русские прорвались на правом фланге сто первого армейского корпуса, на участке дивизии «Берлин». Потери велики.

Г и т л е р. Фольксштурм на защиту Берлина! Всех под ружье! Германия в опасности. Сейчас победят только те, кто беспредельно предан мне, те, кто верит в победу! Геббельс, вам в тяжелые дни хочу вручить судьбу Германии и поручаю высокую миссию: быть имперским комиссаром обороны Берлина.

Г е б б е л ь с. Мой фюрер, я не пожалею жизни, чтобы оправдать ваше доверие.

Входит Линге и передает бумаги Кребсу. Тот передает их Гитлеру и говорит:

— Русские прорвались на участке триста третьей пехотной дивизии. Но у Зееловских высот девятой армии удалось удержать натиск русских. Наши просят подкреплений и боеприпасов.

Гитлер подходит к карте, смотрит, затем приказывает:

— Введите в бой мотодивизию «Курмарк».

К р е б с. Последний резерв, мой фюрер!

Г и т л е р. Да, да, «Курмарк».

Кребс отдает распоряжение адъютанту.

Адъютант выходит, но тотчас вернувшись, докладывает:

— Русские прорвались на стыке между одиннадцатым танковым и пятьдесят шестым танковым корпусами. Наши просят подкреплений. Тяжелые потери. Положение тревожное.

— Удержать русских во что бы то ни стало! — кричит Гитлер.

Г е р и н г (вставая с кресла). Введите в бой восемнадцатую мотодивизию.

К р е б с (адъютанту). Ввести в бой восемнадцатую мотодивизию!

Адъютант уходит, входит Линге.

Л и н г е. Одиннадцатый танковый и пятьдесят шестой танковый корпуса отходят к Берлину.

Г и т л е р (в бешенстве). Немедленно расстрелять командующего. Отдайте приказ не отступать ни на шаг, даже если американские танки будут у них за спиной. Бросьте на закрытие прорыва дивизию «Нордланд».

Линге уходит. Навстречу ему — Геббельс.

Г е б б е л ь с. Хайль! Мой фюрер, отличные новости. Между Черчиллем и Эйзенхауэром разногласия в вопросе направления главного удара их сил. Конфликт! Американцы отказываются наступать на Берлин вследствие расстройства тыла. Ваш гений это предвидел!

Г и т л е р. Я их всех столкну лбами. Они перегрызутся у меня на глазах. Я натравлю англичан на американцев, а их обоих — на русских. Верьте мне — мы выиграем войну. Победа где-то рядом.

Г е б б е л ь с. И вторая новость, мой фюрер. Девятая армия контратаковала русских. Русские задержаны на Зееловских высотах.

Г и т л е р. Русские никогда не возьмут Берлина. Я сам буду его защищать. Оттяните к Берлину войска, сражающиеся на Эльбе. Поторопите американцев. Пусть они мне остановят русских. Армия Венка пусть идет на защиту Берлина. Немедленно! Я вам говорю — русские не будут в Берлине!

Черчилль в кулуарах палаты общин. Из зала заседаний доносится гул голосов. Несколько парламентеров и журналистов окружают премьер-министра Великобритании. Здесь же Бедстон, возвратившийся из поездки к Герингу.

Черчилль дает интервью:

— Русские не возьмут Берлина. Они понесли огромные потери, господа. Это надо понять. Русские армии, великолепно сочетая военную силу и мастерство, менее чем за три недели продвинулись от Вислы до Одера, гоня перед собой немцев… Их мощь иссякла — это естественно.

Ж у р н а л и с т (отходя). Из сегодняшней беседы я извлек лишь один интересный прогноз, что русские не возьмут Берлина.

— Даешь Берлин! — слышится голос Иванова.