Арколола (Вода). Странствие - Маршалл Джеймс Вэнс - Страница 8

• Предыдущая
• 8/10
• Следующая

Над пустыней вставало жёлтое солнце. Лёгкий утренний ветерок шевелил кустики малги. Первым проснулся абориген. Готовый встретить новый день, он сразу стряхнул с себя сон. Мальчик встал, расправил руки, вдохнул свежий воздух и тихо пошёл к ручью, протекавшему рядом.

Затем проснулся Питер. Ему было значительно лучше. Он сел, покачиваясь, и начал прочищать нос и протирать глаза.

Мэри, не открывая глаз, проговорила сонным голосом:

— Питер, где твой платок?

— Потерял.

Он не стал дожидаться дальнейших нотаций и быстро встал.

— Пойду посмотрю, что там делает чёрный.

Засунув руки в карманы, он побрёл по проходу между скал к ручью. Кругом торчали большие валуны. В скалах виднелись кратерообразные углубления. Это было очень похоже на поверхность луны, совсем как в комиксах, где рисуют суперменов в космосе. Он неторопливо шёл, с опаской поглядывая по сторонам — а вдруг какой-нибудь монстр и впрямь набросится на него. Пройдя несколько десятков футов, он услышал какой-то хруст, перемежающийся с тяжёлыми шумными вздохами. Снедаемый страхом и любопытством, Питер осторожно подошёл к большому камню и выглянул из-за него.

В двадцати футах ниже него находился маленький водоём, окружённый скалами, с кристально чистой и неподвижной, как стекло, водой. Около него возился абориген, катя небольшой валун. Он увидел Питера и улыбнулся.

— Яррава! — он показал на водоём.

Спуститься вниз для Питера было делом одной секунды.

Он сразу увидел, что такое «яррава». В глубине водоёма сверкали серебряными стрелами рыбёшки. Их размеры колебались от трёх до пятнадцати дюймов. И тут Питер вспомнил о завтраке.

— Ямара? — он показал на рыбу.

Абориген кивнул.

С одной стороны водоёма было мелко, и Питер вошёл в воду. Он очень хорошо видел каждую рыбину. Их были десятки, если не сотни. Когда Питер протягивал руку, чтобы схватить хотя бы одну, они исчезали в глубине. Он неуклюже топтался на мелководье, тщетно пытаясь их поймать. Абориген тихо смеялся. Потом он поманил мальчика к себе и подвёл его к гладкому круглому камню.

— Курура, — сказал он и начал вкатывать камень на скалу, нависавшую над водоёмом. Питер, пыхтя от натуги, трудился над другим камнем. Вскоре мальчики забрались на самый верх. Абориген жестами изобразил своё намерение. Питер понимающе кивнул. Они вместе подняли камни и бросили их в воду. Огромный фонтан брызг поднялся над водой. Мальчики прыгнули в воду. Через минуту две дюжины оглушённых рыб лежали на берегу.

Абориген ликовал. Он сгрёб рыбу в кучу и начал с ней играть. Он подбрасывал рыб в воздух, пропускал их через растопыренные пальцы, как скряга, наслаждающийся видом золота. Ведь это была еда, йемара!

Рыбы было так много, что её невозможно было унести. Но Питер быстро нашёлся. Он снял шорты, и дети, навалив в них рыбу, торжественно приволокли этот тяжёлый тюк к костру.

Когда все поели и нужно было двигаться дальше, Питер отказался надеть шорты. Это была настоящая сцена с рёвом и криками.

— Посмотри, — хныкал малыш, — они такие страшные, все в чешуе. И мне в них жарко.

— Постирай и надень, — невозмутимо ответила Мэри.

— Не буду! Не буду! — Питер затопал ногами.

Спор разрешил абориген. Печёная рыба была слишком большой ценностью в пустыне, чтобы ею можно было пренебречь. Он молча собрал рыбу в шорты, подошёл к Мэри и положил свёрток перед ней. Ведь это была лубра. По законам племени груз обязана носить женщина.

— Курура! — сказал он.

Так они начали свой четвёртый день пути.

Идти было легче, чем вчера. Пыли не было. Они шли вдоль ручья, пока он не исчез в песке, а потом вышли на гладкую, как стол, равнину с глинистой твёрдой поверхностью.

Здесь абориген пошёл быстрее. Это было слишком быстро для Питера, который задыхался от насморка. У него снова заслезились глаза. Грипп ещё не прошёл. Полуденная остановка в роще золотых казуарин никогда ещё не была такой желанной. Но это удовольствие продолжалось недолго. Абориген спешил. Они снова потащились по бесконечной пустыне, всё дальше и дальше.

С первыми порывами вечернего ветерка они остановились в эвкалиптовой роще. Воды они не нашли. Абориген развёл большой дымный костёр. Потом они поели печёной рыбы. Чёрный мальчик возился у костра, подбрасывая ветки эвкалипта, потом отошёл в темноту и вдруг неожиданно громко чихнул. Это ошеломило его. Он почувствовал слабость, поднял руку ко лбу и вытер выступившую испарину. Его охватил страх. Дух несчастья вошёл в него в виде дождевой болезни. Он сразу вспомнил больного старика. Тот болел недолго и вскоре умер. Тело старика было необыкновенно лёгким, когда его поднимали на погребальный помост.

Мальчик начал дрожать. Он медленно и нерешительно побрёл к костру и лёг у огня, пытаясь согреться.

Белые дети с опаской посматривали на аборигена, но не подходили к нему. Вскоре они оба заснули. А абориген снова не спал. Он лежал, греясь у костра, и никак не мог унять дрожь.

На следующее утро стало ясно, что абориген заболел гриппом. У него текло из носа, глаза воспалились и покраснели. Ещё долго после восхода солнца он неподвижно сидел у тлеющего костра, забыв о еде. Питер несколько раз предлагал ему рыбу, но тот не стал есть. Дети ждали, когда же он двинется в путь. Час проходил за часом, а абориген сидел, уставившись в костёр.

— Послушай, Мэйми! — не выдержал малыш. — Он, наверное, заболел.

— Возможно…

— Давай-ка я спрошу у него.

Он подошёл к аборигену:

— Ты здоров? — он с тревогой взглянул на него. — Курура Аделаида!

Абориген замигал, встрепенулся. Он увидел лубру и малыша и вспомнил, что до Большой Воды Иланба-Му ещё пять снов нелёгкого пути, затем медленно встал и молча двинулся в пустыню.

Всё утро они шли, не разговаривая. Вскоре после полудня абориген начал кружить, словно что-то искал. Через некоторое время он нашёл едва заметные птичьи следы. Они привели его в конце концов к круглому холмику высотой в три фута. Он был построен из земли и гнилых листьев талегулой, кустарниковой индюшкой. Внутри, абориген знал это точно, должны быть яйца.

И верно, в холмике лежало четырнадцать яиц, разделённых перегородками из листьев.

Абориген запёк их на костре. Густое, с привкусом ореха кушанье было вкусным и аппетитным.

После еды детям ещё сильнее захотелось пить. Но кругом не было никаких признаков воды.

Дневной отдых был значительно дольше обычного — болезнь измучила аборигена. Когда он, наконец, встал и побрёл дальше, его шатало из стороны в сторону. Каждый шаг давался ему с трудом. Он погрузился в мир своих видений. Его лихорадило. В воспалённом мозгу проносились образы и воспоминания.

…Вот отец показывает, как делать дротик из дерева текома вайн. У него сильные руки, он всё умеет… Первая добыча, которую он принёс в племя… Весёлый праздник у дымных костров… Вдруг появилась беспокойная мысль, знают ли эти белокожие незнакомцы, как сделать погребальный помост высоко над землёй, так, чтобы злые духи Джукити не смогли забраться и проникнуть в его тело…

Солнце уже успело подняться высоко, прежде чем дети двинулись дальше. Пустыня была всё так же удручающе однообразна. Только вместо плоской равнины — длинные песчаные дюны, чередой уходившие вдаль. Нужно было подниматься на гребень каждой дюны, а потом, увязая в песке, спускаться вниз, и так до одури: вверх-вниз, вверх-вниз. Через час далеко на горизонте в дрожащем мареве света они увидели цепочку холмов. Чёрный мальчик оживился.

— Иланба-Му, — тихо произнёс он и махнул рукой в сторону холмов. Больше он не сказал ни слова.

Дети шли медленно. Впереди тащился абориген. Он с усилием вытаскивал ноги из песка и выбрасывал их вперёд, шагая, как кукла. Голову он держал прямо и смотрел отсутствующим взглядом. Казалось, он спал на ходу. Футах в двадцати сзади плёлся Питер. Мэри шла последней. Она низко опустила голову, погружённая в свои мысли.

• Предыдущая
• 8/10
• Следующая