Завоевание Англии - Бульвер-Литтон Эдвард Джордж - Страница 53

• Предыдущая
• 53/97
• Следующая

— Так ты дал матери клятву и желаешь сдержать ее? — спросил он наконец Гарольда.

— Да, государь, — ответил Гарольд отрывисто.

— В таком случае я не могу удерживать тебя, — сказал Эдуард, — ты — мудрейший из всех моих подданных и, конечно, не сделаешь ничего необдуманного. Но, — продолжал король торжественно и с очевидным волнением, — прошу тебя принять к сведению, что я не одобряю твоего намерения: я предвижу, что твоя поездка к Вильгельму повлечет за собой большое бедствие для Англии, а для тебя лично будет источником великого горя… Удержать я тебя, повторяю, не могу.

— О государь, не напрасно ли беспокоишься? — заметил Гарольд, пораженный необыкновенной серьезностью короля. — Твой родственник — Вильгельм Норманнский — был всегда беспощаден в войне, но честно и открыто поступал с друзьями… Да и величайшим позором было бы для него, если бы он решил нанести вред человеку, который с добрыми намерениями явился к нему.

— Гарольд, — нетерпеливо сказал король, — я знаю Вильгельма лучше тебя: он далеко не так прост, как ты думаешь, и заботится только о собственной выгоде. Больше не скажу ничего; я предупредил тебя — и теперь полагаюсь на волю неба.

К несчастью, людям, не обладающим большим умом, трудно доказать другим справедливость своего убеждения, даже когда они правы. Поэтому предостережение короля не произвело желаемого действия на Гарольда, который думал, что Эдуард просто увлекся. Гурт же решил иначе.

— Как ты думаешь, государь, — спросил он, — окажусь ли я в опасности, если поеду вместо Гарольда к Вильгельму?

— Нет, — быстро проговорил король, — и я посоветовал бы тебе сделать это. С тобой Вильгельму нечего хитрить… тебе он не может желать ничего плохого. Ты поступишь очень благоразумно, если поедешь.

— Но я поступлю бесчестно, если отпущу его! — возразил Гарольд. — Но как бы то ни было, позволь отблагодарить тебя, дорогой государь, за твою нежную заботу обо мне… И да хранит тебя Бог!

Выйдя из дворца, братья стали спорить о том, кто должен ехать в Нормандию.

Аргументы Гурта были так основательны, что Гарольд наконец мог противопоставить им только то, что поклялся матери лично съездить за Гаконом и Вольнотом.

Когда же они дошли до дома, был опровергнут и этот веский аргумент, потому что как только Гурт рассказал матери об опасениях короля, она начала умолять Гарольда послать вместо себя брата, говоря, что при подобных обстоятельствах с удовольствием освобождает его от данной клятвы.

— Выслушай меня, Гарольд, — начал Гурт, видя, что брат все еще настаивает на своем. — Поверь, что король имеет основательные причины опасаться за тебя, но только не счел нужным высказать нам. Он вырос вместе с Вильгельмом и был слишком близок к нему, чтобы сейчас подозревать его без оснований. Почему Вильгельм не может относиться к тебе недружелюбно? Я помню, как при дворе ходили слухи, что он имеет какие-то виды на английский престол и что Эдуард поощрял его претензии. Положим, что со стороны герцога это было чистым безумием, но и теперь он, вероятно, еще не отказался от мысли возвратить свою власть над королем, которую утратил в последнее время. Он знает, что затронет интересы всей Англии, если задержит тебя, и что ему тогда будет очень удобно ловить рыбу в мутной воде. Со мной же он ничего не сделает, потому что мое отсутствие не принесет ему никакой пользы, да он и не посмеет тронуть меня, так как ты стоишь во главе нашего войска и жестоко отомстил бы за брата…

— Но он же удерживает Гакона и Вольнота — так почему ему не задержать и тебя? — перебил Гарольд.

— Потому что он держит их в качестве заложников, а я явлюсь к нему как гость и посол… Нет, мне не угрожает никакая опасность, и я убедительно прошу тебя, Гарольд, послушаться разумного совета.

— О дорогой, возлюбленный сын, послушайся брата! — воскликнула Гита, обнимая Гарольда. — Не допусти, чтобы тень Годвина явилась ко мне, и я бы услышала его грозный голос: «Жена, где Гарольд?»

Здравый ум графа помог ему признать основательность этих слов; притом опасения короля тревожили его больше, чем он показывал. Но с другой стороны были причины, которые не позволили ему уступить уговорам брата и матери. Первыми и сильнейшими из них были его благородство и гордость, мешавшие согласиться на то, чтобы кто-то другой подвергался вместо него опасности. Кроме того, он не был уверен, будет ли успешной поездка Гурта в Нормандию, так как недоброжелательное отношение молодого тана к норманнам было хорошо известно в Руане. Кроме того, Гарольд хотел завязать дружеские отношения с Вильгельмом, который мог бы со временем быть ему очень полезен.

Он не предполагал, что герцог, не имея сторонников при дворе Исповедника, мог иметь виды на английскую корону, и рассчитывал, что Вильгельм поможет ему устранить соперников: сына Этелинга и норвежского короля Гардраду, — если задобрить его, а это можно было сделать только лично. Потом Гарольд не надеялся на Тостига, который, состоя в родстве с Вильгельмом, непременно стал бы восстанавливать последнего против брата, — новая причина постараться перетянуть Вильгельма на свою сторону.

В голове его промелькнуло еще одно соображение: герцог сумел поставить Нормандию наравне с Францией и Германией, так разве можно человеку, желающему возвысить Англию во всех отношениях, упустить удобный случай и не узнать, как герцог смог совершить такое чудо? Все это побудило графа решиться ехать самому: но тут его тайный голос заговорил, что не следует покидать Англию, и он не знал, что и делать, когда голос Гурта вывел его из задумчивости.

— Советую тебе, — серьезно сказал юный тан, — принять в соображение, что, хотя ты и можешь располагать собой, но ты не имеешь права навлекать беду на свое отечество, а это случится, если ты отправишься в Нормандию, вспомни слова короля!

Граф задрожал.

— Дорогая матушка и ты, благородный Гурт, вы почти убедили меня, — проговорил Гарольд, с чувством обнимая их. — Дайте мне только два дня на обдумывание, я же обещаю не поступать легкомысленно.

Это были последние слова Гарольда, и Гурт с удовольствием заметил, что он отправился к Юдифи, которая, по его мнению, непременно отговорит Гарольда, так как она должна иметь на него больше влияния, чем король, мать и брат вместе взятые.

Между тем Гарольд отправился в римскую виллу и чрезвычайно обрадовался, когда встретил в лесу Хильду, где она собирала какие-то травы.

Соскочив поспешно с коня, он подбежал к ней.

— Хильда, — начал он тихо, — ты часто говорила мне, будто мертвые могут дать совет живым, и я прошу тебя вызвать дух усопшего героя, похороненного возле друидского жертвенника… Я желаю убедиться в справедливости твоих слов.

— Так знай же, — ответила Хильда, — что мертвые показываются непосвященным только по доброй воле. Я смогу их вызвать, когда произнесу заклинания, но не ручаюсь, что и ты увидишь их. Я, впрочем, исполню твое желание, и ты будешь находиться возле меня, чтобы слышать и видеть все, что будет происходить в ту минуту, когда мертвый восстанет из гроба. Да будет тебе известно, что я, желая успокоить Юдифь, узнала уже, что твой горизонт омрачился мимолетной тучей.

Гарольд рассказал все, что волновало его.

Хильда выслушала и пришла к заключению, что опасения короля неосновательны и Гарольду необходимо сделать все от него зависящее, чтобы завоевать дружбу герцога Норманнского…

Таким образом, ее ответ не переменил его первоначального решения, но все же она попросила его исполнить свое намерение: выслушать совет мертвеца и поступить сообразно с ним.

Очень довольный тем, что ему придется удостовериться в существовании сверхъестественной силы, Гарольд простился с пророчицей и продолжал свой путь, ведя коня в поводу. Не успел он дойти до холма, как почувствовал прикосновение чьей-то руки; оглянувшись, он увидел перед собой Юдифь, лицо которой выражало самую нежную любовь и сильнейшую тревогу.

— Сердце мое, что случилось с тобой? Почему ты так печальна? — воскликнул он.

• Предыдущая
• 53/97
• Следующая