Земное тепло - Автор неизвестен - Страница 16

А скоро и совсем опустело озеро. Остались только караси, которые в илистое дно прятаться могли от щуки. Голодно и скучно Мейте-щуке стало.

Вспомнила она тогда про наказ старой рыбины и стала звать к себе всех рыб. Да кого позовёшь? Карасей одних? Они её не очень-то и боятся. Спрятавшись в иле, на глаза ей не попадаются, червячков поедают.

А время шло.

Стала Мейта-щука мхом обрастать, неповоротлива стала — видно, старость пришла. И стала тогда щука карасей просить:

— Никого трогать не буду, даже плавником не задену. Стоят перед ней притихшие караси, дрожат от страха. Тогда маленький карасик выскочил вперёд и запищал отчаянно:

— Зачем теперь отдавать пятак? Не надо жадной щуке давать его. Пусть век живёт в бедном озере. Сама озеро бедным сделала.

А сам скорее — шмыг за большой щучий хвост. Совсем обеднело озеро.

— Кто разгневал озеро? Куда девалась рыба? — удивлялись люди.

Делать нечего. Пришли они к шаману просить, чтобы он одарил озеро. Большие куски мяса, сала, ягод и грибов принесли ему люди, а маленький карасик целый день от берега не отплывает, смотрит, как бы не прокараулить дар шамана.

И вдруг поздно вечером, когда тишина стояла над озером, увидел карась, как, переворачиваясь, летит ко дну круглый пятак. Кинулся он, проглотил блестящий кружочек и снова зарылся в ил.

Нашёлся кто-то в озере и сказал щуке о добыче карася. Рассердилась щука, крупные чешуйки посыпались с её большого полосатого тела.

— Найти его! Найти его! — кричала она.

А маленький карась зарылся ещё глубже в ил и лежит.

Долго искали его, да так и не нашли.

Сказывают, что маленький карась и теперь живёт в озере, и никакой рыбы, кроме карасей, в нём нет. Караси маленькие, кругленькие, и озеро с тех пор, наверное, зовут кто Круглое, а кто Пяташное.

А кто, говорят, поймает этого карася, тот вернёт озеру былую славу богатого озера.

Ещё, сказывают, видят иногда в озере щуку огромную, поросшую мхом, только при виде её уплывают рыбацкие лодки подальше. Так, видно, и осталась в озере злая Мейта-щука.

Верно ли это всё, — не знаю, только так люди говорят, а зря говорить не станут.

В давние времена в нашем крае столько водилось всякой птицы, что шум да свист стоял от её крыльев. Все озёра и болота были заняты утками, гусями да лебедями, а в лесах — тучи боровой птицы. И зверя всякого было полным-полно. Люди тоже жили привольно. Да только люди, когда живут в достатке, не замечают, что всё, что дано им природой, беречь надо.

— Ай-яй, что делаете! Зачем птицу зря губите? — говорил старый Тасман парням, которые для потехи стреляли серых уток.

Подраненная утка, чуть взлетев, падала на озёрную зыбь. Осиротевшие утята, громко крича, прятались в зарослях камыша и осоки, а озорник шёл дальше.

Грустными глазами смотрел старый Тасман на оставленную птицу.

— Зачем бьёт, если не надо? — сокрушённо качал он головой. Он шёл по тайге и видел вокруг и заботливых белок, и хлопотливых глухарей, и торопливых оленей.

«Богата тайга! Шибко богата!» — рассуждал Тасман. И вдруг старик остановился. В ложбине, придавив большой куст, лежал подраненный лось. Он силился подняться на длинные ноги, но снова падал, от боли закинув на спину тяжёлую голову с большими рогами. Тихо подошёл к нему Тасман. Лось не испугался, не вздрогнул.

— Добрый человек! — промолвил зверь. — Помоги мне встать на ноги, и тогда они понесут меня как ветер!

Наскоро Тасман нарубил жердей и стал поднимать тяжёлого лося. Пот стекал с лица, от усталости дрожали руки и ноги. На закате солнышка помог Тасман встать лосю. Зверь лизнул руки Тасмана, сказал:

— Если трудно будет тебе, старик, ищи меня. Помогу! — И скрылся за лесом.

... Шло время, но озорники не слушали старика Тасмана и били не жалеючи зверя. Затосковал Тасман и не стал выходить из юрты, чтобы не встречаться с ними.

А однажды проснулись люди, вокруг ни ветерка, ни свиста, ни взлёта птиц, ни шороха зверей. Люди вышли из юрт. Светило солнышко, но тайга стояла безмолвная. Они стояли и смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Многие, взяв луки, пошли в лес, поплыли по реке, но вечером возвратились ни с чем. И снова все молчали. Озёра и болота вымерли: не стало в них уток. В лесах потерялся зверь.

— Страшно ходить по тайге! Страшно! — говорили охотники, возвратившись с охоты.

Стал людей одолевать голод. Большая беда пришла в тайгу, и тут все вспомнили про старого Тасмана.

— Это великий гнев тайги! — сказал Тасман. — Тайга рассердилась, тайга свой гнев послала.

— Добрый Тасман, научи нас, что делать? — стали просить старика люди.

Вышел Тасман из юрты, и сразу на сосну сел глухарь. Обрадовались люди, за луки схватились, а глухарь улетел.

Долго искали его, да не нашли.

И поняли все, что один Тасман не виноват перед тайгой, что его послать к Гневу тайги надо. Только к Тасману давно старость пришла.

А тайга стояла хмурая, молчаливая. Долго думал старик, как помочь людям. Вспомнил слова лося. Надел малицу и направился Тасман в тайгу. Только зашёл он за первое дерево, как навстречу ему лось.

— Не меня ли ты ищешь, старый Тасман? — спросил зверь. — Проси, что тебе надо, только быстрее, я помогу тебе!

— Вижу я, что торопишься ты!

— Говори!

— Помоги, добрый зверь, нашим людям! — промолвил старик. — Страшный голод пришёл в наш край.

Лось молчал. Потом говорит:

— Это Гнев тайги. Он наказал всех, кто не берёг добро её.

— Горе! Горе! — вздыхал старик.

— Всех зверей и птиц спрятал Гнев от человека, — продолжал лось.

— А как же тогда ты, лось, на свободе? — спросил Тасман.

— Гнев отпустил меня на три дня и три ночи найти ослушницу сову. Но я обещал тебе, старик, помочь. Садись на меня, и я понесу тебя куда скажешь!

— Вези, добрый лось, к Гневу тайги! Хочу его видеть.

— Да знаешь ли ты, старик, как далеко живёт Гнев? Никто ещё не бывал у него и не видел его.

— Вези, — сказал Тасман, и лось побежал.

Он бежал, словно летел, обгоняя ветер, оставляя позади леса и болота, горы и реки. Наконец остановился. Кругом стояли старые, хмурые кедры. Было темно вокруг: ни звука, ни шороха, ни света.

— Здесь живёт Гнев тайги, — показал лось на лесную тропинку. — Иди, иди, но если не будет тебя до первого луча, — меня не ищи.

Тасман низко поклонился на все стороны и пошёл в царство вечной тьмы.

Чем дальше шёл Тасман, тем лес становился гуще, и скоро тёмная стена деревьев встала перед ним.

Долго старик приглядывался.

Вдруг промелькнул солнышка луч и вспыхнул огоньком рябиновый куст. Перелетела с ветки на ветку птичка серенькая с белой грудкой, клюнула ягодку одну, другую, звонко щёлкнула клювом, повернула головку с бойкими глазками к Тасману да проговорила голосом человеческим:

— Зачем ты пришёл в моё царство?

Тасман ласково спросил:

— Кто ты есть, добрая птичка?

Птичка молчала.

— Я пришёл к Гневу тайги спросить: зачем он упрятал всё живое от людей? Зачем он так сердит на людей?

— Искать долго не надо, — сказала птичка, — я Гнев тайги.

— Ты? Такая-то крохотная птичка — Гнев тайги?

— Я и доброта и гнев, — прощёлкала белогрудка. — Когда люди разоряют лесное царство — уходит доброта, прячется, остаются гнев и голод. Когда люди добры — плачу я им щедро: грибами, ягодами, шишками, лесными зверями и птицами. В такую пору сама дружу с человеком, сажусь на плечо к нему.

Вздохнул Тасман и сказал:

— Не права ты, птичка-белогрудка. Не все виноваты в тайге, а ты наказала всех.

Притихла птица. Услышал Тасман, как забила она крылышками, забегала бойко по рябиновым веткам.

— А кто в тайге не грешен? Все! Все разоряют тайгу!

— Нет, не все! — спорил Тасман.

— Нет, все! — сказала птичка. — Вчера на вечерней зорьке мальчонка маленький с щеками румяными, как брусничный сок, выстрелил из лука и попал мне в крылышко.