Елка в подарок - Дар Фредерик - Страница 19

• Предыдущая
• 19/30
• Следующая

— Хорошо, я о вас доложу. Как вас зовут?

Я отталкиваю его двумя пальцами.

— Отдохни, викинг, мы не в Букингемском дворце!

Он не решается связываться, и я прохожу через кулисы. Двери гримуборных в основном открыты настежь, и видно, как девушки переодеваются, если так можно выразиться, болтая о повседневном: о свинке последнего отпрыска и доброте дедушки, который их всех содержит.

На последней двери в коридоре надпись: “Дирекция”. Просто мелом по дереву. Нет проблем — Равиоли не гордый. Он не нуждается в шикарных дверях с медными табличками, как в отеле “Ритц”. Стучу.

— Да.

Я вхожу. Анж один в своем скромном кабинете, где обстановкой служат лишь письменный стол с ящиками и несколько стульев, обтянутых красным плюшем. На стене вешалка и множество фотографий оголенных девиц с дарственными надписями.

Анж стаскивает с себя шикарное пальто, оборачивается и смотрит на меня без особой радости.

— В чем дело?

Кладу на стол свою карточку и беру стул.

— А! — говорит он без всяких эмоций. — Теперь, значит, не Бонишон собирает дань?

— Ошибаетесь, господин Равиоли, я не из полиции нравов.

Его взгляд тускнеет. Похоже, господин не любит полицейских. Что ж, это чувство широко распространено во Франции. Но кроме антипатии в его глазах мелькает тревога.

— Так, и что же вы хотите?

Я сажусь как американец — ноги на его стол, подчеркивая в некотором роде сходство с Аттилой (хотя тот был царем гуннов, а я король легавых!).

— Тут, видишь ли, такая история, мой дорогой… У меня кое-какие сведения из Интерпола…

Мои слова заставляют его слегка завибрировать.

— Вы напрасно старались, тут какая-то ошибка, — нервно заявляет Равиоли. — Да, у меня были нелады с полицией, но теперь, хочу сказать сразу, — я чист. Можете обыскать мое заведение, и, если найдете хоть грамм дури, я вам заплачу хорошие премиальные. Ни игорного бизнеса, ни подпольной проституции!

— Словом, тебя остается лишь наградить орденом Почетного легиона!

Нервный тик пробегает по его физиономии. Красивый малый, этот Равиоли, похож на Рафа Валлоне в молодости, только волосы прилизаны, как у мальчика на панели в 1939 году.

— Так, ну хорошо, — злится он, — говорите, что там с Интерполом…

— Ребята из Гамбурга постарались. Они разыскивают парня по имени Келлер, который пропал несколько лет назад…

Говоря это, я не свожу глаз с физиономии Анжело. Но он остается безразличным, пожалуй, даже слишком, как мне кажется.

Наступает тягостная тишина. Относительная, конечно, поскольку музыканты вкладывают максимум своих способностей в модную мелодию ча-ча-ча. Все пиджаки, видно, похватались из-за столов, и теперь происходит то, что называется ритмичным трением двух полов о третий. Радость неописуемая: можно сымитировать ритуальный обряд, очень популярный в буржуазном кинематографе.

— Этот Келлер занимался золотишком, — небрежно повествую я. — Перекупщики из всех стран тайно возили ему в Гамбург слитки, а он перепродавал их дальше по всей Европе.

— Не понимаю, зачем вы мне все это рассказываете, — нагло заявляет Равиоли. — Никогда не знал ничего подобного и никогда о нем не слышал. Вы говорите — Келлер?

Анж выговаривает слова с совершенно равнодушной рожей. Но я вижу, что внутренне он напрягся. Мошенники не умеют играть точно в десятку. Они переигрывают под Сару Бернар, а если уж пытаются полностью овладеть сценическим искусством, то берут уроки у мима Марселя Марсо — это неотвратимо! Таковы законы жанра.

— Вот черт! — вздыхаю я. — Значит, меня неправильно информировали.

Холодная волна пробегает по его позвоночнику. Я чувствую ее, хотя это его позвоночник. Такая недомолвка дает понять: какой-то информатор сообщил о нем что-то, и ему теперь важно выяснить, что именно. Анжу это совершенно не нравится.

И что вам сказали?

— Что Келлер был связан с тобой.

— Ерунда!

— Я же не говорю, что ты был его другом, просто связан, и все. У тебя заведение, сюда приходят всякие люди… Пойми, Анж, я тебя не подозреваю, мне просто нужно знать, куда подевался этот тип. Мне плевать, что с ним… Только…

Мошенник ждет продолжения, нервы натянуты, как презерватив на испытательном стенде.

— Только?

— Нет, ничего!

Я встаю.

— Ладно, случилось недоразумение — ты такого не знаешь… Извини за беспокойство.

Я уже почти у двери.

— Господин комиссар!

— Да?

— Что вы хотели сказать?

Он разрывается от беспокойства, его нос дергается.

— Тут дело превышает полномочия полиции, улавливаешь?

— Нет!

— Тем лучше для тебя! На черта продолжать разговор, если ты Келлера не знаешь. Какой смысл…

— По имени — не знаю, господин комиссар, но в мой ресторан ходит всякий народ, и, возможно…

Делаю вид, будто он мне глаза раскрыл.

— Ив самом деле! Так тебе, может быть, знакомо лицо?

Я достаю фотографию Келлера, присланную из Гамбурга, и добавляю:

— Похоже, у этого парня расплющенные пальцы.

Анж прикидывается, что внимательно разглядывает фотографию.

— Скажите пожалуйста! Вполне возможно, я и видел этого гуся здесь, в “Раминагробисе”! Нет, правда, эта квадратная физиономия действительно мне знакома. Но это было давно.

— Два-три года назад?

— Да… Вы сказали, этот тип занимался…

— Он был связан с советскими секретными службами…

— Не может быть!

— Может! А в момент исчезновения у него, очевидно, где-то под подкладкой был зашит документ, значение которого ты себе даже не представляешь. Вот это-то и интересует мои службы, Анж! Объявлена большая премия тому, кто знает, где его искать, или даст информацию хотя бы о документах…

— Ого! Полиция готова снести золотое яйцо?

— Да, но вручит его через посредника. Сумма премии двадцать миллионов!

— Да ну!

— При этом никто не обратит внимание, каким образом получены документы!

Равиоли опускает голову и разглядывает глянцевые носки своих ботинок.

— А почему вы пришли именно ко мне, господин комиссар?

— Я прихожу ко всем, кто, на мой взгляд, сможет помочь найти Келлера — живого или… мертвого! Что в этом плохого? В конце концов, ты мне доказал, ты тут ни при чем. Просто работаешь в таком месте, где люди говорят. Теперь ты в курсе. Легавые ведут расследование, у тебя есть возможность нам помочь. Все просто, старик. Вдобавок есть шанс сорвать крупный куш!

Протягиваю ему пять. Он деликатно вкладывает в мою ладонь свою холеную руку, украшенную огромным перстнем — камень величиной с пробку от графина.

— Если у тебя будут мысли или сведения, позвони комиссару Сан-Антонио в легавую контору.

— Договорились!

Вновь оказываюсь в прокуренном зале. Клиенты и девицы к этому времени закончили обоюдное трение друг о друга. На подиум выходит новая кукла для раздевания, на этот раз одетая под стюардессу — разыгрывается сюита под названием “Паника на борту”. В салоне самолета начинается пожар, огнетушитель, как всегда, не фурычит, и мужественная бортпроводница готова пожертвовать своей одеждой в борьбе с огненной стихией. Она побеждает огонь, который, вот хитрец, гаснет как раз тогда, когда она сбивает его своим последним аргументом — нейлоновыми трусиками. Пожар испускает дух — публика ревет от восторга.

— Тоже неплохо поставлено, а? Как вам этот номер? — восхищается ценитель-бармен. — Классно горело!

— Типун тебе на язык! Я еду в аэропорт! — бросаю я ему по пути к двери.

Спектакль поразил меня глубиной всевозможных вырезов, искусством высвобождения из одежд и ляжками исполнительниц, но пора и честь знать. Настало время действовать, предпринять конкретные шаги. Между нами и Эйфелевой башней, я задал трудную задачу Равиоли. Если он не пошевелится, я нагряну снова, и очень скоро, а может, и того раньше.

Дело сдвинулось с мертвой точки. Нам удалось практически точно определить имя убитого мужчины. Я установил, что Анжело Равиоли, который снимал дом, где был найден труп, знал Келлера. В принципе вполне достаточно, чтобы арестовать хозяина “Раминаг-робиса”, но лучше пока подождать. Чем глубже рыба заглотит наживку, тем больше шансов, что не сорвется с крючка.

• Предыдущая
• 19/30
• Следующая