Семья Усамы бен Ладена - бен Ладен Наджва - Страница 11

• Предыдущая
• 11/97
• Следующая

Проникшись политическим посланием Абдуллы Аззама, Усама бен Ладен проявил внутреннюю готовность ответить на советское вторжение в Афганистан. Вскоре после этого он оставил университет и посвятил себя деятельности в поддержку афганских борцов сопротивления, известных как моджахеды. Абдулла Аззам стал его соратником, они встретились в Пешаваре, близ пакистано-афганской границы, и вместе занялись организацией доставки продуктов, медикаментов и оружия моджахедам.

Вскоре я узнала, что мой четвертый ребенок и в самом деле мальчик. И хотя почувствовала укол разочарования, когда врач сообщил мне, что родилась не дочка, все вокруг были так переполнены радостью, что мое лицо порозовело от удовольствия. Я напомнила себе, что многие женщины в Саудовской Аравии отчаянно молятся о рождении сына, но их мольбы остаются без ответа.

Мальчиков в Саудовской Аравии так ценят, что женщина, рожающая только сыновей, считается получившей благословение из рук самого Господа. Теперь, когда у меня было четверо сыновей, на многих лицах, обращенных ко мне, читалась зависть.

Мы с мужем назвали нашего четвертого мальчика Омаром Усамой. С того момента, как я заглянула в глазки малыша, я испытала особую нежность. И хотя всем сердцем люблю каждого из своих детей, что-то в Омаре трогало самые глубокие струны моего сердца. Возможно, поэтому я кормила его грудью дольше, чем других своих малышей.

Муж был очень доволен. Он снова и снова повторял, что рождение наших детей было делом рук самого Господа и что Омар подарок от Него, еще одно благословение для нашей растущей семьи.

Вскоре муж опять отправился в Пакистан поддерживать наших мусульманских братьев из Афганистана. Некоторые из его поездок продолжались больше месяца, и в такие периоды у меня появлялось больше свободного времени, которое я целиком уделяла маленькому Омару. Однажды я заметила, что белокурые волосы Омара сильно отросли. Не задумываясь о том, что делаю, я начала укладывать их в разные шикарные прически, в том числе напоминающие косички, в которые иногда заплетали хвосты коням моего мужа.

Омар был необычайно красивым ребенком, и мои забавы не ограничились прическами. Я придумывала и шила платьица для девочек, а потом наряжала в них Омара. И мне казалось таким естественным оставить его полежать в этих славных платьицах. В конце концов, он был всего лишь крошечным младенцем и не понимал, что на нем надето. Вскоре я стала постоянно наряжать его в одежду для девочек. Больше всего ему шел розовый цвет: он сочно оттенял его кожу, гладкую и мягкую, как бархат.

Сколько радости мне доставлял этот чудесный ребенок! Подруги говорили, что Омар с каждым днем становится все красивее, и этим еще сильнее поощряли меня в моих забавах. Никто из окружающих не ставил мне в упрек то, что я делала, и я не понимала значения своих поступков, пока муж не вернулся домой. Как только Омар неуверенными шажками вошел в комнату, муж заметил его длинные волосы и девчачий наряд. В животе у меня заныло от беспокойства, и я ждала, что скажет и сделает Усама.

Сначала на его лице выразилось недоумение. Он присел на корточки, покрутил своими длинными пальцами локоны Омара и потрогал платьице. Муж посмотрел на Омара, потом перевел взгляд на меня, снова на Омара и снова на меня. Тонкие пальцы Усамы пригладили красивое платьице, надетое на его сына. Потом он тихо сказал:

— Омар, на тебе одежда для девочек. А ты мальчик. — Потом он пригладил волосы сына рукой. — И прическа эта для девочки. А ты мальчик.

Мое сердце упало от страха, ведь я вовсе не хотела вызвать неудовольствие мужа. Вообще-то, я считалась очень послушной женой.

Наконец муж поднял глаза на меня. Он не кричал, а говорил еще тише, чем обычно, его голос был нежен как шелк.

— Наджва, Омар — мальчик. Надень на него одежду для мальчика и обрежь его длинные волосы.

Я молча кивнула и сделала, как мне велели, по крайней мере на какое-то время.

С занимавшей меня фантазией было покончено, вернее, приходилось забыть о ней, когда муж был дома. Но в душе я отказывалась слушаться, по крайней мере на этот раз. Как только Усама возвращался в Пакистан, мое сопротивление проявлялось открыто. Меня так зачаровывала красота Омара, что руки невольно тянулись к девичьим платьицам и надевали их на Омара. Мои маленькие забавы продолжались, пока в один прекрасный день муж не вернулся домой без предупреждения и не застал меня на месте преступления: я любовалась Омаром, наряженным в розовое платьице, а волосы его струились длинными локонами.

Усама не произнес ни слова. Он только пристально посмотрел на меня, и выражение его лица ясно говорило, что в следующий раз мне не стоит искушать судьбу. Пришлось забыть о моей недозволенной радости. Я снова постригла Омара как мальчика и молча спрятала все эти славные платьица. Но во мне еще жила надежда, что когда-нибудь появление дочки озарит светом наш дом и она будет носить эти чудесные наряды.

Хотя в нашей жизни было много радостных дней, случались и печали. После рождения Омара муж стал проводить долгие месяцы в Пакистане. Как-то я случайно подслушала его беседу с другими членами семьи, в которой он говорил, что в некоторые из своих поездок бывает и в Афганистане. Меня охватил страх при мысли о том, что жизни отца моих детей может угрожать опасность. Но я не осмеливалась жаловаться, ведь муж ясно дал мне понять: происходящее за пределами нашего дома меня не касается.

Телевизора у нас не было. Муж не хотел, чтобы его семью развращало то, что по нему показывают, но я узнавала из разговоров с подругами и другими членами моего тесного круга: муж стал известным героем у себя на родине. Я даже слышала порой, что многие почли бы за счастье дышать с Усамой одним воздухом.

Ни у кого не вызывало удивления, что он и его братья из большой семьи бен Ладен дают много денег на защиту правого дела. Ведь известно: благочестивые мусульмане очень щедры, когда речь идет о благотворительности в пользу братьев по вере. Но всех поражало, что богатый и успешный мужчина из этой семьи рискует жизнью и здоровьем в огневых точках.

Не зная подробностей военной и политической деятельности мужа, я, однако, остро чувствовала: воздух Афганистана пропитан опасностью. И каждый день молилась Богу, чтобы Он сохранил для меня Усаму невредимым. Я знала, мои тревоги не безосновательны. Один раз муж вернулся в Джидду с алыми шрамами по всему телу. Мои собственные глаза рассказывали мне, что Усама продолжает выполнять опасные задания, потому что он не раз возвращался домой со следами ранений.

Я еще сильнее встревожилась, когда Усама признался, что научился управлять вертолетом. После этого с моего лица несколько дней не сходило взволнованное выражение, и тогда видевший мое беспокойство муж принес домой большую круглую палку и вложил ее мне в руки.

— Теперь, Наджва, — велел он, — обхвати палку поудобнее обеими руками — вот так — и медленно поворачивай, а тем временем передвигайся по комнате.

Я сделала, как он сказал.

— Это трудно?

— Нет, — признала я.

— Тогда не беспокойся о моей безопасности. Управлять вертолетом не сложнее, чем двигать этой палкой.

В другой раз, когда я стала задавать вопросы, он приказал:

— Наджва, прекрати думать об этом.

Вот так! После этого я старалась гнать от себя любые мысли о том, чем занят Усама и почему он не рядом со мной.

Но однажды, когда он был в особенно хорошем расположении духа, он рассказал мне о небольшом происшествии, которое считал забавным. Вне себя от счастья — ведь муж наконец захотел поделиться со мной одним из своих приключений, — я сидела у его ног с торжественным видом, восхищенная, как ребенок, и так погрузилась в его рассказ, что почувствовала себя участницей тех событий.

— Однажды ночью мы отправились выполнять особо опасное задание на территории Афганистана, рядом с пакистанской границей. Местность там гористая и такая неровная, что передвигаться можно только на лошадях. Там шли непрекращающиеся бои, и наши люди нуждались в оружии. Задача наша состояла в том, чтобы доставить оружие бойцам как можно быстрее, поэтому мы выбрали особо опасный маршрут. Наши лошади и обоз подошли так близко к русским солдатам, что они могли заметить нас, просто подняв глаза и окинув взглядом периметр своего лагеря. Мы понимали, что должны пересечь вражескую территорию тише, чем перышко падает на землю.

• Предыдущая
• 11/97
• Следующая