Семья Усамы бен Ладена - бен Ладен Наджва - Страница 49

• Предыдущая
• 49/97
• Следующая

В те далекие дни Пешавар, как и Джелалабад, густо населяли афганские пуштуны. Снова я видел тех же уличных торговцев, продающих ту же самую еду, и от них пахло похожими запахами. Я видел знакомые старомодные средства передвижения, наслаждался звуками красивого языка пуштунов. И замечал больше сходств между Пешаваром и Джелалабадом, чем различий.

Я внимательно следил за отцом, который брал меня с собой всюду, куда ни направлялся. У отца была привычка опускать глаза, когда он находится в общественных местах. Не знаю, порождалась ли она природной стыдливостью или он опасался случайно бросить взгляд на чужую женщину. Я раздумывал, не сказать ли ему, что здесь он может спокойно смотреть по сторонам — при всем желании в Джелалабаде невозможно было увидеть лица женщин. Женщины в Афганистане носили светлых тонов паранджи, это одеяние окутывало все тело и лицо. Я был рад тому, что плотная ткань наряда сочеталась с тонкой сетчатой материей, закрывавшей лицо, и женщинам не грозило споткнуться и упасть. Только очень старые, морщинистые бабушки не носили паранджу — на них были доходящие до щиколоток платья с длинными рукавами, украшенные вышивками, а на голове большие платки. Но когда эти старухи замечали незнакомого мужчину, они все же закрывали лицо краем своего платка.

Я так откровенно таращился на людей и все местные достопримечательности, что вскоре заметил кое-что забавное: некоторые местные жители останавливались, увидев нас, и тоже начинали бесцеремонно разглядывать. Большинство проявляло интерес к отцу. Их внимание привлекали необычно высокий рост, лицо, которое многим казалось поразительно красивым, и особенная аура, излучаемая отцом. Внимательно рассмотрев отца, они обращали взгляд на Абу-Хафса — он тоже был весьма высок, так что ему не приходилось смотреть на отца снизу вверх — и на Саифа Аделя, зорко поглядывавшего по сторонам в поисках опасности. Я привлекал меньше всего внимания — юный, еще безбородый мальчик терялся среди взрослых суровых мужчин. Уверен, что афганцев удивляло, почему хорошо одетые арабы ходят по Джелалабаду, ведь большинство арабов уехало из их страны, когда закончилась война с русскими.

Отец хотел навестить старых друзей, которых знал еще со времен конфликта с Советским Союзом. Из них я наиболее отчетливо помню Яниса Халиса, он был когда-то уважаемым шейхом в Афганистане. Янис Халис имел весьма странную внешность, самую странную, какую мне доводилось видеть. Прежде всего, он показался мне древним стариком — ему ведь уже исполнилось семьдесят восемь лет. При этом его борода все еще оставалась кричаще яркого, рыжего цвета. Но было заметно, что годы постепенно одерживают над ним верх.

Бывшие солдаты Халиса оставались очень преданными ему. Мы навещали его поздней весной, но ночи тогда еще случались весьма прохладные. Когда старик жаловался на холод, его люди предпринимали все возможное, чтобы помочь ему согреться. Он жил в старом доме, выстроенном из земляных блоков, а пол был бетонным, высоко поднятым над землей. Под полом имелось открытое пространство, и его люди непрерывно трудились, подбрасывая туда горячие угли, чтобы в доме было тепло как в печке.

Мне стало любопытно, согласится ли отец прибегнуть к этому методу обогрева в нашем будущем доме. Поскольку он был против электрических отопительных приборов, я уже заранее страшился ожидавшей нас зимовки в горах.

Шейх Халис был необычным человеком для Афганистана с его племенной системой. Он был уважаемым афганским военачальником в годы войны с русскими. Но сразу после заключения мирного соглашения воздел руки к небу и сказал, что с него достаточно! Его борьба окончена. Десять лет кровопролития утомили бы любого солдата. В доказательство своих слов он сделал широкий жест: подарил все вооружение, включая танки, центральному правительству Афганистана. Афганские мужчины невероятно привязаны к своему оружию, и, опустошив свои военные хранилища, шейх Халис надеялся положить начало новой традиции. Он думал, что и другие военные лидеры передадут свое оружие правительству, вернутся в свои земли и будут жить в мире с соседними племенами.

Но другие командиры не обладали таким здравым смыслом и продолжили воевать. Страну схватила в тиски гражданская война, и те, кто еще недавно выступал союзником в борьбе с русскими, начали яростно сражаться друг с другом. Отец признался, что пытался убедить афганских военных лидеров сотрудничать друг с другом.

— Но беда в том, сын, — говорил он мне, — что афганцы могут быть невероятно упрямыми людьми. Многие из военачальников не хотели ни в чем уступать другим и идти на компромисс ни в дележе земли и власти, ни в принятии законов. И как это ни печально, не сумев договориться на разумных началах, они схватились за оружие.

Отца сильно разочаровал тот факт, что афганцы не сумели сплотиться, чтобы склеить осколки, в которые превратила их страну кровопролитная война.

Отец был знаком и с другими известными бойцами страны и часто говорил о них с шейхом Халисом — о том, где и как они теперь живут. Но я мало что запомнил из тех бесед. Сердца отца и шейха переполняли общие воспоминания, а тот, кто не пережил вместе с ними военные годы, с трудом мог уследить за ходом их мыслей. Однако и спустя столько лет я еще помню некоторые имена: Ахмад Шах Масуд, Абдул Рашид Дустум и шейх Сайяф.

Ахмад Шах Масуд был самым известным миру афганским военным деятелем. Его отец служил полковником полиции, благодаря чему юный Ахмад получил превосходное образование и бегло говорил на пяти языках. Ахмад рано стал проявлять особый интерес к политике. Со школьной скамьи он являлся противником влияния коммунистического движения на его страну. Но он не соглашался с тем, что следует прибегать в борьбе с ним к терроризму. Заявлял, что такого рода насилие только еще больше развалит страну. После того как русские ввели в Афганистан войска, Масуд возглавил борьбу с захватчиками, став одним из величайших бойцов сопротивления.

После поражения советских войск Масуд продолжал участвовать в политике Афганистана. Он встречался со многими из бывших полевых командиров и пытался восстановить истинный мир в стране. Именно тогда группировка «Талибан» получила поддержку от Пакистана — в этой стране Масуда ненавидели за то, что он считал движение талибов чересчур радикальным и заявлял: Пакистану не следует вмешиваться в дела Афганистана. А еще призывал к демократии.

Масуд играл важную роль в «Северном альянсе», боровшемся против «Талибана». Но талибы, получившие поддержку пакистанцев, сумели подчинить себе бо?льшую часть Афганистана. К тому времени, как мы с отцом перебрались в Афганистан, мало кто верил, что у Масуда есть шансы на победу. Мой отец предсказывал уже тогда: талибы выиграют гражданскую войну и установят контроль над всей страной. И он понимал, что должен поддержать талибов, если хочет мирно жить в Афганистане.

Конечно, это означало, что Масуд, человек, который когда-то был соратником отца, теперь превратится в его врага. Тем не менее я уверен: отец питал глубочайшее уважение к Масуду. Помню, как он сказал:

— Ни один русский ни разу не проник на территорию, защищаемую Масудом.

Сам я лично встречал другого бывшего военачальника, шейха Сайяфа. У него была заметная внешность. Шейх носил длинную, черную как ночь бороду, к тому же необыкновенно густую — такой пышной и длинной бороды я никогда еще не видел. Его мощное телосложение тоже изумляло. Шейх был высоким, почти как отец, и невероятно широким в плечах. Я прежде не встречал такого великана, и самое удивительное: в его огромном теле не было ни капли жира. Телосложение шейха оказалось настолько необычным, что его невозможно описать. Жаль, что у меня нет его фотографии. Когда мы встречались, я старался не таращиться на шейха Сайяфа, но это давалось мне с большим трудом. Взглянув на его бороду и мощную фигуру, я сразу решил, что в свое время он был самым великим воином — а это кое-что значит. Почти все афганские солдаты, каких я встречал, выглядели сильными и грозными.

• Предыдущая
• 49/97
• Следующая