Небо в огне - Тихомолов Борис - Страница 24
- Предыдущая
- 24/88
- Следующая
В страшном напряжении набираю высоту. Сто метров. Двести. Жду. Когда же, когда же это случится?!
Взлет был по курсу, и мы могли бы так прямо и идти по маршруту, но я, ни на йоту не сомневаясь в предчувствии, сделал разворот и пошел с набором высоты по кругу. Триста метров. Четыреста. На сердце отлегло. Теперь уже было не страшно, у нас - высота. Круг завершен, мы над аэродромом. Высота восемьсот. Ложусь на курс. И тут случилось - отказал мотор. Мы благополучно сели.
Или еще: старый опытный летчик Чулков. Лучший в дивизии ас. Как он маялся тогда перед вылетом. И сядет, и ляжет, и закроет глаза, и руки закинет за голову. Я сказал тогда Евсееву: «Смотри, как мается человек. Вот увидишь: не зря».
И точно! На наших глазах но маршруту срезал его огнем своих пушек ночной фашистский истребитель.
И еще случай, и еще, и еще…
Нет, не зря болит мое сердце. Не зря. Значит, где-то глубоко во вражеском тылу откажет какой-нибудь мотор- и все, крышка! А в ствол моего пистолета будет заложен девятый патрон - «для себя».
Откуда- то издалека до меня доносится голос Евсеева:
- Ты что, командир невеселый такой? Тебе плохо?
Я открыл глаза. Да, мне было плохо. Выходило, что лететь никак нельзя. Будет честно, если я откажусь от полета сегодня, а завтра вместо своей старушки возьму другой самолет-новый. Ведь, наверное, можно отложить? Зачем рисковать? Кому это нужно? Ведь мы, очевидно, повезем очень больших и важных разведчиков. Бели случится, что и они попадут в лапы врага, это будет такая потеря, что и оценить нельзя.
Перед моими губами стакан с водой.
- На вот, выпей.
Хороший ты мой, Гаврилыч!
Я осторожно отвел рукой стакан.
- Спасибо, друг, не надо. Пошли обедать.
Я почти не ел. Не хотелось. По-прежнему болело сердце. Отказаться. Отказаться! Но под каким предлогам? Сослаться на предчувствие? Меня же засмеют. Опытный летчик, коммунист, и вдруг такое… Смешно!
Мы поехали на аэродром. Я подходил к машине, как к чужой. Я уже не верил ей, твердо зная: сегодня она меня подведет.
Мы перелетели на дивизионный аэродром. Нас поставили в самый дальний угол, подальше от любопытных глаз. Густая трава, кустарник, с десяток берез и за ними река. Я всегда восторгался ею, с наслаждением слушая мирный плеск воды и вдыхая запах речного простора. Но сегодня мне было не до природы.
Подъехала «эмка» командира дивизии. Я подал команду «смирно», хотел доложить, но Щербаков поморщился, махнул рукой: «Не надо!»
Ну, не надо так не надо. Я не любил докладывать. Зачем? И так все ясно: «Материальная часть в исправности, экипаж к полету готов…» - хотя это сейчас и не соответствовало действительности. Но попробуй докажи!
Командир, заметив мое состояние, спросил:
- Ты что, тебе нездоровится?
Наверное, было бы лучше, если бы я сказал, что нездоровится. Но я не мог соврать. Нет, я чувствую себя хорошо, но… И я решился, тем более, что передо мной стоял такой человек, которому можно довериться. Я рассказал ему все. И он мне поверил. Выслушав, помрачнел и принялся вышагивать взад и вперед возле хвоста самолета.
- Да! - сказал он.- Да… Хуже всего то, что я не в силах отменить полет. И командир корпуса не в силах. И даже командующий АДД. Вот какая штука. - Он остановился, ожесточенно потер ладонями лицо.- Ну, а предлог - сам понимаешь - смешон. «Предчувствия». М-да. А вон и твои пассажиры едут.
К нам подкатила легковая машина, а вслед за ней - доверху нагруженная полуторка. Кузов ее был тщательно закрыт брезентом.
Из легковой машины вышли четверо: трое мужчин и девушка. Мужчины в шляпах, в элегантных костюмах заграничного покроя, девушка в изящном комбинезоне, перетянутом в талии широким кожаным ремнем, на котором с правой стороны висела фляга, а с левой - маузер в деревянном футляре.
- Вот это да-а-а! - восхищенно воскликнул Заяц, выглядывая из своей сферической башни.-Вот это си-и-яла!
Девушка была действительно «сила». Изящная, стройная, нежная. Пышные волосы золотистыми волнами опадали до плеч. Большие голубые глаза с длинными ресницами источали само очарование, а прямой тонкий нос и чувственные губы говорили, кричали о том, что в жизни есть не только бомбы, самолеты, прожектора, зенитки но и кое-что другое.
Заяц ахал в фюзеляже: «Бывает же такое, а!».
Щербаков посмотрел на девушку, на Зайца, на меня и, кашлянув, с досадой бросил:
- Ладно, что-нибудь придумаем.
Пассажиры подошли, поздоровались и тут же принялись разгружать полуторку. Сдернули брезент, открыли борта. Мы ошеломленно смотрели на длинные тяжелые тюки, упакованные в прочные брезентовые чехлы, Техник самолета сокрушенно всплеснул руками:
- Да куда же это мы впихнем такую прорву!
Действительно, узкий фюзеляж бомбардировщика не был приспособлен для такого груза, а кроме того, ведь еще и пассажиры!
Я машинально прикинул: весь груз на хвосте, - задняя центровка. Опасно. Соверши на развороте хоть небольшую ошибку в технике пилотирования - машина завалится в штопор.
Командир, поговорив о чем-то со старшим группы, открыл дверку, повернулся ко мне:
- Без команды не вылетать. Все указания пришлю с посыльным. Кажется, там по маршруту гроза. Поеду потолкую с синоптиками.
И он уехал, оставив меня с самыми тяжелыми мыслями. Надежды на отсрочку я не питал.
Пассажиры, сняв пиджаки, работали: подносили тюки, прикрепляли к ним парашюты. Техник и Заяц укладывали груз в фюзеляж. Мы с Евсеевым отошли в сторону и легли в траву.
Солнце склонялось к горизонту. Наши часы истекали. Я мысленно перелетел в свой полк. Сейчас ребята ужинают, потом пойдут в штаб, затем - к самолетам. Цель сегодня близкая - железнодорожный узел Витебска. Правда, там сильно бьют зенитки, но ведь это почти возле самой линии фронта. Если и подобьют, то можно спуститься на парашютах к своим.
Груз уложен. Изрядно вспотевшие пассажиры надели пиджаки, комбинезоны, опоясались ремнями и прицелили к ним по фляге, по куску пакли и какую-то дощечку с шершавым красноватым слоем, как на коробке со спичками, и еще - кобуру с пистолетом.
Я опросил одного из них, высокого, седоволосого, с недовольным лицом: для чего эти фляга и пакля с дощечками?
Седоволосый, поведя крючковатым носом, сказал сварливо:
- Неужели не знаете такой ерунды! Во флягах бензин, им смачивают паклю, чиркают вот этой штучкой по дощечке, и факел готов. Это будет сигналом для вас, что все в порядке.
- Ясно, - сказал я и, увидев бежавшего к нам человека, поднялся. - Прошу занять места!
Ко мне подбежал, запыхавшись, молоденький веснушчатый сержант с васильковыми глазами. Остановился, взял под козырек.
- Вам записка, товарищ капитан!
Я взял свернутую в несколько раз, влажную от пота бумажку, развернул ее и, не веря своим глазам, прочитал:
«Ваш полет из-за метеоусловий переносится на завтра. Летите домой и отдыхайте. Щербаков»,
Я был готов расцеловать сержанта.
- Спасибо, дорогой, спасибо!-и не сдерживая радости, крикнул:-Отставить занимать места! Разгружать самолет! Вылет не состоится!
И тут со мной произошла метаморфоза. Мне никак не хотелось лететь сегодня, а сейчас… Отдыхать? Как бы не так! Нет, мы сегодня слетаем. Обязательно слетаем. Нужно доказать командиру и самому себе, что мои предчувствия верны.
- Быстро разгружать самолет! - заорал я.- Быстро! Мы должны слетать на боевое задание!
Евсеев удивленно вытаращил на меня глаза, но ничего не сказал. Пассажиры пожали плечами, и по их лицам можно было видеть, что они недовольны. И я их понял: мобилизовать себя на подвиг, на который они шли, стоило больших трудов. И вот - досадный перерыв, расслабление, может быть, бессонная ночь в ожидании.
Но… ведь они же не знают, что этот вот ясноглазый паренек принес сейчас для них счастливый билет, на котором написано: «Жизнь».
Ладно, каждому свое. Радость меня не покидала. Я уже знал: опасность миновала нас. Я даже знал приблизительно… нет, пожалуй, точно - где, когда и как это произойдет. Это будет после бомбежки по цели. У меня будет хорошая высота, которая позволит дойти до аэродрома на одном моторе. Я ощущал себя окрыленным, заряженным.
- Предыдущая
- 24/88
- Следующая
