Безымянная империя. Дилогия (СИ) - Каменистый Артем - Страница 32

• Предыдущая
• 32/166
• Следующая

– Сколько вас?

– Я один. Если не считать лошади.

– Лошадь не возьму – трюм забит хлопком и вином, мне там эта тварь не нужна.

– Лошадь и мне не нужна.

– Отсюда мы идем к Гауде, от нее к Ирии, от нее уже по Чессе до Яноса – выше не поднимемся: «Антроса» – морское судно. Это все города Империи – в каком тебя высаживать?

Вопрос застал Тима врасплох – он растерялся, понятия не имея, что выбрать. Почувствовав затруднение юноши, капитан добавил:

– Если тебе без разницы, то выбирай Ирию – там самые хорошие портовые чиновники. Тебе для въезда и поездок по стране потребуется бумага, за нее придется платить. В Гауде за нее семь шкур снимут – там порядка никогда не будет, а Янос – это внутренний город, там пограничного контроля нет, и никто не будет знать, что с тобой делать. В принципе ты можешь в любом месте сойти на берег Чессы, это твое дело, но если потом попадешься страже, могут намять бока и отнять деньги. Они, конечно, могут это проделать и при наличии бумаги, но с бумагой все же ведут себя не так нагло.

– Хорошо, капитан, я воспользуюсь вашим советом и сойду на берег в Ирии.

При последних словах Тима капитан удивленно повел бровью:

– По одежде ты степняк, лицом ты на эллянина похож, да и черноволос, как они, а говоришь при этом – будто прослушал курс словесности в университете.

– Я действительно, как вы говорите, степняк. И у меня другое образование, но тоже достойное, – сдержанно пояснил Тим.

– Хорошо. Я возил людей твоего народа – все они были хорошими пассажирами. В последний раз, когда ехало сразу пятеро, они очень помогли при нападении пирата. Никаких чувств, кроме уважения, к вам я с тех пор не питаю. И, помня об этом, возьму самую скромную плату – семь серебряных китонов. Можно заплатить и эллянскими деньгами или любыми другими – лишь бы серебро. За эти деньги ты получишь свой гамак и будешь питаться из общего котла. Работать тебе не придется – только если попадем в бурю, могут поставить на помпы, но это вопрос выживаемости корабля, а значит, и всех нас. Если тебе нужны условия получше, то на «Антросе» ты их не получишь – у нас простое торговое судно, отдельных кают и повара для офицеров нет.

– Меня все устраивает, – кивнул Тимур.

– Мы выходим послезавтра на рассвете, с отливом.

Тимур, нахмурившись, уточнил:

– Мне идти на корабль?

– Нет, корабль сейчас на погрузке, вся команда сошла на берег. Тебе придется ждать до завтрашнего вечера – лишь тогда подходи. Тебе есть где остановиться в городе? Вижу, что нет… Не советую тебе останавливаться в «Трех якорях». Завтра на рассвете отходит «Клио», и вечером тут будет полный зал китобоев. Перед плаванием капитан им подбросит медяков, и они будут спешно пропивать их все. Последний раз, когда здесь веселились китобои с «Грача», тут перебили об головы половину кружек. Вас, степняков, здесь не очень-то любят – советую остановиться подальше от порта.

– Спасибо, я воспользуюсь вашим советом.

Тим, выйдя из таверны, остановился под чахлым деревом, под которым оставил лошадь. Лошадь… С лошадью надо что-то решать. Бросить ее просто в порту не позволяла хозяйственная душа степняка. Кто же в здравом уме станет бросать животное? Где же ее здесь можно продать? Вернуться назад и спросить у толстяка за стойкой? Да ну его – может, опять насмехаться станет. Да и обманет еще… обидевшись на то, что монету не получил.

Отвязав лошадь, Тим вновь развернулся к кораблю – уж там-то есть источник информации.

«Знакомый» грузчик увидел его издалека:

– О! Степняк! Да ты никак «Три якоря» найти не сумел, раз назад пришел?!

– Да нет, нашел – спасибо за совет. Мне нужно продать эту лошадь – ее не берут на корабль. Ты случайно не знаешь, где это можно сделать?

– Топай вон по той улице, что от мола начинается. Иди вверх, покуда не увидишь длинную коновязь. Там, в трактире, хозяин обычно за стойкой – он лошадь точно купит. У него на заднем дворе коптильня – для моряков конину солит-коптит. Ты уж прости, но лошадь твоя ни на что другое не годна. Не породистый скакун явно.

Тим не стал спорить – бросив грузчику еще одну медную монету, отправился по указанному адресу.

У трактирщика оказались самые бегающие и жуликоватые глаза в мире: поймай такого накхи – повесили бы без судебного фарса. Сразу ясно: честность здесь не ночевала. Лошадь он осмотрел с таким брезгливым видом, будто это не кобыла-трехлетка, а старый гнилой труп. Да, дед выделил Тиму не лучшее животное, но и брезговать здесь нечем – она вполне здорова и годится не только на колбасу.

– Десять медяков, – неуверенно, явно стесняясь столь смехотворной цифры, тихо предложил трактирщик.

– Сколько?!!! – не поверил Тим. – Да у нее навоз дороже стоит!

Увидев, что степняк готовится влезть в седло, трактирщик поспешно добавил:

– Ну извини, ошибся! Сто десять медью! Эй! Ты куда?! Да стой ты! Слушай, ну давай триста медью – и по рукам?

– Восемь серебряных китонов. ВОСЕМЬ! Можно и другими деньгами – лишь бы серебро. За эти деньги ты в придачу получишь седло и уздечку. Все. Торга больше не будет. Это и так более чем щедрое предложение с моей стороны.

Трактирщик сплюнул, с досадой хлопнул в ладоши:

– Ладно. Будь по-твоему. Не будь так нужно – в жизни бы не купил за такие деньги подобную клячу!

Уже расплачиваясь, поинтересовался:

– Степняк, ты что же, пешком в степь пойдешь теперь?

– Нет. Я не вернусь. Я ухожу на «Антросе».

– И какая же чума тебя понесла в такую даль?

– Мне кажется, это не ваше дело.

– И то верно. Эй, степняк, а ночевать ты где будешь? В «Трех якорях», что ли?

– Не думаю. Я еще не определился с местом.

– Так это… Я тебя сейчас определю! Недорого! Честно, недорого! И это… ты парень молодой, тебе там в самый раз будет. Там же не просто ночлег – там девочки! Лучшие девочки побережья! Тут рядом. Пойдешь? Да не смотри на меня косо! Я оттуда свою долю имею, вот и предлагаю! Только ты учти – за ночлег платить отдельно, за еду тоже отдельно, ну и за девочек, само собой, отдельно. И лучше не играй там ни с кем и ни во что – жуликов полно.

Тим заколебался. С одной стороны, трактирщик был ему несимпатичен, но с другой… Девочки… Это было ему очень интересно. В конце концов, Тим сейчас сам себе хозяин, почему бы и нет? Несколько потраченных монет его не разорят.

Заметив в глазах Тима признаки приближающегося согласия, трактирщик призывно махнул рукой:

– Ну пошли! Пошли за мной!

* * *

Болело все. От кончиков ногтей на мизинцах ног до макушки. Волосы, похоже, тоже пропитаны болью. Перед глазами дергается тьма, на периферии области зрения медленно проплывают размытые световые пятна. Нет, это не кошмарный сон – во сне не ощущаешь боли. Это явь. Но очень хочется, чтобы она оказалась сном. Что же с ним случилось? И почему раз за разом боль бьет в затылок, растекаясь из него по всему телу? И в эти моменты световые пятна заметно дергаются.

Что с ним произошло? Вроде бы он неплохо устроился. Он хорошо помнил, как просил у толстухи к себе черненькую девочку, и чтобы не толстую. И черненькую он помнил. Достаточно симпатичную черненькую – лишь косметики чересчур уж много и нос грубоватый. Вроде бы он с ней пил вино и ел жареное мясо, политое лимонным соком. Потом вроде бы ему уже не казалось, что ее нос грубоват, а косметика тяжеловесна. Потом… потом ничего не помнит.

Особенно сильный приступ боли вырвал из груди хриплый стон. Движение световых пятен прекратилось, над Тимом склонились две мерзкие рожи. Одна знакома – проклятый трактирщик, вторую Тим не помнил, да и не хотел вспоминать.

– Да он еще живой!

– Степные собаки живучие. Ничего, в канаве дойдет.

– Может, глотку для надежности перехватить?

– Не надо. Все же степняк. Одно дело, если он в дерьме захлебнется спьяну, и совсем другое – если его найдут с перерезанным горлом. Городу со степью ссориться нельзя, так что стража все перероет. Оно нам надо?

• Предыдущая
• 32/166
• Следующая