Мёртвая зона (другой перевод) - Кинг Стивен - Страница 26

• Предыдущая
• 26/99
• Следующая

Браун с трудом сглотнул. Когда Смит вцепился в его руку, доктора вдруг охватили ужасные ощущения. И такие сильные, какие испытываешь только в детстве. Отвращение было сродни тому, что он почувствовал лет в семь-восемь в жаркий июльский день на загородном пикнике. В зарослях лавра Браун случайно коснулся рукой чего-то теплого и скользкого. Потом увидел, что это разложившиеся останки лесного сурка; в них кишели черви. Тогда он закричал от ужаса, и теперь ему хотелось сделать то же самое. Правда, на смену этому чувству быстро пришел вопрос: Как Джонни узнал? Он просто дотронулся и все сразу понял!

Однако двадцать лет научной работы не прошли даром: у доктора появилось рациональное объяснение. Зафиксировано немало случаев, когда пациенты, находившиеся в коматозном состоянии, просыпались с представлением, хоть и довольно смутным, о разных вещах, происходивших вокруг них. Как и все прочее, кома — лишь вопрос степени погружения в сон. Джонни Смит всегда сохранял разум: его электроэнцефалограмма никогда не показывала ровную прямую линию, свидетельствующую об отсутствии мозговой деятельности. Иначе сейчас Браун не разговаривал бы с ним. Иногда кажется, что человек в коме полностью «отключился»; на самом деле его органы чувств продолжают работать, только в замедленном режиме. Наверняка это тот самый случай.

Вернулась Мари Мишоу.

— Неврология предупреждена, а доктор Вейзак уже в пути.

— Думаю, Сэму придется отложить знакомство с мистером Смитом до завтра, — сказал Браун. — Я хочу дать пациенту пять миллиграммов валиума.

— Мне не нужно успокоительного! — заявил Джонни. — Я хочу выбраться отсюда! И хочу знать, что произошло!

— Вы узнаете все в свое время, — заверил его Браун. — А сейчас вам необходимо отдохнуть.

— Я отдыхал четыре с половиной года!

— Поэтому еще двенадцать часов ничего не изменят!

Доктор был неумолим.

Сестра сделала Джонни укол. Он сразу ощутил сонливость, а фигуры Брауна и сестры вдруг показались ему огромными, высотой в двенадцать футов.

— Скажите хотя бы одно, — попросил Джонни и удивился тому, что его голос доносится словно издалека. — Эта ваша ручка… как она называется?

— Эта? — Доктор протянул со своей невообразимой высоты голубой пластмассовый корпус с волокнистым наконечником. — Она называется фломастером. А теперь спите, мистер Смит.

Джонни так и сделал, но слово крутилось у него в голове, как тайное заклинание, абсолютно лишенное смысла.

Фломастер… фломастер…

Эрб положил трубку и долго смотрел на телефон. Из другой комнаты доносился звук телевизора, включенного почти на полную громкость. Телепроповедник Орал Робертс говорил о футболе и рассказывал об исцеляющей силе любви: наверное, между ними была какая-то связь, но в чем именно — навсегда осталось для Эрба загадкой. Из-за телефонного звонка. Голос Орала разносился по всему дому. Скоро шоу закончится, и Орал завершит свое выступление уверенным обещанием, что в жизни зрителей обязательно случится нечто хорошее. Судя по всему, он говорил правду.

Мой мальчик, подумал Эрб. Пока Вера молилась о чуде, Эрб молился о его смерти. Но услышана была молитва Веры… Что это значит? И как теперь быть? И как воспримет новость Вера?

Он прошел в гостиную. Вера в старом сером халате сидела на кушетке, положив на пуфик ноги в мягких розовых шлепанцах. Она ела поп-корн прямо из ведерка для приготовления воздушной кукурузы. После катастрофы с Джонни она прибавила почти сорок фунтов и мучилась от высокого давления. Врач прописал ей лекарство, но Вера не принимала его — если Господь послал ей высокое давление, значит, так тому и быть. Эрб однажды заметил, что Господь вовсе не мешает ей принимать бафферин, когда болит голова, но она ответила на это страдальческой улыбкой и молчанием — самым мощным своим оружием.

— Кто звонил? — спросила Вера, не отрываясь от телевизора.

На экране Орал обнимал за плечи известного куортербека из футбольной команды высшего дивизиона. Он обращался к притихшей многочисленной аудитории, а футболист застенчиво улыбался.

— …и вы все слышали рассказ этого замечательного спортсмена о том, каким надругательствам он подвергал свое тело — свой собственный Храм Господний. И вы все слышали…

Эрб выключил телевизор.

— Герберт Смит! — вскочила Вера, едва не рассыпав попкорн. — Я смотрела! Это был…

— Джонни пришел в себя.

— …Орал Робертс и…

Слова застряли у нее в горле, и она согнулась, как от удара.

Эрб отвернулся; ему очень хотелось обрадоваться, но он боялся. Боялся сглазить.

— Джонни… — Она замолчала и, с трудом сглотнув, продолжила: — Джонни… наш Джонни?

— Да. Он разговаривал с доктором Брауном почти пятнадцать минут. Судя по всему, это не было… ложным пробуждением… как они сначала решили. Он все понимает. И может двигаться.

— Джонни очнулся?

Вера зажала руками рот. Ведерко с поп-корном соскользнуло с ее колен и упало на пол. Нижнюю часть ее лица закрывали руки, а над ними все больше и больше округлялись глаза. Эрб испугался, что они выскочат из орбит и повиснут на ниточках. Потом они закрылись, и Вера издала какой-то странный звук.

— Вера? С тобой все в порядке?

— О Господи, благодарю Тебя за проявленную к Джонни милость! Ты вернул мне моего Джонни! Я знала, что так и будет! О, Господь милосердный, я не устану благодарить Тебя каждый день своей жизни за моего Джонни. Джонни, Джонни, мой Джонни!

Ее голос набирал силу и перешел в истерический торжествующий крик. Эрб приблизился к жене и, схватив ее за отвороты халата, резко встряхнул. Время будто повернулось вспять, и перед его глазами проплыла та ночь, когда они узнали об ужасной аварии по тому же телефону, стоявшему в том же самом углу.

То же место и те же действующие лица! — подумал Эрб. Безумие какое-то!

— Боже милосердный, Иисусе, мой Джонни, мой мальчик, это чудо, настоящее чудо…

— Прекрати, Вера!

Ее глаза потемнели и подернулись дымкой.

— Ты жалеешь, что он очнулся? После того как насмехался надо мной все эти годы? И говорил, что я не в себе?

— Вера, я никогда и никому не говорил, что ты не в себе.

— Это было видно по твоим глазам! — закричала она. — Но Господь рассудил нас! Разве не так? Не так?

— Рассудил, — кивнул Эрб.

— Я же говорила тебе, что Господь избрал моего Джонни своим орудием для чего-то важного. И теперь ты сам видишь, что я права! — Она встала. — Я должна поехать к нему. И должна сказать ему. — Вера подошла к шкафу, где висело пальто, не отдавая себе отчета в том, что на ней только ночная рубашка и халат. Ее лицо выражало ликование. Она вдруг напомнила Эрбу ту девушку, какой была в день их свадьбы, и сама мысль об этом показалась ему странной и кощунственной. Розовые шлепанцы с хрустом вдавили поп-корн в ковер.

— Вера…

— Я должна рассказать ему, что Господь…

— Вера!

Она повернулась к мужу, но мыслями была не здесь, а с Джонни. Эрб подошел и положил руки ей на плечи.

— Ты скажешь ему, что любишь его… что молилась… что ждала и верила. Как никто другой. Ведь ты же — его мать! Ты горевала по нему. И я ли не видел этого все пять лет? Я не жалею, что он очнулся, ты зря так говоришь. Я не считаю, как ты, что он вернулся для выполнения какой-то миссии, но я не жалею, что он пришел в себя. Я тоже переживал — не меньше твоего.

— Разве? — Ее глаза смотрели холодно, гордо и недоверчиво.

— Да. И я скажу тебе еще кое-что, Вера. Ты будешь молчать о Господе, чудесах и великом предначертании, пока Джонни не поправится и не сможет сам…

— Я буду говорить все, что считаю нужным!

— …решать, что делать. Я имею в виду, что ты дашь ему возможность стать самим собой и не будешь «грузить» своими идеями.

— Не смей мне указывать! Не смей!

— Смею, Вера, потому что я его отец! — хмуро возразил Эрб. — И прошу тебя в последний раз — не вставай у меня на пути. Поняла? Я не позволю вмешиваться в судьбу сына ни тебе, ни Господу, ни Сыну Божьему Иисусу. Поняла?

• Предыдущая
• 26/99
• Следующая