Артамошка Лузин - Кунгуров Гавриил Филиппович - Страница 53

• Предыдущая
• 53/55
• Следующая

Ватажники рассыпались по кустам, вскинули пищали, пики, сабли:

— Бей воеводских!

— Гони!

— Измена!

Старшина крутился на разъяренном коне, ругался:

— Грабежники! На царских казаков руку поднимать! Тому не быть!

— Из лесов темных плыли, чтоб монголов повоевать. И мы русских кровей! — То был голос Никиты Седого.

Казаки заглушили его слова:

— Вы воровских кровей!

— Царские ослушники!

— Измена! — бросился Филимон к Никите Седому.

— Воевода хитер. Думка его прямая — изловить нас, — ответил тот. Спасайся, атаман!

Старшина вскинул саблю, и казаки бросились на ватажников. Казачий старшина подлетел к Никите Седому, рассек ему голову. Ватажники побежали в лес. Филимон кинулся в сторону, упал в рытвину.

— Обман и гибель… Изловили, как курей! — бил он в отчаянии себя в грудь.

Казаки заметили Филимона, стали ловить его.

Казачий старшина командовал:

— Живьем его! То приказ самого воеводы!

Филимон услышал предательские слова. Злоба закипела в нем, он вскинул пищаль, выстрелил в казака, но промахнулся. Казачий старшина приготовился метнуть аркан, чтоб накинуть на Филимона петлю, но вдруг взмахнул руками и мешком вылетел из седла. Филимон оглянулся и встретился взглядом с Чалыком. Это его меткая стрела пронзила грудь старшины. Казаки опешили, кони сбились в кучу, толкали друг друга.

Филимон забежал на пригорок, увидел ватажников:

— К дощаникам! Вплавь! Спасайся!

— К воеводе, с поклоном! — раздался сзади насмешливый голос.

Филимон и не оглянулся.

Вдали, поднимая облака пыли, неслись всадники. Впереди летел сам воевода. Прискакав к месту боя, он выхватил саблю:

— Грабежников на дыбу! Хватайте!

Филимон, зажимая окровавленную руку, спасался меж кустов. Как вихрь налетели казаки, взвилась над головой петля аркана и как ножом резанула по шее, а у самого уха злобные голоса:

— Вяжи его! Волоки в острог!

Артамошка и Чалык с небольшой кучкой ватажников бежали лесом. Они пытались укрыться в болотах и зарослях. Казаки бросили лошадей и пешком преследовали убегавших. Артамошка услышал:

— Хватайте поганое отродье Лузиных! Живьем берите!

С криком и улюлюканьем бросились казаки на горсточку ватажников.

Почти все ватажники были схвачены. Многие пали под острой казацкой саблей. Чалык и Артамошка напрягали последние силы, чтоб перебежать узкую полянку, скрыться в густой чаще. Казаки бесновались, воевода подгонял и бил плетью нерадивых. Артамошка и Чалык добежали до крутого яра и, не думая, бросились вниз. Желтое облако пыли на мгновение скрыло беглецов. Поднявшись на ноги, они бросились в чащу леса. Острые кустарники рвали в кровь лицо, руки. В глазах темнело, уходили силы. Казаки окружили беглецов кольцом.

— Смерть! — задыхался Артамошка, истекая кровью.

Крики и топот заглохли: казаки либо потеряли след, либо подкрадывались. Чалык мчался, как горный козел; легко перепрыгивал через валежины, камни, выбоины, терялся за кустами и деревьями. Артамошка отстал. Бледный, измученный, прислонился он к стволу сосны, тяжело дыша. Голова у него отяжелела, ослабли ноги. Чалык вернулся к нему: «Как помочь раненому другу; Как спасти его?» Чалык сорвал с Артамошки шапку и надел на свою голову, а свою шапку бросил в кусты. Артамошка не успел и слова вымолвить, как Чалык схватил его и столкнул в яму, выбитую дождями. Валялась сухая ель, он накрыл ею друга. Отбежал, вскочил на камень, сложил ладони трубкой и загудел в подветренную сторону:

— То-то-о-о!

Далекое эхо взлетело над лесом. Так Панака учил обманывать врагов, отводить голосом в другую сторону.

Но Чалык ошибся: казаки были близко. Слышно, как хрустят под их ногами ветки, шумят кусты. Чалык нахлобучил Артамошкину шапку на глаза, сбросил с плеч меховую парку и, оставшись в одной рубахе, кинулся навстречу врагам.

Казак, выбежавший на бугор, увидел Чалыка:

— Лузинов сын! Лови сына Лузинова! — и тут же кинул аркан.

Но Чалык увернулся, и его меткая стрела ударила в плечо казаку. Тот вскинул руками и упал, обливаясь кровью. Чалык бросился к горе. Казаки за ним. Над лесом гремело:

— Лови вора!

— Аркань!

— Не уйдешь, Лузинов выкормок!

Чалык ловко карабкался вверх по крутому склону горы. Казаки заметно отставали.

Артамошка с трудом поднял голову. Перед глазами кружились белые искры, грудь давила нестерпимая боль. Приподнялся он из ямы и увидел, как по склону горы быстро карабкался вверх человек, а за ним с криками устремилась толпа казаков. Артамошка без труда узнал в смельчаке Чалыка. Бледные губы Артамошки шептали:

— Сбежит… смел!

Раздался резкий окрик. Артамошка рванулся, заохал от боли и упал в яму. Только сейчас он заметил лужу крови, в которой сидел. Сабельная рана на левой ноге обильно кровоточила. Артамошка зажал ее рукой.

Казаки разбились на мелкие отряды и стали окружать гору со всех сторон. Чалык заметил это. Спасенья не было. Он залез на самую вершину скалы и остановился. Перед глазами сияла черная пропасть.

Артамошка с трудом поднялся, вылез из ямы. Придерживаясь за стволы деревьев, он прошел несколько шагов. Сейчас ему хорошо стало видно отвесную скалу, видно, как со всех сторон облепили ее казаки. Воевода, задрав голову вверх, махал саблей, метался, разгоряченный и злой:

— Сдавайся, воровское племя!

Казаки уговаривали:

— Не гневи воеводу, разбойник!

— Отца твоего, как волка, заарканили. Петля и по тебе плачет!

— Сдавайся на милость!

Артамошка зажал голову, понял: воевода и казаки приняли Чалыка за него, радуются, что загнали на скалу Лузинова сына. Сердце Артамошкино разрывалось от боли:

— Чалык… друг мой, кровный друг!..

Послышались выстрелы. Артамошка поднял голову. Вдруг Чалык выпрямился. Артамошка не сводил с него горящих глаз. Чалык припал щекой к луку, а затем, подняв его над головой, бросил вниз со скалы. Тугой лук сделал по склону горы несколько высоких прыжков, исчез в пропасти.

«Сдается!» — задрожал Артамошка.

Обрадовался воевода:

— Сдается! Оружию бросил!

Один из казаков подполз близко к Чалыку и пытался набросить на него петлю. Чалык надвинул на глаза шапку, отвернулся от казаков, поднялся еще на шаг вверх. Теперь он стоял на самой вершине скалы. Вокруг разливалось море лесов, по долине извивалась черная речка. Солнце прыгало золотыми пятнами по снежным вершинам далеких гор. Чалык набрал грудью воздух, гордо вскинул голову, и поплыло над лесами, и горами:

— Воля!..

Эхом прокатилось это дорогое слово. Эхо смолкло, утонуло где-то в светлых далях. Всплеснув руками, Чалык бросился со скалы и вмиг исчез в черной пропасти.

Артамошка схватился за грудь, упал на землю, бился головой, хватая руками серые комья земли, рыдал:

— Чалык… Чалык… друг… брат мой!..

Воевода рассвирепел. Казака, стоявшего у вершины скалы и не сумевшего накинуть петлю, воевода велел немедля свести в пытошную и жестоко наказать за нерадение.

Заветное желание воеводы казнить Филимона Лузина вместе с сыном Артамошкой разбилось. Воевода грыз седой ус, ругал казаков за то, что преступник Артамошка ушел от царской казни, принял смерть злодей от своей же руки.

— Лучше бы из пищали пристрелить либо саблей зарубить! — кричал воевода. Но скоро успокоился, поднял суровые брови, шапку снял и перекрестился: — На все божья воля.

Казаки тоже сдернули шапки, перекрестились.

Долго бился воеводский лекарь над Филимоном, чтобы залечить смертельную рану. Воевода каждое утро вызывал растрепанного, перепуганного лекаря и твердил:

— Не роняй, Николка, воеводской чести, выходи злодея. Чтоб можно было того злодея, вора, грабежника хоть под руки довести до лобного места[14].

• Предыдущая
• 53/55
• Следующая