Годы испытаний. Книга 2 - Гончаренко Геннадий Иванович - Страница 58

• Предыдущая
• 58/84
• Следующая

Иван Шашин не успел добежать до своей позиции, когда над головой зашуршали вражеские снаряды, и один из них с резким свистом ударил неподалеку. Горячая волна взрыва оглушила и сбила его с ног. «Началось», - мелькнула мысль. Он очнулся от сильного удара в спину. Земля тряслась как в лихорадке. В ушах шум. Протер запорошенные глаза. Болела спина между лопаток. «Ранен», - подумал он. И тут же почувствовал соленый привкус во рту. Провел рукой по губам - кровь. «Чем же это меня угодило?» Он встал, огляделся. Вокруг бушевала огневая стихия. И он пополз по траншее, полузасыпанной от близких разрывов. Вот и его позиция. «Где же мой напарник?» Противотанковое ружье завалено землей, и только торчат сошки. Шашин откопал ружье. Хорошо, что напарник замотал затвор в тряпку. А где же он? Шашин открыл ящик с патронами, набил ими карманы шинели. «Сейчас жди атаку…»

Он установил ружье на позицию, оглянулся и тут только увидел неподалеку воронку, в которой лежал вещевой мешок и нога в кирзовом сапоге. И тут же сообразил: прямое попадание… Шашин снял пилотку и обтер обильно выступивший пот на лбу. «Все, нет человека. Один я остался, без помощника…» И еще подумал: «Был бы я здесь - и мне смерть». Встал, зарядил ружье.

На позицию ползли немецкие танки. Шашин потряс головой, не понимая, что с ним происходило. Голову пронзила боль, и в глазах потемнело. «Почему же я не слышу лязга гусениц и выстрелов? Контужен, оглох», - дошло до него. Он изготовился для стрельбы, прицелился в танк, который повернулся к нему бортом. Капли крови одна за другой упали на затвор. Кровь шла из носа. «Пойти на медицинский пункт? Я же контужен». Но он тут же отогнал от себя эту мысль. Он чувствовал, что кровь мешала ему дышать. Задыхаясь, он отбросил пилотку, положил на нее несколько патронов и стал вести огонь по танку. Руки не слушались его, ни один выстрел не достигал цели. Танк продолжал ползти на него. «Сейчас он меня сомнет…»

И тут снаряд ударил в гусеницу. Танк задрожал и встал. «Готов, - подумал Шашин. - Если бы не наши артиллеристы, мне бы несдобровать. Раздавил бы меня, как букашку». Немецкий подбитый танк ожил. Он сделал несколько орудийных выстрелов, затем открыл огонь из пулемета. «Это твоя последняя песня», - думал Шашин, целясь в борт. Он выстрелил, и вскоре из башни показался дым и высунулся фашистский танкист. За ним вылез другой, третий. Будто горохом ударила пулеметная очередь, и немцы свалились неподалеку от танка. Шашин вытер пилоткой затвор ружья, залитый кровью, лег в окопе, запрокинув тяжелую голову. «Может, остановлю кровь». Но только поднялся - тут же снова пошла кровь носом. «Можно дышать ртом». Первые немецкие танки уже проскочили позицию. Он повернулся и, зная уязвимое место танка, сделал несколько выстрелов по жалюзи. Черный дым окутал вражескую машину. «Еще один ползучий гад!» - сжал он зубы так, что скрипнул песок, и выплюнул кровавую клейкую слюну.

За первой волной немецких атакующих танков шла вторая. Вперед вырвалась головная машина. «Командирская», - сообразил Шашин. Он увидел на башне эмблему - голову тигра. Танк стремительно приближался. Триста, двести, сто метров… Шашин стрелял по нему, но он, будто заколдованный, продолжал двигаться на него. Ружье раскалилось от частой стрельбы, и при заряжении затвор жег руки. Голова от контузии и напряжения болела так, будто ее сжимали железные обручи. Шашин почувствовал, что, он весь мокрый, как будто кто его облил водой. Еще и еще выстрел. И танк охватило пламя и черный дым.

Шашин обессилел, привалился спиной к стене окопа и, теряя сознание, свалился на дно.

Перед глазами Мильдера плясали высоты, на которых ожесточенно огрызался огнем противник. Справа и слева его обгоняли танки, идущие в атаку в шахматном порядке. Они делали короткие остановки, давали два-три выстрела и снова устремлялись в атаку.

- Прибавить газ! - подал команду Мильдер механику-водителю. Их танк вырывался вперед. Но метров за сто до вражеской траншеи его снова обогнали несколько машин. Из траншеи выскакивали уцелевшие от огня русские солдаты и погибали под гусеницами немецких танков. Мильдер приказал сделать остановку, осмотрелся. Вот уже вторая волна атакующих танков приближалась к третьей траншее. «Теперь они уже не сдержат нас», - подумал он и скомандовал:

- Вперед, на предельной скорости!

Резкий удар сбил его с ног. Падая, он потерял сознание. Сколько, времени прошло с того момента, как остановился танк, сказать трудно. Мильдер открыл глаза, часто моргая. Глаза туманили обильно набегающие слезы. Брови и руки жгло огнем. Он вздрогнул, пытаясь подняться, и снова упал. Голова кружилась как во время сильного опьянения. Мильдер чувствовал, что кто-то его куда-то тащил по земле и с голове отдавалась острая боль.

- Господин генерал, - склонился над ним механик-водитель, - русские подожгли наш танк.

- Что?

- Танк горит…

Механик- водитель приподнял голову генерала. В метрах ста от того места, где лежал Мильдер, догорал, окутываясь черным дымом, их танк. Языки пламени плясали по броне, лизали эмблему, -голову тигра, ощерившего пасть. Ветер доносил угарный запах краски.

- У меня осталась там полевая сумка с важными документами. Принесите ее немедленно, - приказал генерал.

Механик- водитель исчез в люке танка.

Мильдер положил обожженные руки на холодную от утренней росы траву, и это немного облегчило его страдания. Он посматривал с нетерпением на танк, ожидая механика-водителя. Танки его дивизии скрылись за высотами.

Раздался взрыв. За ним последовали еще и еще. Генерала забросало землей и песком.

«Это рвутся в танке снаряды», - мелькнула последняя мысль.

Долго и мучительно думал Канашов, что ему предпринять в создавшейся сложной обстановке. На запрос к командующему разрешить отход дивизии на тыловой оборонительный рубеж пришел строгий приказ: «Ни шагу назад». Комдив понимал, что это означало, и отдал распоряжение остаткам своих войск организовать круговую оборону, стоять насмерть, до последнего бойца.

Вторые сутки пошли, как дивизия продолжала упорное сопротивление вражеской пехоте.

«Но танки, танки, - думал комдив, - они действуют за спиной, в глубине обороны. Может быть, они прорвали и тыловой оборонительный рубеж. И будет ли какие-либо меры предпринимать армейское командование? Шестаков даже не намекнул на контрудар армии. Или у него нет резервов?» С каждым часом силы дивизии слабели. Большие потери в людях и технике давали уже себя чувствовать. Снабжение боеприпасами нарушилось из-за частых бомбежек. «И все же немцы не могут пехотой преодолеть наши позиции, - думал он. - Вот когда сказались результаты наших зимних и весенних мероприятий по усилению обороны. А не будь глубокой обороны и противотанковых позиций, немцы смяли бы нас за несколько часов».

Но что же делать, что делать?

Бой дивизии с немецкой пехотой не затихал и с наступлением сумерек.

Канашов делал неоднократные, но безуспешные попытки наладить связь с левым соседом Быстровым. В эфире господствовала немецкая отрывистая речь - команды, приказы.

Комдив выслал разведку, и она подтвердила его предположения - остатки полков и тылы дивизии отрезаны, связь с командующим со второй половины дня прервалась окончательно. Теперь он был полностью ответствен за судьбы оставшихся людей, за дивизию в целом. Ждать приказ - значит обречь всех на верную гибель. И Канашов принял решение - создать две группы и выходить из окружения. Одна из них должна погрузить на уцелевшие машины тяжелораненых, документы штаба и под прикрытием боевой группы из нескольких орудий, пулеметов и автоматчиков пробиваться на восток, за реку Дон. Эту группу возглавит Стрельцов и Шаронов. Другую из остатков подразделений полков и артиллерии дивизии поведет он сам. Канашов вызвал комиссара и начальника штаба и объявил им о своем решении. Группы будут совершать марш только ночью. В бой с противником по возможности не ввязываться, а днем рассредоточиваться в оврагах и лесах и, организовав оборону, ожидать темноты.

• Предыдущая
• 58/84
• Следующая