Годы испытаний. Книга 2 - Гончаренко Геннадий Иванович - Страница 60

• Предыдущая
• 60/84
• Следующая

Мильдер решил, что это портняжное занятие солдат является местной «инициативой», проявленной каким-либо командиром, и подумал, что перед ним находятся солдаты хозяйственного подразделения. Но каково было его удивление, когда он узнал, что по этому поводу имелся специальный приказ, подписанный самим комдивом. Это «открытие» озадачило его.

Для Мильдера все только что увиденное показалось странным и непристойным. «Германская непобедимая армия прошла с триумфом всю Европу, и вот ее солдаты выглядят как оборванцы и босяки. Что могли бы подумать о нас русские? Ведь это же подрывает авторитет армии. И как это командир дивизии додумался пойти на такие меры, да еще отдать по этому поводу приказ?» - размышлял он.

Мильдер вернулся в штаб пехотной дивизии и быстро договорился с Шварцкопфом по вопросам передачи его дивизии плацдарма. Генерал-лейтенант Шварцкопф, высокий, пожилой, оказался весьма любезным и в честь их знакомства пригласил на обед. Он недавно принял дивизию. До этого он преподавал в Берлинской академии. За обедом Мильдер не удержался и расспросил хозяина о том, как он решился отдать такой необычный приказ.

- Вы, право, странный человек, господин Мильдер, - сняв пенсне и близоруко щурясь, ответил Шварцкопф. - Скажите, а что оставалось делать в моем положении? Мы же надеялись закончить войну летом 1941 года. Личный состав носит, не меняя, обмундирование почти два года. Наши склады находятся в Кракове, а здешнее интендантство наотрез отказалось удовлетворить мою просьбу. Принимались самые различные меры: я устраивал обмен обмундирования нижних чинов, если оно было лучшим, для младших офицеров; отдал распоряжение снимать хорошие брюки с обозников и обменивать их на плохие в боевых частях, но все это не помогло. Мы очутились прямо-таки в критическом положении. И тогда я был вынужден прибегнуть к этой крайней мере - заставить самих солдат портняжить…

- Но ведь это, по-моему, унижает честь нашей доблестной армии, - сказал Мильдер.

- Я не понимаю вас, генерал. А если они будут ходить, сверкая голыми задами, это прибавит, что-либо к чести нашей армии?

И тут Мильдер невольно вспомнил, как тяжело он переживал, когда его солдаты зимой, не имея обмундирования, по собственной инициативе превращались в чучела. «Разве в этом виновен был я, так же как и генерал Шварцкопф, что о немецкой армии не заботится должным образом верховное командование? Нет… Это не случайное недоразумение», - думал он.

Подполковник Нельте, раненный в левую руку при захвате плацдарма на реке Северный Донец, спасаясь от жары, лежал в прохладной землянке. Боль в руке не давала ему покоя. Вошел адъютант и доложил, что генерал Мильдер едет в полк. Нельте не особенно радостно встретил это сообщение.

«Конечно, я мог, как все раненые, лежать в госпитале, но я отказался. И вот, не считаясь с этим, мне ни минуты не дают покоя».

Размышление его прервал знакомый голое командира дивизии:

- Разрешите?

- Прошу, господин генерал, - поднялся Нельте с койки, вытянув правую руку по шву. Левая в лубке висела на подвязке.

В глазах Мильдера был заметен радостный блеск. Он достал из портфеля коробку, раскрыл ее, и Нельте увидел «железный крест» второй степени с черной муаровой лентой.

- Великая Германия и фюрер благодарят вас за усердную службу, господин подполковник.

Мильдер приколол орден ему на грудь.

Нельте растерялся от неожиданности.

- Служить великой Германии - честь для каждого немца.

- Поздравляю вас, подполковник Нельте. Я рад, что вы оправдали мои надежды.

Мильдер был в хорошем настроении. Дивизия получила высокую оценку командующего. Он назвал ее «гордостью немецких танковых войск» и «рыцарским копьем», пробившим русскую оборону. Многие офицеры и солдаты его дивизии представлены к награде. Было чему радоваться. Может, поэтому он и простил своему адъютанту, обер-лейтенанту Гелю легкомысленную выходку при возвращении из отпуска.

- Вам, господин Нельте, есть чем гордиться, - сказал он. - Вы ранены в поединке с врагом, и это делает вам честь. А вот мой адъютант отличился… Представьте себе: возвращаясь из отпуска, обер-лейтенант Гель загулял в Варшаве в кругу таких же молодых офицеров и решил блеснуть смелостью… Он позволил товарищу, находившемуся в их компании, стрелять на пари в яблоко, положив его себе на голову. Это стоило ему пулевого ожога у виска, но он остался доволен, так как соперник проиграл ему красивую женщину польку.

- Отчаянный обер-лейтенант, - подтвердил Нельте, - рисковать головой из-за случайной женщины…

- Именно головой. Ведь стрелявший офицер, по его признанию, был пьян. Да и сам он был в таком же состоянии. И вообще поездка на родину вместо бодрости духа принесла ему разочарование. Он основательно стал увлекаться спиртными напитками. Гель, видите ли, вообразил, что поскольку Blitzkrieg [13] немецкой армии не удалась, то война нами проиграна. Я воздержался, не отдал его под суд и ограничился дисциплинарными мерами - снял с должности адъютанта и возбудил ходатайство о разжаловании в рядовые. Я направил его на передовую. Это принесет ему несомненную пользу. Гель имеет все данные отличиться в бою.

Нельте не раз убеждался в железной строгости генерала к своим подчиненным, но такое наказание молодого офицера показалось для него слишком жестоким. И он попросил генерала, пользуясь его расположением:

- А нельзя ли, господин генерал, отдать этого смелого солдата в мой полк?

- Хотите перевоспитать? Пожалуйста, я не возражаю, но прошу, не делайте ему никаких поблажек. Иначе я вынужден буду у вас его забрать.

- Я обещаю вам это, господин генерал…

За первую ночь обеим группам бывшей дивизии Канашова удалось совершить довольно стремительный марш. Но на рассвете танковая разведка немцев навязала нежелательный бой группе Стрельцова на реке Кшень.

Группа Шаронова следовала медленнее, так как она совершала марш пешком. Действующая впереди разведка донесла комиссару о том, что Стрельцов вел бой с немецкими танками. Шаронов решил нанести удар по немцам с тыла.

Обстановка на этом участке фронта позволяла совершать марш и в дневное время, так как главные силы немецких танковых дивизий действовали по шоссейным дорогам. Поэтому попадавшиеся нашим отходящим группам небольшие танковые разведывательные дозоры по два-три танка были не так уж страшны. Шаронову удалось вывести из окружения две противотанковые батареи. Вот он и выслал одну батарею на помощь группе Стрельцова.

Внезапное появление нашей артиллерии с тыла застигло немцев врасплох. Огневой бой длился не более двадцати минут. Два немецких танка были подожжены. Правда, третий радировал в дивизию, и вызвана была немецкая авиация, но она прилетела впустую. Группа Стрельцова успела оторваться. Она рассредоточилась и замаскировалась в оврагах. Покрутившись над горевшими немецкими машинами, немецкие самолеты освободились от бомбового груза и улетели на аэродром, так и не выполнив задания.

…Тем временем группа, возглавляемая Шароновым, совершала марш по дымящимся от пыли, будто подожженным, дорогам на восток.

Солнце палило нещадно. На небе - ни облачка. Горячий поток лучей растекался как масло, проникая сквозь гимнастерку. Спины бойцов выбелены, будто инеем, солью.

- Прива-а-а-ал! - пронеслась тягучая, как слюна в высохшем рту, команда и затерялась в бескрайных степных просторах.

Сделал привал и полковой взвод разведки, который вел Еж.

Разморенные палящим зноем, бойцы расселись у небольшого пруда с теплой, непригодной для питья водой. За колодезной водой послали Куралесина с двумя котелками, но этот медведь не спешил.

Возвратившегося Куралесина встретили дружными упреками, окружили, каждый старался напиться побыстрее.

• Предыдущая
• 60/84
• Следующая