Пиратская история - Сандрацкий Борис - Страница 16

• Предыдущая
• 16/23
• Следующая

— А другие дороги… они куда ведут?

— В никуда, — коротко ответил монах.

— Ах, — опять засмеялся Фил, — что же нам, фрис-чедским грешникам, теперь делать? Мы же не знали, неучи, что с самого начала пошли в никуда! Ума не приложу, как же нам теперь исправляться! Вроде уже поздновато, а? Растолкуй, монах, растолкуй!.. Расскажи перед смертью еще какие-нибудь байки про своего доброго-предоброго небесного придурка!

— Адмирал, — вдруг жестко произнес монах, чеканя каждый звук, — вы можете оскорблять меня, и я все стерплю и все прощу, ибо я не умею мстить. Но если вы не возьмете свои гнусные слова о Господе обратно, вы больше не услышите от меня ни слова.

Монах замолчал, глядя в глаза Филу. Тот тоже не отводил свой взгляд.

В гляделки решил со мной поиграть, подумал Фил. В детскую игру… Весь в моих руках, а вот, смотри-ка, отважен… А ведь я, кажется, уступлю ему. Да, уступлю. Он, как ни крути, по-своему прав. Для пего небесный дурак, видно, значит то же, что для меня — отец. Окажись я на месте монаха, я бы тоже не потерпел таких слов про Дуката. Теперь этого парня сколько ни пытай, он свое слово сдержит: будет молчать. Но я, вот что странно, не хочу заканчивать этот разговор. Не хочу… Почему?! Что, что меня заставляет задавать монаху вопрос за вопросом?! Что?!

— Хорошо, — сказал Фил. — Я беру те свои слова обратно. Продолжим?

Монах помолчал. Кивнул.

— Во дела! — вдруг сказал Фил. — Голова раскалывается… Еще никогда я не вел таких заумных разговоров… Ты голоден?

— Нет. А вы?

Фил не ответил.

— Скоро сюда придет Гоур, — после долгой паузы сказал он. — Это наш городской тюремщик. Посмотрим, что ты ему скажешь.

— То же, что и вам.

— Ну, я-то в святошеских заумствованиях мало что смыслю, это все от меня уж очень далеко. А Гоур — старая лиса, он через все прошел. Он тебя, верно, и слушать-то не станет. А если и станет, то быстро выведет на чистую воду… Когда тебя будут убивать, твой Господь спасет тебя от гибели?

— Ему виднее.

— А если не спасет? Ты не проклянешь его за это перед смертью?

— Нет. Это будет праведная смерть, и моя душа вернется к Господу незапятнанной.

— Испачкаться боишься?

— Черной работы не боюсь. После нее руки можно вымыть, и вот они уже чисты. А душу ничем не отмоешь. Так не проще ли ее вовсе не пачкать?

— Душа, душа… Что, там, на небе, где живут эти… души, тоже есть города, улицы?

— Там все есть.

— И тюрьмы тоже?

— Наступит время — сами узнаете, — монах улыбнулся. — Печально, что вы не верите ни одному моему слову.

— Откуда ты это знаешь? Ты что, разгадываешь мои мысли?

— Назовем это так, — монах опять улыбнулся.

— Ну, и что же я сейчас, в этот момент, думаю о тебе?

— Вы жалеете о том, что я никогда не стану пиратом.

— Продолжай, — сказал Фил.

— Вы очень боитесь верить моим словам, но они остаются в вашей душе помимо вашего желания. И вам неприятно это сознавать. Вы мечетесь между своим любопытством ко мне и своей неприязнью к тому, о чем я говорю.

Фил хмыкнул.

— Все это ерунда, — сказал он. — Ты просто понял это по моим глазам. Но в Бога я все равно никогда не поверю.

— А я вас и не заставляю. И это вас тоже раздражает, правда?

— Не дури мне голову, монах, — устало произнес Фил. — Не будь ты святошей, я бы и в самом деле взял тебя матросом на свой фрегат. И ты научился бы и убивать, и песни горланил бы, в стельку пьяный!

— Нет, адмирал. Нет.

— Вот потому мне и обидно, что все это невозможно.

Фил потер пальцами виски.

— Мне, — сказал он, — в первый раз жаль, что тебя, пленника, придется убить.

— Спасибо.

— За что? — удивился Фил.

— За сочувствие.

— А, пустяки… Что думал, то и сказал.

В дверь постучали.

— Войдите! — буркнул адмирал.

На пороге стоял Гоур.

Он увидел монаха, вежливо наклонил голову, улыбнулся, его улыбка получилась как всегда мягкой, он это умел.

— Какие у нас гости! — сказал Гоур. — Жаклон уже успел рассказать мне о вас, милостивый сударь, — обратился он к монаху. — Как вам у нас? Жалоб нет? Вас, как я вижу, еще не били?

— Спасибо. Еще нет.

Услышав голос монаха, Гоур покачнулся, лицо его исказила судорожная гримаса.

Фил вскочил.

Гоур раздраженно махнул рукой.

— Сиди, Малыш, — хрипло сказал он. — Я сейчас… за Дукатом… он тут, рядом…

— Отец? — спросил Фил. — Он тоже сюда явился? Он же почти из дома не выходит… А теперь — с чего бы это?

— Видно, захотел на гостя посмотреть… Про нашего дорогого гостя уже весь Фрис-Чед знает, жаклоновские матросы постарались.

— Балаболки! — заметил Фил.

Гоур, все еще пошатываясь, вышел и почти сразу вернулся вместе с Дукатом.

— Вот, — сказал тюремщик, кивнув на монаха. — Гость наш… Значит, милостивый сударь, — обращаясь к монаху, с заметным усилием произнес Гоур, — говорите, что вас еще не били?

— Но я уже сказал — нет, — ответил тот.

Дукат растерянно переглянулся с Гоуром:

— Он!

— Он, — подтвердил тюремщик. — Ошибки нет.

— Да что тут в конце концов происходит? — привстав, воскликнул Фил. — Отец! Гоур!

— Да, — глядя на монаха, сказал Дукат, — это его голос я слышу каждую ночь в своих снах.

Гоур согласно кивнул.

Опять на стариков блажь напала, с тоской подумал Фил. Им, оказывается, голос монаха знаком… Вот уж поистине: старость — не радость!

— Видишь ли, монах, — рассмеялся Фил, — у моего отца и у Гоура в последнее время… в ушах шумит. Но…

— Это он! — свирепо перебил адмирала Дукат. — А ты, Малыш, заткнись! Нечего адмиральствовать, когда твой отец о серьезном деле говорит! Молчи, кому сказано! Сопляк!

— Отец! — вспыхнул Фил. — Ты что это… при людях… мне…

— Сиди и помалкивай! Меня интересует, что этому… монаху, скажем так, нужно на нашем острове!

— Меня сюда привезли, — ответил тот.

— Чепуха! Это все неспроста. Я в этом уверен. Это правда, что тебя… что… что вас нашли на мертвом хольке?

— Да.

— И что на хольке не было никаких следов провианта и пресной воды — тоже правда?

— Да.

— А где этот хольк сейчас?

— В океане, наверное…

— Нет, все это неспроста, — упрямо повторил Дукат. — Ну, вот, и на наш остров это пришло…

— Это? — спросил Фил. — Что ты имеешь в виду?

— Я знаю, что я имею в виду. И Гоур знает. Это — не монах. Это… это… я не знаю, кто это. Но только это не монах!

— Хм, — Фил почесал затылок. — Кто же он? Переодетый губернатор Пуэрто-Рико? А может, это вообще не он, а она? Может, этот монах — английская королева?.. Опять, отец, ты вместе с Гоуром затянул песенку про свои сны? Старые люди, а городите невесть что!

— Малыш, — сказал Дукат, — если ты собираешься дурачиться и дальше, то у меня еще хватит сил дать тебе оплеуху!

— Совсем сдурели, — заметил Фил, однако уверенности в его голосе поубавилось.

— Кто вы? — продолжал допытываться Дукат у монаха. — Откуда? Кто вас сюда послал?

— Господь, — негромко ответил монах.

В каюте наступила тишина. Дукат и Гоур были неподвижны. Казалось, у них обоих сперло дыхание.

Фил осторожно кашлянул.

— Ну, Господь или не Господь, а мне все это уже опротивело, — сказал он. — Ты, отец, не ори на меня. Все-таки я адмирал Фрис-Чеда, и я хочу понять, про что это вы…

Он не договорил. За дверью послышались громкие голоса. В каюту бочком протиснулся Жаклон, лицо его было разгоряченным.

— Фил! Люди, это самое, волнуются! Сбежались на пирс! Спрашивают, что это за монах, который в одиночку ухитрился вывести хольк на середину океана!

— В одиночку! — Фил был взбешен. — Да не верю я в это! Все это твои выдумки, Жаклон! Сначала ты со своими болванами все сдуру перепутал, а теперь еще и народ взбаламутил!

— Это не я, это мои матросы… Теперь народ требует, чтоб показали монаха! Фил, выведи его на палубу! Пусть все убедятся, что он обыкновенный, самый обыкновенный монах!

• Предыдущая
• 16/23
• Следующая