Император Терний - Лоуренс Марк - Страница 35

— Кай!

Она почувствовала, как он отступает. Звук его имени заставил его остановиться. Он понял, что бежать — не лучший выход.

Мертвый Король восседал на троне лорда Артура Элгина, вырезанном из плавника. Он был облачен в одеяния лорда Артура. Они хорошо сидели на нем. Наплечники из голубой кожи, кружевная манишка с серебряными пряжками, украшенными морскими камнями, кожа уступала место толстому бархату цвета полночного неба. Он был облачен в тело лорда Артура Элгина, и оно сидело на нем значительно хуже, сгорбленное и неуклюжее, и, когда он поднял голову и улыбнулся Челле ртом мертвеца, это было ужасно.

Пятью годами ранее

Два ножа сломались при попытке развернуть скорпиона. Когда я зафиксировал его хвост щипцами старухи Мари и вскрыл при помощи меча, тело издало несколько щелчков, одновременно хрустя, как стекло под каблуком.

— Ты — не живое существо, — сказал я. — Какой-то мудреный механизм.

Однако не было видно ни колесиков, ни шестеренок, как бы я ни всматривался. Просто черный кристалл, следы прозрачного искристого желе и множество проводков, по большей части таких тонких, что их едва можно было заметить.

— Вот ты и сломался.

Я решил взять его с собой и положил в седельную сумку Лейши.

Две могилы я рыл несколько часов. Свежие раны нещадно болели, потом боль притупилась и запульсировала. Я рубил землю топором и отгребал щитом. Земля была какая-то кислая, хуже, чем соль из источников Каррод.

Первым я похоронил Грейсона. Я нашел шлем с забралом, вычистил песком, надел на него, чтобы прикрыть лицо. «Вечно ты ворчишь, Солнышко, что бы ни случилось». Два слоя пыли и мелких камней скрыли подробности. Просто еще один труп. Еще четыре — и он превратился в обычный холмик. Еще десять — и я разровнял землю над ним.

Я приставил голову Лейши к ее шее. Казалось, так будет правильно, коль скоро это я отделил одно от другого. Части плохо стыковались.

— И вся королевская конница, и вся королевская рать не может Лейшу собрать.

Я сел у могилы, не глядя на нее, и стал смотреть, как солнце склоняется к западу. «Эти люди — они не были для меня особенными». Порезы болели и пульсировали. Я подумал о том, какой боли смог избежать, и жаловаться сразу расхотелось. «Когда острый конец палки направлен на тебя, совсем иначе начинаешь представлять, что значит „потыкать“, что верно, то верно — надо быть совсем дурным, чтобы не понимать этого». Я умолк. Не только потому, что рядом никого не было. Когда в тебе самом смерть и ты окружен трупами, аудитория всегда найдется. Другое дело, то, что захватило меня, было слишком текучим и неуловимым, чтобы говорить о нем. Слова — это тупые инструменты, скорее приспособленные убивать, чем придавать миру смысл. Я заполнил могилы. Время настало.

Солнце тянулось к горизонту малиновыми пальцами. Я выпрямился и замер, не успев сделать шаг. Красные глаза смотрели на меня, небо отражалось в глазах павших. Слишком много голов повернулось в мою сторону, чтобы я определил их путь. Холод пульсировал в старой ране в груди, некромантия, онемение, как от дротиков гулей, или отстраненность, словно вокруг меня обернулась незримая рука, укрывая от жизненной силы мира. Рядом лежал Раэль с ножом в горле, разглядывая старый шрам, след былой неудачной попытки. Я шагнул, и его глаза следили за мной.

— Мертвый Король.

Слова запузырились, кровь была такая темная, что казалась лиловой на зубах.

— Гм-м.

Я подобрал топор покрепче. Плохие Псы предпочитали топоры. Ощущение рукояти в руке немного успокаивало. Я быстро встряхнулся и принялся за дело. Отрубать конечности человека — работа не из легких. Особенно много возни с ногами, и плоть значительно прочнее, чем можно представить. Стоит не так замахнуться — и лезвие отскакивает от обтянутого кожаными штанами бедра, если удар был хоть немного не туда нацелен. Если повезет, можно рассечь кость, но отрубить конечность совсем? Представьте, как валят деревья: всегда намного тяжелее, чем можно подумать. В конце концов я выдохся, пот капал с носа. Я как раз принялся за руки и ноги последних десятерых, прежде чем рухнул бесформенной кучей и отрубился рядом с Раэлем.

— Жизнь была куда легче, когда смерть довольствовалась тем, что ей дано, — сказал я.

Было непонятно, смотрит ли еще на меня Раэль, но присутствие Мертвого Короля чувствовалось в запахе старой крови.

— Я вот думаю: если бы ты мог снова оживить этих ребят, ты бы уже сделал это, но лучше поберечься, чем сожалеть, да?

Тишина. Мертвый Король, похоже, управлял Челлой, и это делало его интерес ко мне… пугающим.

Я потянулся через труп Раэля и постучал его по лбу.

— Эй, привет!

Казалось не слишком разумным воспользоваться собственной некромантией — не лучше, чем голыми руками отнимать кость у голодной собаки.

Ничего. Возможно, у Короля было предостаточно мертвых, чтобы выглядывать из них, слишком многих можно напугать, чтобы тратить всякий раз больше времени, чем на быстрое приветствие. Я пожал плечами. По сути, Плохие Псы мертвыми были не страшнее живых. Впрочем, это не добавляло мне желания провести ночь среди них. Мертвые они всяко хуже пахли.

Я увел коня Лейши от лагеря и устроился в сотне метров поодаль, на низком холме. Спал я плохо, меня преследовали крики Солнышка, и я просыпался от малейшего шума в темноте.

Рассвет застал меня в лагере Плохих Псов. Я благословил яды Иберико — благодаря им здесь не было ни мух, ни крыс. Красота битвы скоротечна. Пройдет день — и на поле боя останется только гниющая плоть и падальщики. По крайней мере, в Иберико все это не кишит мухами. Вообще-то, за исключением тех, с которыми я побаловался топором, мертвые были фактически нетронуты — ну, разве что большущий таракан ковырялся в поисках завтрака.

Я собрал пожитки. Упрямец обиженно глядел, пока я нагружал его. Я привязал мула к жеребцу Лейши поводьями и повел их обоих в обетованную землю.

Без Лейши некому было удержать меня, уберечь от невидимого огня, который так покалечил ее. Впрочем, мы каждый день ходим по лезвию ножа, и многие не замечают этого — по крайней мере, в землях обетованных, в Иберико, в Шраме Кейна и Больной Тени, дома, в Анкрате, в таких местах не бывает притворства, ложной безопасности, обмана, как в песне древних: «Все, что тебе нужно, — это любовь». Один неверный шаг — и ты сгоришь. Как всегда.

Временами я давал коню Лейши обогнать меня, но лошадям нравится, чтобы их вели, и его приходилось подталкивать, понуждая идти быстрее.

Когда я в первый раз увидел это, я сомневался, не померещилось ли мне. На склоне справа из обломков выступал истертый камень Зодчих. Вокруг него воздух трепетал от жары. Обожженная часть моего лица запульсировала, на миг мне пришлось зажмуриться — и дымка исчезла. Я еще раз вгляделся — одним глазом, почти ослепшим после того, как Гог обжег меня, и снова увидел мерцание, словно призраки огня, плясавшие на Джейн под горой Хонас.

— Давай, топай.

Я потянул Упрямца за узду. Он заорал так, что, казалось, скалы расколются. Желание загнать его в это мерцание возникло — и пропало. Помимо всего прочего, мне пришлось бы тащить вещи на себе. Если один из этих тараканов, величиной с мышь, попадется, я его пну туда. В единый миг красные тени заволокли мир, раскрасили густым багрянцем старый камень и растеклись по склону оттенками побледнее. По пути вдоль сухой долины временами кольцо показывало тускло-оранжевые участки, над которыми висела дымка.

— О, вот это совсем неплохо. Что еще можешь мне показать?

И, словно джинн из лампы Аладдина, передо мной на дороге появился Фекслер Брюс, как живой. Я сделал шаг назад, такой шаг, какой не нуждается в разрешении и восходит к временам, когда страх был в крови у нашей расы. О таких шагах я всегда сожалею. Я отвел кольцо подальше, и Фекслер исчез вместе с красно-оранжевыми тенями. Поднес обратно — и он вернулся.