Колесница Гелиоса - Санин Евгений Георгиевич - Страница 45

• Предыдущая
• 45/129
• Следующая

— Чтобы с их помощью захватывать в плен и превращать в рабов новых несчастных людей? — возразил Фемистокл, и рев голосов заглушил его остальные слова.

— Он опять называет рабов людьми!

— Боги разделили людей на рабов и свободных, и не тебе, безумец, нарушать установленный ими порядок! — кричали одни.

— Если ему не нравится у нас, в Афинах, пусть убирается и ищет страну или хотя бы город, где нет рабства! — предлагали другие.

— Только сначала пускай заплатит мне за укрывательство раба! — громче всех требовал истец.

Суд потребовал показаний от Эвбулида. Но он отказался давать их против своего друга. Тогда истец потребовал на допрос Армена, который всегда сопровождал его в гости к Фемистоклу.

И вот тут он дрогнул, чего не мог простить себе до сих пор. Зная, что по закону рабы дают показания только под пыткой, он не посмел отказать суду и жадным до кровавых зрелищ афинским зевакам. Ну что он мог поделать, если граждан, отказавшихся дать на пытку своего раба, суд, бывало, признавал соучастниками, а то и виновными в преступлениях, которых они не совершали…

Вопреки обычаю он, разумеется, не пошел на пытку своего раба. И только со слов зашедшего попрощаться Фемистокла узнал все подробности. Оказалось, что Армен, обливаясь кровью, говорил совсем не то, чего добивался истец. Ему выкручивали руки, ломали ребра, бросали на битое стекло, забрасывали кирпичами, а он твердил:

— Не видел… ни разу не слышал… клянусь, этот господин обращался с рабом, как положено…

И только когда взбешенный обвинитель забил ему рот и нос кусками мела и стал поливать этот мел уксусом, Армен, задыхаясь от ядовитого газа, сжигавшего ему легкие, выдавил нужные суду слова.

И вот итог: Фемистокл с позором был изгнан из Афин, Эвбулид получил от истца за увечья раба несколько десятков драхм, а Армен вскоре превратился в немощного раба, доживающего в муках свои дни…

— Лекаря! — оборвал ход его мыслей крик из угла. — Растолкайте лекаря! Еще один умирает…

Очнувшийся Аристарх поспешил на зов, поднял руку гребца, раненного стрелой в грудь и бережно опустил ее.

— Мойра Атропа обрезала нить его жизни! — сообщил он притихшим пленникам.

Вздохнув, Эвбулид посмотрел в сторону сколотов и похолодел. Его бывшие рабы о чем-то шептались между собой, глядя то на двух мертвецов, то на него.

«Это они обо мне! — со страхом подумал Эвбулид. — Они хотят убить меня! Эх, Аристарх, Аристарх! И зачем ты вернул силы этому чудовищу!..»

Но он ошибался. Сколотам было не до Эвбулида. Они договаривались о побеге.

— Трусливые эллины не помощники нам! — убежденно доказывал Лад. — Они ждут выкупа. И гребцы так напуганы, что сразу не пойдут за нами. Им все равно, где грести! Рабские души… Будем надеяться только на себя!

— Лепо, лепо! — кивали сколоты.

— Нам нечего терять! Нас все равно не повезут на Понт Эвксинский! — распалялся Лад. — Отберем у морских татей их кривые мечи и проверим, так ли крепки их шеи!

— Они изрубят нас прежде, чем мы доберемся до этих мечей! — шепнул один из сколотов.

— Я думал об этом, Драга! — кивнул Лад. — И вот что надумал: эти мертвые станут нашими щитами! Как только часовой прикажет вынести их наверх, мы будем самыми послушными и терпеливыми! Мы понесем эти тела! Но как только окажемся на палубе, прикроемся ими и бросимся на часового! Отберем у него меч! Отберем оружие у всех, кто придет к нему на помощь! А когда у нас будет много мечей, нам помогут гребцы! И мы захватим этот корабль!

— Лепо, Лад, лепо!

— Мы заставим главного татя отвести нас до Понта Эвксинского!

— Лепо…

— И даже дальше — вверх по Борисфену![75]

— Лепо, лепо!!

— Ты готов, Драга?

— Конечно.

— А ты, Дивий?

Вместо ответа косматый, заросший почти до глаз бородой сколот согласно положил свою ладонь на руку Лада.

— Мы еще увидим лед на наших реках и снега на селах![76] — мечтательно улыбнулся тот и предупредил: — А пока лежим и набираемся сил! Чую, они скоро нам понадобятся!..

Сколоты затихли. Тревожно поглядывал на них Эвбулид. Дорофей с дочерью по-прежнему сидели прижавшись друг к другу.

В трюме надолго воцарилось тягостное, нарушаемое лишь стонами и горестными вздохами, молчание. Каждый думал о своей судьбе, о том, что ждет его через день и даже через час в этом страшном, безжалостном мире.

Только наверху по-прежнему веселились пираты, да время от времени билась о борт волна — вечная, как это затянувшееся ожидание, скиталица бескрайних морей.

Незадолго до рассвета ведомые Фемистоклом рабы подошли к окрестностям Мессаны. Когда они миновали заброшенные поля со следами пепелищ на месте богатых вилл, первые лучи солнца уже высветили полуразрушенные стены крепости большого портового города на самой границе между Сицилией и Италией.

— У вас есть даже тараны? — уважительно спросил Клеобул, показывая Фемистоклу на целые проемы в крепостных стенах.

— Нет! В этом нам помогли сами римляне.

— Римляне?!

— Они были так самонадеянны после победы над Карфагеном, что не укрепили стены здешних городов! — объяснил Фемистокл. — Разве они могли подумать, что соседняя провинция, которой они привыкли пользоваться с таким удобством, станет когда-нибудь театром войны?

— Поэтому вы так быстро овладели почти всей Сицилией?

— Да, и еще благодаря тому, что римское войско совершенно разложилось в этих теплых и сытых краях!

— Ты забыл, что мы победили только благодаря великой мудрости нашего славного Антиоха! — воскликнул подъехавший Серапион.

— Конечно! — одними губами усмехнулся Фемистокл. — Без его молитв и небесных знамений мы не взяли бы ни одного города с развалинами вместо стен, где против нас стояли разучившиеся держать мечи легионеры!

Серапион злорадно сверкнул глазами и прикрикнул на плетущихся позади рабов:

— А ну поторопись, иначе пропустите самое интересное!

— Штурм? — воскликнул Фрак, прибавляя шагу.

— Как бы я хотел подождать здесь, пока закончится эта бойня! — признался Клеобул, с ужасом глядя на стены крепости, усеянные фигурками обреченных мессанийцев. — И ваш сириец может еще называть это интересным?!

— Серапион имел в виду не сам штурм, а то, что у нас предшествует его началу, — усмехнулся Фемистокл. — Евн называет это — нагнать побольше страха на осажденных и придать мужества и ярости своим воинам! Он дает перед каждым штурмом настоящий спектакль! — пояснил он недоуменному Клеобулу.

— Он еще и держит актеров?!

— В этом спектакле действующие лица — сами рабы! Кстати, Евн тоже принимает в нем участие!

— Как? Сам Евн?!

— О-о! — протянул Фемистокл. — Это самый талантливый актер из всех, кого я видел когда-либо на сцене и в жизни. Никто лучше его не знает, когда надо надевать комическую маску, а когда — трагическую, ни разу не видел я его самим собой. Впрочем, скоро ты сам сможешь оценить это его непревзойденное качество. Но для этого нам нужно поспешить — Евн не любит затягивать со штурмом!

Словно в подтверждение его словам, все пространство перед осажденной крепостью начало приходить в движение. Лагерь рабов просыпался, в небо прямыми столбами поднялся дым от множества костров.

Подслушавшему разговор греков Проту было интересно увидеть в роли актера самого царя.

Он спрыгнул с повозки, догнал размашисто шагающего Фрака и, стараясь не отставать от этого сильного и мужественного человека, во все глаза смотрел на огромное скопище рабов.

• Предыдущая
• 45/129
• Следующая