Дом на горе - Мусатов Алексей Иванович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/77
• Следующая

За два дня до воскресенья Марина Балашова получила по почте письмо. В конверте оказался пригласительный билет. Он был затейливо разрисован цветами, колосьями, красными флагами и алыми комсомольскими значками. Марина несколько раз пробежала глазами текст пригласительного билета, потом прочла вслух:

— Папа, что они там придумали? — спросила Марина.

— А мы сейчас Варвару спросим. — Яков Ефимович покосился на младшую дочь, которая готовила уроки. Варя сделала вид, что всецело поглощена задачками:

— В билете же обо всём написано… чёрным по белому.

— Видала! — Яков Ефимович подморгнул Марине. — Секретное, значит, мероприятие, нельзя разглашать. — И он признался: — А я ведь тоже билет получил, вроде как гостевой…

В эти дни пригласительные билеты получили многие старые комсомольцы, учившиеся когда-то в высоковской школе.

…В воскресенье чуть свет Галина Никитична была уже на «школьной горе».

Здесь её поджидал целый штат дежурных: из восьмого класса — Варя, Костя и Митя, члены школьного комитета комсомола во главе с недавно избранным новым секретарем Ваней Воробьёвым.

Дежурные с красными повязками на руках расставили в саду столы, украсили их влажными от росы цветами, наполнили корзины отборными яблоками.

Первыми пришли учащиеся старших классов.

Галина Никитична с удовольствием отметила, что они выглядят подтянутыми и торжественными.

Потом показались Сергей и Марина. На груди у них сияли ордена и медали. Сергей был в матросской форме, Марина — в шёлковой блузке и любимом ковровом платке.

— Ой, да мы раньше всех! — вскрикнула Марина, здороваясь с учителями и кивая ребятам.

Но ждать пришлось недолго. Вскоре подошли с песнями под гармошку комсомольцы из Высокова, потом из Липатовки, Соколовки. Затем, лихо развернувшись, около сада остановилась трёхтонка, и знакомый Варе и Мите шофёр Миша торжественно возгласил:

— Принимай с ходу почаевских! Полный набор.

Из кузова машины спрыгивали парни, девчата, и шофёр Миша тоном знатока объяснил школьникам, кто из прибывших где работает и чем знаменит. Были тут и комбайнёры, державшие первое место по области, и знаменитая доярка, и заведующая агролабораторией, и пасечник, и агроном-химизатор.

Всюду шли расспросы, завязывались беседы. Ваня Воробьёв уже несколько раз брался за колокольчик, чтобы открыть торжественную часть встречи и произнести свою вступительную речь, которую он писал вчера целую ночь. И каждый раз Галина Никитична делала ему знак подождать, потом сама вопросительно взглядывала на Фёдора Семёновича.

— Всё идёт хорошо, — кивал учитель. — Пусть познакомятся, наговорятся вдоволь!

Наконец из района на «газике» подкатили секретарь райкома комсомола и врач районной поликлиники — тоже бывшие ученики высоковской школы.

Ваня Воробьёв позвонил. Все сели за столы. Ваня объяснил, зачем они собрались, и предоставил слово Якову Ефимовичу.

Парторг рассказал, как много лет тому назад появились в школе первые комсомольцы. В любом деле они были верными и надёжными помощниками учителей. Это они посадили плодовый сад при школе, открыли в Высокове первую избу-читальню, разведали запасы торфа на болоте. Кто, как не комсомольцы, сопровождали Фёдора Семёновича в его походах по деревням, когда он убеждал мужиков вступать в колхоз! Сколько раз спасали они учителя от мести кулаков, которые пытались затравить его собаками и утопить в проруби!..

— А сколько комсомольцев ушло из школы на фронт защищать нашу Родину, — продолжал Яков Ефимович, — почти полных два класса! И они хорошо воевали, наши ребята. Добрых, смелых солдат вырастила из них школа.

После Якова Ефимовича говорили Сергей Ручьёв, Марина, потом секретарь райкома комсомола, комбайнёр из Почаева…

Галина Никитична стояла в стороне и наблюдала за школьниками. Встреча, кажется, удалась. Ребята сидели присмиревшие, глаза их блестели, словно в классе, когда на урок приходит любимый учитель. О чём думали сейчас школьники? Может быть, о том, что вот рядом с ними сидят колхозные парни и девушки совсем немного старше их годами и им уже есть что рассказать, есть о чём вспомнить.

И хорошая зависть щемила ребячьи сердца — зависть к прямой и открытой жизни Якова Ефимовича, на глазах которого прошла вся история колхоза и школы, к боевым заслугам Сергея Ручьёва, к ясной судьбе Марины и многих других.

Долго в этот погожий осенний денек школьники не отпускали своих гостей. Показали школьный музей, классы, сад, спортплощадку.

Митя с юннатами принёс огромный полосатый арбуз и, волнуясь, вручил его Сергею:

— Вот! Со школьной делянки. Попробуйте!

Сергей пощёлкал по арбузу ногтем, поднёс к уху, сжал ладонями и, заметив пунцовое лицо Мити, пожалел его:

— Добрый арбуз… Верим.

— Нет-нет! — Митя с отчаянным видом протянул нож. — Вы режьте. А то опять разговоры пойдут, что у нас арбузы не дозревают.

Сергей с хрустом развалил арбуз, и все увидели красную, сочную мякоть с чёрными зёрнышками.

Митя выхватил у Сергея нож, разрезал половинки арбуза на мелкие дольки и роздал гостям. Арбуз всем понравился.

— Прямо мёд с сахаром! — похвалил дед Новосёлов и попросил ещё одну дольку.

Потом все пили чай с яблоками и вареньем из ревеня, играл струнный оркестр, школьники читали стихи.

Затем бывшие ученики решили сыграть в любимую школьную игру — городки. Разделились на две партии. Фёдор Семёнович подержал в руке тяжёлую рюху, вздохнул и вдруг принялся снимать пиджак.

— Эх, была не была… — сказал он и вместе с Яковом Ефимовичем присоединился к играющим.

Ученики даже затаили дыхание. Такое ведь не часто случается, чтобы Фёдор Семёнович играл в городки.

Учитель играл азартно, со вкусом, подолгу целился рюхой, бил сильно, почти без промаха, то и дело поддразнивал соперников, говоря, что не миновать им катать выигравшую партию на закорках.

— Сдаёте, сдаёте… каши мало ели! — восторженно кричали школьники, сразу ставшие болельщиками за ту партию, в которой играл Фёдор Семёнович.

Наконец заиграл баян.

Долго над «школьной горой» в этот день звучали песни.

…Когда Галина Никитична вернулась домой, Витя сидел за столом и что-то с увлечением писал.

— А где мама? — спросила сестра, заглядывая за перегородку.

Мать прихворнула и уже целую неделю не выходила из дому.

Брат, видно, не расслышал вопроса и продолжал писать. Наконец он поставил точку, подул на листок бумаги и протянул сестре:

— Заявление написал в комсомол. На двух страницах! Прочти вот.

Галина Никитична внимательно прочла заявление:

— Хорошие слова, Витя, настоящие… А где всё-таки мама?

— Здесь где-нибудь… наверное, во двор вышла. Ей, кажется, лучше стало.

— А почему ты её отпустил? Ей ведь лежать надо.

— Так я же писал…

Галина Никитична бросила на брата недовольный взгляд и выбежала за дверь. Но не прошло и минуты, как она вернулась обратно, ведя под руку мать. С другой стороны её поддерживал Яков Ефимович Балашов.

Часто дыша, Анна Денисовна опустилась на лавку:

— Спасибо, Ефимыч. Мне вроде легче стало…

— Не хорохорься, Денисовна, прыть свою не показывай! — сердито заговорил Яков Ефимович. — Сама еле на ногах стоишь, а тоже — собралась с коромыслом по воду! — Он обвёл глазами комнату и остановил свой взгляд на мальчике: — Ты, Виктор, почему сам за водой не сходил?

• Предыдущая
• 37/77
• Следующая