Стожары - Мусатов Алексей Иванович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/46
• Следующая

Чтобы, не ровен час, не встретить кого-нибудь из ребят или самого деда Захара, Санька свернул в кустарник, примыкавший к участку.

В кустарнике паслось стадо коров.

Неожиданно кусты затрещали, словно сквозь них продирался сам леший, и на дорогу вышел холеный, черный, как воронье крыло, бык Петушок с белым пятном на лбу. В ноздри ему было продето железное кольцо, на лбу курчавились мелкие завитки. За быком следовало несколько коров, как видно отбившихся от стада.

Девяткин потянул Саньку в кусты:

— Замри! Лучше быку дорогу не переходить!

Но Петушок не заметил мальчишек.

Он степенно обогнул пруд, затянутый ряской, точно зеленым чесаным одеялом, подошел к изгороди участка. Удивляясь, как это ему посмели перегородить путь, бык уперся своим чугунным лбом в старенькую изгородь; та крякнула и повалилась на землю. Петушок перемахнул через нее и, скосив на коров глаза, протяжно замычал, словно приглашая всех зайти на участок.

Коровы — рыжие, черные, палевые — неуклюже перепрыгнули через поваленную изгородь, разбрелись по грядкам. Они с хрустом разгрызали зеленые вилки капусты, губами выдергивали за ботву розовые хвостики моркови, надкусывали огурцы, недоверчиво обнюхивали помидоры.

Петушок же, как и полагается хлебосольному хозяину, сам ни к чему не притрагивался, а важно шагал через гряды все дальше, в глубь участка.

— Я коров задержу… А ты за пастухом беги. Быстро! — Санька сбросил с плеч вещевой мешок.

Глаза у него сузились, весь он подался вперед и напружился. Так с Санькой бывало всегда, когда он собирался ринуться в драку или навстречу какой-нибудь опасности.

Петька схватил приятеля за гимнастерку:

— Куда?! Там же Петушок!

— Кому говорю! — прикрикнул Санька. — Коровы тут весь огород пожрут. Зови пастуха!

Но Петька крепко держал Саньку за плечи и не трогался с места.

— С ума сошел! Закатает тебя Петушок, на рога поднимет. Помнишь, как деда Векшина… Два ребра ему переломил. Не связывайся, Саня! Нам же на станцию пора…

Неожиданно мальчишки услыхали знакомый голос:

— Ах, окаянные, ах, обжоры! Вот я вас!

Из дальнего угла участка, перепрыгивая через гряды и размахивая пустой лейкой, мчалась Маша.

Она врезалась в коровье стадо. Но коровы не обратили на нее никакого внимания.

Санька вырвался от Петьки и побежал девочке на помощь. Маша кричала, как в барабан била кулаком в жестяную лейку. Санька пронзительно свистел, улюлюкал, хлестал коров ореховым удилищем, пока оно не превратилось в короткую расщепленную палку.

От такого энергичного натиска коровы смешались и отступили за изгородь.

И вдруг трубный рев оглушил Саньку и Машу. Они оглянулись. На них двигался Петушок. С губ его тянулась стеклянная слюна, глаза горели. Он низко опустил голову, и ноздри, как мехи, выдували из земли две струйки пыли. Бык словно предлагал помериться силами.

— Бежим скорее! — испуганно вскрикнула Маша.

Но бежать было поздно: бык находился всего в нескольких шагах. Санька заслонил девочку своей спиной и, грозя Петушку обломком удилища, начал медленно отступать назад.

Из-за кустов вынырнули Степа с Федей.

Через участок стремглав бежала Маша, а огромный черный Петушок, как танк, надвигался на Саньку. Мальчик пятился назад, не сводил глаз с быка, грозил ему обломком удилища и все продолжал уговаривать — то строго, то просительно, как уговаривают злую цепную собаку:

— Ну-ну, Петушок, цыц, назад!.. Не сметь!

«Главное, не спускать с него глаз… главное, не бежать», — вертелось у него в голове. Но Петушка, как видно, мало трогали Санькины уговоры, и он подступал все ближе.

Санька нагнулся, схватил горсть земли и швырнул быку в глаза. Потом сделал резкий скачок в сторону и бросился бежать. Петушок на мгновение приостановился, потряс головой и вдруг с неожиданной резвостью кинулся в погоню.

— Убьет он его! Убьет! — взвизгнула Маша и схватилась за голову. Потом, не помня себя, выдернула из изгороди хворостину, какой впору гонять только гусей, и побежала к быку.

— Куда?! — нагнал ее Федя и, оттолкнув в сторону, вырвался вперед.

Он бежал изо всех сил, но, как и Маша, тоже не знал, как и чем остановить разъярившегося Петушка. Неожиданно он споткнулся о большую, плетенную из прутьев корзину, в какие осенью собирали овощи. Схватил ее и бросился к Петушку. С другой стороны к быку спешил Степа, волоча по земле тяжелый кол.

Но Петушок, кроме Саньки, никого не замечал.

Санька хитрил, увертывался от быка, делал резкие скачки то вправо, то влево, но Петушок, изловчившись, наконец с такой силой наподдал рогом, что мальчик отлетел в сторону и распластался на земле.

Сгоряча он не почувствовал боли, проворно вскочил и побежал дальше, но через несколько шагов снова упал. Петушок, храпя и брызгая слюной, уже нацеливался для нового удара. В этот момент подоспел Федя. Он, как сетку, с размаху набросил корзину на бычачью морду. Ослепленный Петушок закружился на месте, замотал головой, потом принялся яростно буравить рогом землю, но он был уже не опасен.

Прибежал Петька с пастухом. Стреляя, как из ружья, длинным кнутом, пастух выгнал быка с участка.

Маша, Федя и Степа осторожно повели Саньку домой. Девяткин нес сзади Санькин вещевой мешок и без конца твердил о том, как он предупреждал Саньку не связываться с Петушком.

Катерина выбежала ребятам навстречу и, побледнев, схватилась за перила крыльца.

— Горе ты мое!.. Где тебя так?

— Это бык его… — шепнула ей Маша.

Увидев мать, Санька слабо улыбнулся:

— Ничего и не было-то… Он только один раз и боднул…

Катерина раздела Саньку, перевязала рану на боку и уложила его в постель.

— Тетя Катя, может, доктора позвать? — предложила Маша.

— Сходите, ребята, да побыстрее.

Маша и Федя помчались в Торбеево в больницу. Через час они привели фельдшера Ивана Ефимовича, сухонького, легкого старичка.

К избе Коншаковых сбежались почти все стожаровские мальчишки. Они заглядывали в окна, в щели сеней, толкались у крыльца.

— Первое дело — не гомонить, — сказал Иван Ефимович. — Во-вторых, отступить всем на двести шагов. Раз, два…

Он дождался, когда мальчишки отошли на середину улицы, к бревнам, и скрылся в сенях.

— Маша! — подошел к девочке маленький, взъерошенный Тимка Колечкин. — Это правда — беда с Санькой? Ты все видела? Расскажи…

И Маша рассказала, что произошло на участке.

— Вот… я всегда говорил… Санька, он ничего не боится! Он всегда за других встает! — выкрикнул Тимка и многозначительно оглядел подошедшего Девяткина. Потом пошептался с мальчишками Большого конца, и они отозвали Петьку в сторону.

Начался долгий и возбужденный разговор.

Сначала Девяткин только посмеивался. Но кольцо мальчишек сжималось вокруг него все теснее. Громче всех кричал на Девяткина Тимка. Необычайно воинственный и решительный, он налетал на него, как молодой петушок. Мрачно посматривал на Девяткина молчаливый Ваня Строкин.

Наконец мальчишки всей компанией подошли к Маше, Феде и Степе.

— Ребята, — запинаясь, заговорил Тимка, — что мы вам хотим сказать… про Саньку сказать… Вы думаете, он нарочно пшеницу помял… думаете, по злобе?.. Это все вот через кого получилось… — И он кивнул Петьке: — Теперь сам говори.

— Да, Девяткин, — поддержали Тимку ребята, — ты же обещал.

— По-честному признавайся.

— Привык за чужой спиной прятаться.

— Ну, через меня, — посапывая, буркнул Петька, — ну, виноват.

— Ты подробно объясняй… — толкнул его Тимка. — Все равно не отпустим, пока правду не скажешь.

— Мы в лапту играли вчера, — уныло сказал Петька, — ну, Тимкин мяч и залетел к вам на участок.

— Не залетел, а ты его запулил, — поправил Тимка.

— Ну, запулил…

— А искать перетрусил. Санька же не побоялся и Петьку заставил с собой пойти. Ну, и помяли вашу пшеницу.

• Предыдущая
• 33/46
• Следующая