Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/140
• Следующая

Полупроснувшейся, может быть, все еще грезящей Пит показалось, что ее молчаливое желание исполнилось. Вот появилась волшебная дама, которая заставит папу больше не сердиться, дедушке подарит улыбку, а маму вернет домой, волшебная крестная мать, которая все вновь приведет в порядок.

Скатившись с кровати, она побежала в гостиную. В комнате был один отец, который сидел в одном из мягких кресел. Он выглядел очень усталым, веки опущены, хотя и не закрыты. Однако он все еще сидел прямо. На подлокотнике кресла стоял бокал, а рядом бутылка виски.

— Папа! — воскликнула она. — Посмотри, что я нашла. Где дедушка? Он должен это тоже увидеть.

Отец медленно повернулся взглянуть на нее. То, как он прищурился, напомнило Пит, как она пытается разглядеть что-то сквозь туман.

— Почему ты не в постели, бамбина?

Она прыгнула к нему на колени, смахнув бокал с подлокотника кресла, но она была слишком возбуждена, чтобы обратить на это внимание.

— Я нашла это! — объяснила она и протянула сокровище прямо к его глазам.

Минуту он словно ничего не видел. Потом его взгляд сконцентрировался на предмете. Пит удивилась, что на его лице не отразилось никакого возбуждения.

— Разве это не самая прекрасная вещь на свете, папа? Моя волшебная крестная мать дала мне ее.

Рука Стива медленно поднялась и выхватила у нее верхнюю часть флакона. Озадаченная Пит не протестовала.

— Откуда ты знаешь, кто тебе ее дал? — тихо спросил Стив. Ему не надо было интересоваться, где она нашла ее; он зашил флакон в игрушку давным-давно, зная, что часть фигурки будет все время с ней в безопасности столько же времени, сколько и Пит, — но также зная, что он хотел похоронить ее и спрятать туда, где бы она его больше не терзала.

— Она только что появилась из Раффи. Я знаю, ее туда, должно быть, положила какая-нибудь волшебница, которая дала Золушке экипаж, сделанный из тыквы.

Стив помедлил и посмотрел на ладонь, где на спине лежала половинка женской фигуры.

— Ты знаешь, бамбина, иногда волшебные вещи нам даются не как подарки, а чтобы искушать нас. Как большое красное яблоко, которое колдунья дала Белоснежке.

— То был яд, папа. Это ведь не яд.

— Тем не менее она сделана, чтобы соблазнять нас. Будет лучше, если мы не будем касаться ее, как яблока. Даже говорить о ней. Ты должна забыть, что видела ее. И никогда не должна рассказывать дедушке. Это важно, ты должна обещать.

— Почему, папа?

— Потому что это сильно его обидит. А теперь марш в постель, — сказал он, стараясь казаться решительным. — Иди!

Смущенная, Пит медленно сползла с его коленей.

Но она не уходила.

— Неужели она может быть такой плохой, папа, такая красивая?

— Я знаю только, малышка, что мне она принесла вред. Большой вред.

— Как?

— Она… увлекла меня… в никуда. Если б я никогда не видел этой вещи, думаю, моя жизнь была бы совсем другой.

— Такой другой, что у тебя не было бы меня?

Его лицо смягчилось, и он в первый раз посмотрел на Пит не как сквозь туман.

— О нет, моя драгоценная бамбина, — сказал он и обнял ее. — Ради тебя, ради тебя одной, я рад, что ничего нельзя изменить.

Он поднялся, держа ее на руках, и отнес обратно в постель.

Когда он аккуратно подоткнул вокруг нее одеяло, Пит сквозь сон задала еще один вопрос.

— Папа, если эта вещь такая плохая, зачем ты хранишь ее?

У Стива не было ответа. Он мог только поплотнее укутать маленькую дочь в одеяло, поцеловать в гладкий белый лобик и пожелать спокойной ночи.

— Детям пора спать, — прошептал он.

Когда на следующее утро Пит потянулась за Раффи, у него уже не было дыры, не было разорванного шва. Она ткнула в него пальцем, но не почувствовала никакого твердого предмета в животе. Однажды папа сказал ей после ночного кошмара, когда ей приснилось, будто ее закрыли в холодной черной морозилке, что сны иногда могут казаться ужасно реальными, но они просто картинки в мозгу по ночам, а с приходом утра исчезают.

Но куколка с жемчужными плечами и синими сапфировыми глазами была настоящей. Ведь правда?

Она не была уверена, но инстинктивно знала одну вещь. Она никогда не должна вновь говорить о ней. Ни с кем.

Была дождливая суббота позднего апреля. Стив лежал в постели с гриппом, а дедушке надо было выполнить срочную работу для его самого крупного клиента. Они с сожалением сказали Пит, что сегодня ни один из них не сможет поехать с ней в больницу к матери. Пит подошла к табакерке, где хранились деньги на хозяйство, отсчитала несколько долларов и положила их в карман. Потом тихо вышла из квартиры. Меньше чем через час она была в поезде, увозящем ее с Центрального вокзала в северном направлении.

Только недавно Пит узнала всю историю бабушки и подробности о месте, где скрывались мама и дедушка. Джозеф попытался уберечь ее от ужаса. Он, вероятно, надеялся, что, никогда не признавая этого, отказываясь как бы то ни было обсуждать прошлое, он сможет стереть последствия войны у дочери, сможет сделать так, словно этого никогда не было.

Но когда однажды он пришел домой и застал Пит плачущей над книгой, которую она читала к школе, он понял, что девочка должна знать правду. Она уже достаточно взрослая, чтобы выслушать это. Книга, которую она читала, называлась «Дневник Анны Франк».

— Дедушка, она всего на год старше меня, и она умерла, — сказала Пит, слезы оставляли следы на ее лице. — Только пятнадцать.

— Я знаю. И если б она осталась жива, ей было бы столько же лет, сколько твоей матери.

— Это несправедливо!

— Справедливо? Справедливо! У нацистов не было справедливости. Они создали мир, в котором слово «справедливость» стало бранным, глупой детской надеждой. — В его голосе звучала горечь очень старой ненависти, которой он никогда не позволял умереть. — Твоя мама не была бы тем и там, где она сейчас, если б нацистов волновала справедливость.

Потом он рассказал ей о годах, проведенных в тайнике. Он подробно описал их место на чердаке, размером со шкаф, рассказал о добром докторе, который помог им, и как ужасно было часами сидеть и молчать. Он ответил на все ее вопросы: что они ели, что читали, какие учебники были у Беттины, чтобы она не отставала в занятиях. Как могли они жить без проблеска солнца.

Конец истории был неопределенным.

— Что случилось потом, дедушка? — спросила Пит, будто он читал ей сказку.

— Потом?

— Да. Что было дальше? Как вы выбрались оттуда?

На короткий миг его лицо исказила боль, затем он согнал это выражение, заменив его бесстрастной маской.

— Кончилась война, — ответил он и быстро вышел из комнаты.

Пит была потрясена. Это так походило на историю Анны Франк. Мама, как Анна, даже ровесница ей, но в отличие от Анны мама выжила, она живет, если жизнью можно назвать то существование, которое она ведет в этом отвратительном заведении.

История Анны Франк, ее смелость и юмор, и вера в мир, несмотря на ужасы, которые она видела, придали Пит больше решимости, чем прежде, не позволить маме опуститься, сделать все, что было в ее силах, чтобы помочь ей, вернуть ее в реальный мир и в их дом.

Стоя в одиночестве на извилистой гравийной подъездной дороге, Пит смотрела на ненавистное нагромождение серого камня, где вынуждена проводить свои дни ее мать. Сквозь зарешеченные окна на верхнем этаже вниз смотрели пустые лица. Ужасная мысль внезапно поразила Пит. Что, если она войдет внутрь, и кто-то решит, что она сумасшедшая и ее посадят в комнату с решетками на окнах и будут держать там? Как убедить людей, что ты не безумна, если они говорят обратное? Ты можешь спорить там и визжать, драться и плакать… и будешь только больше казаться сумасшедшей. Велика ли разница между людьми, заглядывающими внутрь снаружи, и теми, кого поместили за зарешеченные окна?

Почему мама должна тут находиться?

Жуткие мысли задержали Пит, дрожавшую на сильном холоде, на несколько минут, но наконец она собралась с духом и вошла внутрь. Она не должна огорчить маму. По правде сказать, были моменты, когда ее мать, казалось, не замечала ее. Пит надеялась и молила о том дне, когда пребывание для нее здесь с мамой будет совсем другим. Может, даже сегодня.

• Предыдущая
• 44/140
• Следующая