Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна - Страница 46

• Предыдущая
• 46/140
• Следующая

Только Пит завернула за угол, как Джой Ракетти, продувной малый, который жил в многоквартирном доме на углу, заткнул руками поток воды из гидранта. Вода гейзером вылетела сквозь пальцы прямо на нее, вымочив до нитки. Она вскрикнула и глянула на себя, представляя, как вырисовываются ее недавно округлившиеся груди, обтянутые мокрой майкой. Она готова была умереть от смущения.

Лиам О’Ши, широкогрудый ирландец, рыжеволосый, сидел на ободранной машине и с жадностью пил из банки пиво. В свои восемнадцать он был главарем местной шайки и гордился своей репутацией крупной птицы. Однажды Пит случайно услышала, как одна из более старших девочек называла его «Станция обслуживания О’Ши». Она не знала, что имелось в виду, но поняла, по тому, как они засмеялись, что речь шла не о машинах.

Сейчас он не засмеялся со всеми над Пит. Вместо этого он передал сигарету девице, сидящей рядом с ним, и протяжно присвистнул.

— Эй, principessa, — проговорил он, преграждая ей путь, когда она попыталась пройти мимо.

Это прозвище ей дал Джой Ракетти. Преследуя ее как-то по улице, когда она возвращалась из школы, и передразнивая ее дамскую походку, он начал издавать похотливые причмокивающие звуки и комментировать ее анатомию. Она не отвечала ему и вообще не обращала на него внимания. Отец сказал ей никогда не заговаривать с крутыми парнями на улице.

— Эй, — позвал он своих дружков, — principessa слишком важная персона, чтобы разговаривать с нами, с быдлом.

Принсипесса — маленькая принцесса. После этого прозвище прилипло к ней.

— Эй, принсипесса, — повторил Лиам.

Не в состоянии от смущения проговорить ни слова, она попыталась обойти его.

— Знаешь, — сказал он, оглядывая ее с ног до головы, — получается недурно. Действительно недурно. — Он протянул руку и провел ей по длинной мокрой ноге до края шорт. Она задрожала. — Скоро нам надо будет кое-что сделать с этим.

— С чем? — прошептала она, глядя на тротуар и слишком смущенная, чтобы уйти.

Его рука поднялась к майке.

— Да, — продолжил он, положив руку на ее грудь. — Скоро.

— Забудь об этом, Лиам, — вмешалась Чарлин, та самая девица, которая сидела рядом с ним и которой он передал сигарету. — Принцессы не трахаются. Это всем известно. — Потом она рассмеялась так, что Пит захотелось спихнуть ее с машины.

— Эта будет, — заявил Лиам и ухмыльнулся Пит. — Она будет хорошо трахаться, и ей это понравится. Я всегда могу определить. — Когда Пит наконец удалось протиснуться мимо него, он прошептал: — Наступит день, и я трахну тебя, принцесса, и клянусь, я смогу заставить и тебя трахнуть меня.

Она стрелой влетела в дом и бегом поднялась на третий этаж в свою квартиру. Странно, в ушах звучали не грубые насмешки, которые она только что слышала, но другой голос из прошлого — мамин голос в лечебнице: «Я трахну тебя, но тебе меня не трахнуть!»

Воспоминание о матери, желание понять ее болезнь отодвинули гнев, стыд и все то, что только что произошло. Лиам О’Ши был глупым панком, не заслуживающим, чтобы о нем думали. Она попыталась сосредоточиться на маме, на том, чтобы понять ее. С кем говорила мама? На кого она кричала с такой ненавистью в голосе и глазах?

Пит твердо решила узнать тайну маминых страшных кошмаров. Как иначе она могла помочь и заставить их отступить?

По мере того как шли месяцы, Пит начала проводить все больше и больше времени в больнице. По субботам она приезжала пораньше и оставалась подольше, бывала и в другие дни тоже. Ее единственной целью стало вытащить маму из этого заведения, сколько бы времени на это ни ушло.

Она постоянно занималась с матерью — читала ей газеты вслух и пробуждала в ней внимание, рассказывала о школе, спрашивала совета, делала все то, что рекомендовал врач Беттины, заставляя мать опять быть частью ее мира.

Пит познакомилась и сдружилась с пациентами. Когда она узнала, что старая толстая Мэри была спокойна только, когда играла в шахматы, она проводила с ней игру за игрой, проигрывая ей. Она слушала, как Консуэла, улыбаясь, вновь и вновь пела испанские песни. Пит также приглядывала за молодой женщиной по имени Сюзи, которая, кроме шизофрении, страдала еще и диабетом и часто впадала в состояние комы. Пит научилась распознавать ее симптомы и дважды спасала Сюзи от потери сознания, отпаивая ее апельсиновым соком.

Для Пит, которая была чужой в своем квартале, сумасшедший дом стал своеобразной заменой общественной жизни. Даже сестры-хозяйки и охранницы, поначалу скептически относившиеся к присутствию девочки среди такого количества безумных женщин, привыкли к ней и наконец стали благосклонно относиться к ее визитам. Она умела успокоить некоторых пациентов, когда персоналу это не удавалось. Медсестры звали ее «самородком».

Постепенно в ее голове начала формироваться идея, что, может быть, однажды ей удастся помочь многим людям вроде ее матери. Теперь она думала, что могла бы стать психиатром.

Однажды вечером, возвращаясь из Йонкерса, Пит завернула за угол Сорок пятой улицы и увидела обычную толпу перед Гэнгемми, бакалейной лавкой на углу — юнцы перекидывались ворованными яблоками, бабушки сплетничали и смеялись, девочки-подростки прогуливали своих младенцев, у которых не было отцов, и флиртовали с крутыми парнями в теннисках и черных джинсах с отрезанными петлями для ремней.

Мальчишки ее больше не дразнили — она в последнее время выучила достаточно уличных выражений и умела воспользоваться ими, но они по-прежнему заглядывались на нее. Даже больше, чем раньше, потому что, бесспорно, в шестнадцать лет Пит Д’Анджели была одной из самых красивых девушек, которых им приходилось видеть. Черты ее лица заострились. Волосы, такие прежде непослушные, теперь красиво обрамляли ее очаровательное лицо. Брови изгибались дугой над огромными глазами цвета бирманских сапфиров.

Когда Пит подошла к бакалейной лавке, к тротуару подъехала большая машина. Это был винно-красный лимузин с дымчатыми стеклами, скрывающими внутренность, по крайней мере, с пятнадцати футов. Одна из задних шин была спущена.

Пит видела, как шофер в униформе вылез из автомобиля, оглядел шину, с отвращением пнул ее ногой и направился по Восьмой авеню к телефонной будке, которая была в квартале отсюда.

Почти мгновенно машину обступила толпа. Не часто встретишь лимузин на Западной Сорок пятой улице. Пока один или двое парней проверяли колпаки колес, другие гладили руками сверкающую поверхность, размышляя, сколько потребовалось слоев краски, чтобы добиться такого глубокого сияния, и сколько лошадиных сил скрывалось под этим длинным, лоснящимся капотом. Девицы уселись на капот, принимая нарочито изысканные позы, или складывали руки пригоршней у глаз, пытаясь заглянуть внутрь через темное стекло на запретную роскошь.

Пит как раз проходила мимо автомобиля, когда задняя дверь распахнулась, и показалась девушка. Пит определила, что ей столько же лет, что и ей, может, немного помоложе. Она была очень маленькая и не особенно красивая, но Пит сразу же заметила на ней дорогую одежду — полотняная юбка из клиньев бледноперсикового оттенка, шелковая гофрированная блузка цвета ржавчины, золотые серьги и ожерелья в виде цепочек, бежевые туфельки и большая сумка через плечо. Каштановые волосы, собранные сзади, были перевязаны шелковым шарфом персикового цвета. Несмотря на качество, туалет годился разве что для взрослой женщины. Пит подумала, что она выглядела как кукла, одетая чрезмерно усердной маленькой девочкой, которая изучила журналы мод.

Молниеносно по достоинству оценив девочку, толпа пришла в себя. Младшие девочки ручками трогали ее одежду, старшие стояли в сторонке, словно прикоснувшись к ней, они бы заразились. Парни свистели либо издавали громкие причмокивающие звуки, когда она пыталась пройти сквозь толпу в ближайшую лавку.

— Простите, — сказала она слабым голосом. Она была очень бледна.

— Богатая сучка, — пробормотала одна девица с усмешкой.

Лиам бросил на девочку такой взгляд, который точно характеризуется словом «вожделение».

• Предыдущая
• 46/140
• Следующая