Сокровища - Кингсли (Кингслей) Джоанна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/140
• Следующая

Витторио с трудом выдохнул:

— Шедевр. Никогда не видел ничего подобного. Челлини? — спросил он, приписывая работу величайшему ювелиру эпохи Возрождения.

— У тебя хороший глаз, — заметила она. — Это в его стиле. Но это не Челлини. Фигурка сделана несколько лет назад в Амстердаме. Моя копия. Когда-то мои глаза были такими же синими, как эти сапфиры, — почти шепотом произнесла она, поглаживая пальцем с длинным ногтем темно-синие камни. — Мы очень сильно любили друг друга.

«Человек, сделавший для нее эту фигурку, мог быть моим отцом», — подумал Стефано.

Он, вероятно, спросил бы, но она его остановила. Повернув фигурку, она разделила ее на две части и протянула их сыновьям, в каждой руке по фрагменту. Верхнюю часть она дала Стефано, нижнюю — Витторио.

— Это те опознавательные предметы, которые надо предъявить, чтобы забрать драгоценности из банка. Без них обоих коллекцию получить нельзя. Когда вы отправитесь за ней, вы должны ехать вместе.

Витторио повертел свою часть в руке.

— Зачем рисковать, вывозя их из страны? Почему просто не спрятать?

— Приближается война, кто не видит этого — слепец. Когда она придет, Италия будет разрушена.

Витторио вновь ощетинился.

— Италия победит!

Она пожала плечами.

— Верь в то, во что ты должен верить. В любом случае Европа вскоре погрузится в хаос. Однако я верю, что в Швейцарии драгоценности будут в безопасности.

— Если они благополучно будут доставлены туда, — заметил Витторио с вызовом.

Стефано взвился.

— Если ты сомневаешься, что можешь переправить их, тогда это сделаю я.

— Не надо беспокоиться, — уверенным тоном сказала Коломба. — Ты можешь быть фашистом, Витторио, но при этом ты еще практичный человек. Мы оба знаем, что не в твоих интересах, если дружки прознают о твоем происхождении или твоем богатстве. Уверена, что ты выполнишь мои указания до мельчайших подробностей.

— Какие указания?

— Драгоценности должны быть доставлены господину Линднеру в Гельветия Кредитансталт в Женеве. Как только он получит коллекцию и убедится, что она вся целиком, мне немедленно сообщат. Если я не получу от него известий в течение трех дней, я вынуждена буду заявить о краже некоторым членам правительства. И я, не колеблясь, сообщу им, что доверила драгоценности тебе. Моему сыну.

— Три дня мало, — запротестовал Витторио.

— На дорогу уйдет меньше одного дня. Два дня останется, чтобы получить необходимые разрешения. У тебя, с твоими связями, не будет проблем пройти сквозь столько бюрократических препон, которые как раз фашисты и смогли создать.

Витторио не смог сдержать улыбки.

— Вы поистине хитрая женщина.

— Когда вынуждают обстоятельства, — согласилась она. — Никогда мне не была нужна хитрость так, как сейчас. — Она посмотрела на них. — Я надеюсь обеспечить сохранность не только драгоценностей, но и вашу.

— Нашу? — переспросил Стефано. — Как можете вы защитить нас?

— Вы ничего не знаете о войне, ни один из вас. Я знаю больше, чем бы мне хотелось. Война не только поднимает одну нацию против другой. Она может повернуть брата против брата. И вот сейчас я стараюсь не допустить этого. Когда кончится война и настанет время заявить права на драгоценности, вам придется объединиться. Я гарантирую, что вы будете делать все возможное, чтобы защитить друг друга и выжить. И у вас будет состояние, чтобы начать новую жизнь, когда окончится хаос. Но друг без друга ни у одного из вас ничего не будет.

Она поднялась, лицо было опустошенное и уставшее.

— А теперь, думаю, нам пора спать. Буря за ночь утихнет. Утром вы сможете пуститься в обратный путь. Я уложу драгоценности в твою машину, Витторио. — Она взяла Стефано под руку и сделала жест другому сыну. — Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты.

К утру ливень стих. К тому времени, когда Стефано распахнул ставни своей роскошной спальни, солнце уже осветило вершины холмов и как растопленное масло полилось на рыжевато-коричневые поля и серебристо-зеленые оливковые рощи. Мир выглядел обновленным. Дальние холмы окутывала голубоватая дымка. Воздух был свеж и нежен, как молодое белое вино.

Началась осенняя пахота, и Стефано наблюдал, как неподалеку по охровому полю брела пара быков. Песня жаворонка взметнулась ввысь, приветствуя его. Никогда прежде ему не было так спокойно, и никогда прежде он не ощущал такой полноты жизни. Сознание, что у него есть мать — женщина такой красоты и глубины, — усилило его понимание своей участи, участи тонко чувствующего человека. Поэта.

Снизу доносились голоса. Он посмотрел вниз, как раз в тот момент, когда Коломба появилась из-за угла дома. Он удивился, что она так рано проснулась. Из того, что он знал о своей матери, казалось, она ведет ночную жизнь. Ее утренний вид был отступлением от того образа великолепия, в котором она предстала прошлой ночью, — летящая юбка и блузка под шерстяной, плотно облегающей шалью, защищающей от утреннего ветра. Волосы небрежно заколоты назад.

Она оживленно разговаривала с человеком в рабочей одежде.

— Я поговорю об этом с плотником, — услышал Стефано ее слова. Все, что ему удалось разобрать из слов крестьянина, было почтительное «Донна Пьетра», прежде чем он удалился.

Когда крестьянин ушел, она посмотрела вверх, словно чувствуя присутствие сына у окна.

— Доброе утро, — окликнула она его с радостной улыбкой. — Надеюсь, тебе хорошо спалось.

— Очень хорошо, — отозвался он.

— Спускайся ко мне завтракать. Внизу лестницы поверни направо.

Через пять минут он вошел в солнечную комнату с французскими дверями, открывавшимися в сад за домом. На длинном столике стоял кофейник, тарелки с сырами и мясом, которые по виду были домашнего приготовления, корзинка со свежеиспеченными булочками, горшочки с джемом и маслом. Утренний воздух наполнял комнату через широко распахнутые двери.

Прямо за дверями за столиком сидела Коломба, глядя на сад, его клумбы и фонтан, журчащий в центре. Стефано положил себе в тарелку еду, налил кофе и присоединился к ней.

— Ты знаешь, — сказала она, не отводя взгляда от кипарисов на вершине холма, похожих на мечи, вонзенные в землю, — мне, кажется, была уготована участь сельской девочки.

— Вам? — Он не смог сдержать смешок, вырвавшийся из горла. Женщина, которую весь мир знал как Коломбу, самая известная куртизанка в Европе, женщина, всего несколько часов назад сверкавшая драгоценностями, которая свободно чувствовала себя в обществе принцев и великих князей, сельская девочка?

— Не смейся, — сказала она, тоже усмехнувшись. — Это правда. Да, мне нравятся Париж и Рим, дворцы и шампанское. Однажды я даже дала совет махарадже. Но нигде я не чувствую себя так легко, как в Ла Тане, — трудясь в саду, наблюдая, как оливки загружают в пресс, обсуждая урожай. Это так… так успокаивает.

Он потягивал кофе и изучал ее профиль, изящный и чистый и, несмотря на годы, все еще молодой. Его взгляд привлекли ее руки. Длинные пальцы обхватывали чашку, и до него внезапно дошло, что на ней не было ни единого украшения. Но руки от этого не стали менее прекрасны.

— Вы необыкновенная женщина. Мне бы хотелось лучше узнать вас.

Она поставила чашку и нахмурилась.

— У нас, возможно, не будет на это времени.

Порыв гнева охватил его, застилая солнечный свет и гася радость, с которой он проснулся.

— У нас могло быть время! Целых двадцать четыре года!

Она отпрянула назад, словно от пощечины.

— Ты считаешь, я обманула тебя?

— Разве не так? Вы лишили меня матери. Все эти годы я думал, что вы умерли. В то время, когда я гадал, какая вы были, чем интересовались, мы могли бы быть вместе, знать друг друга. Разве вам не хотелось узнать меня? Неужели вам было безразлично?

— Ах, Стефано, — со вздохом сказала она, и он едва не потерял самообладание, услышав, с какой любовью она произнесла его имя. — Мне хотелось, так сильно хотелось, что временами, казалось, я умру от этого. Разве ты не понимаешь? Я удалила тебя, беспокоясь о твоей судьбе. Но ты всегда был в моем сердце и часто в поле зрения.

• Предыдущая
• 9/140
• Следующая